Есть люди...
Есть люди, которые взглядами лечат,
Слова у которых - святая вода.
Есть люди, с сердцами, как яркие свечи:
Теплом согревают других в холода.
Есть люди, чья жизнь - календарные числа:
Всё тянут по жизни заботы мешки.
Есть те, чья душа - это кладези смысла,
А есть и другие - ночные горшки.
Мне часто встречаются люди, как спицы:
Стальные и острые, резкие зря.
Всё реже я вижу похожих на птицу,
И вовсе уж мало таких, как моря.
На лавках - сопящие люди-бутылки,
Согретые спиртом в осенней тиши.
А мимо - идущие люди-опилки,
И люди-ухмылки, и люди-гроши...
Не часто мне верится в чистую святость,
В людей, как икона: возьми да молись.
За святостью часто скрывается пакость,
А, может, и хуже - коварная слизь.
Растёт безразличья холодная глыба.
Сидят взаперти под замком мудрецы.
А в мире господствуют люди, как рыбы,
И люди, как звери, и люди-слепцы.
А в городе этом огромном и людном,
Которую зиму меняется век.
В толпе миллионной бывает так трудно,
Найти человека, в ком есть Человек...
Слова у которых - святая вода.
Есть люди, с сердцами, как яркие свечи:
Теплом согревают других в холода.
Есть люди, чья жизнь - календарные числа:
Всё тянут по жизни заботы мешки.
Есть те, чья душа - это кладези смысла,
А есть и другие - ночные горшки.
Мне часто встречаются люди, как спицы:
Стальные и острые, резкие зря.
Всё реже я вижу похожих на птицу,
И вовсе уж мало таких, как моря.
На лавках - сопящие люди-бутылки,
Согретые спиртом в осенней тиши.
А мимо - идущие люди-опилки,
И люди-ухмылки, и люди-гроши...
Не часто мне верится в чистую святость,
В людей, как икона: возьми да молись.
За святостью часто скрывается пакость,
А, может, и хуже - коварная слизь.
Растёт безразличья холодная глыба.
Сидят взаперти под замком мудрецы.
А в мире господствуют люди, как рыбы,
И люди, как звери, и люди-слепцы.
А в городе этом огромном и людном,
Которую зиму меняется век.
В толпе миллионной бывает так трудно,
Найти человека, в ком есть Человек...