Из моих сказок (для себя самого)
фото И.М. Маровой (с)
* * *
Приморский край… Под сумраком твоих
Лесов, насквозь пропитанных туманом,
Не смолкнут звуки птичьих голосов…
1994
необходимое преведомление
Волею судеб в августе этого года я оказался на Кольском
полуострове, к северу от пос. Лувеньга. Я ехал на
встречу с группой своих знакомых, и был немало удивлён,
когда в условленном месте никого не обнаружил. Сутки я
посвятил поискам, пытаясь найти хоть что-то, хоть
какие-нибудь улики, которые могли бы направить меня по
следу моих друзей. Во время поисков, на берегу озера
Белое, в том месте, где берёт начало река Тикша, я
наткнулся на пачку измятых листов - то ли потерянных, то
ли брошенных. Представленные ниже записки - то, что мне
удалось разобрать на этих листках. Целостного
повествования там не было, и я разместил обрывки текста
по своему усмотрению - в общем, без всякого порядка. Кто
написал записки, и к кому они обращены - я не знаю.
Попытки разузнать что-нибудь об авторе у сотрудника
Московского университета Вадима Вадимовича Корбута, с
которым я говорил в Лувеньге, не увенчались успехом.
Посчитав, что и без имени автора найденные заметки могут
быть интересны, я и предлагаю их вашему вниманию, допустив
лишь некоторые сокращения. Так, много записей сделано
по поводу вреда бурундуков, доставляемого ими птичьим
гнёздам. Эти моменты я выкинул - чтобы не создавать у
вас предубеждения по отношению ко вполне милым и
симпатичным тварям.
Павел Квартальнов
сентябрь 2004
--------------------------
...очень приятно было обнаружить себя живым. честное
слово. это обстоятельство затмило всю экзотику того
края, где я очутился. затмило и картины пути - более чем
недельного - того пути, который на всех виденных мною
картах выглядит впечатляюще. и начать
нужно с описания моста - моста через речку с
сохранившимся старым названием её - Суна. потому что
именно с этого моста можно было тебе звонить -
предварительно преодолев два брода и 12 км пути. в
разговоре было не то необыкновенным, что на моём конце
провода (что я говорю - не было никакого провода,
конечно, но выражение это надо оставить за его
красивость) были сопки, населённые тиграми, ивняки,
населённые голубыми сороками, и поля, по которым убегали
маньчжурские фазаны, а на твоём - сама знаешь что -
по-твоему, вполне обыденное, но мной чуть было не
потерянное, и потому, для меня, более чудесное, чем всё
меня в тот момент окружающее. просто, я был слишком
буквально перенесён в другую реальность, и вот то, что я
реальность прежнюю чувствовал не только внутри себя, но
и ещё - барабанной перепонкой - вне себя, в колебаниях
потустороннего воздуха, которым ты была причиной - это и
было самое необыкновенное. каюсь - так я и не дошёл
позвонить на вершину сопки - говорить с тобой оттуда
было бы куда экзотичнее, и контраст был бы ещё резче.
мне нравился путь до моста - хоть и чуть более долгий,
но связанный с меньшими физическими затратами, когда
можно было все мысли посвятить разговору с тобой.
город Владивосток, по контрасту с городом Хабаровском,
оказался совсем не похожим на Москву. Владивосток -
город гриновский, ниспадающий к морю, куда с центральной
набережной вытарчивает мол, облепленный рыбаками. в море
- на рейде - белеет фрегат, только что окончивший
очередную кругосветку. моросит дождь (как и положено,
ибо начало лета - время муссонов). в полдень стреляет
пушка - и стаи чаек и голубей, смешавшись, взметаются в
небо с городского пляжа.
Владивосток родственен Хабаровску тем, что его также
населяют сороки. сороки особого подвида, созданного
Всевышним специально для жизни в городах. эти сороки
строят открытые гнёзда на деревьях и даже могут
гнездиться колониями на опорах ЛЭП. сороки эти
принадлежат форме Pica pica jankowskii. хабаровских
сорок Борис Карлович Штегман относил к другому подвиду,
но Лео Суренович Степанян, должно быть, прав, посчитав,
что выделение второй формы сорок в Приморье не
оправдано. в Забайкалье я видел гнёзда сорок,
принадлежавших, вероятно, подвиду Pica pica leucoptera -
те строили гнёзда также на деревьях, причём в нижней
части кроны пирамидальных тополей, немало меня,
проезжающего мимо на поезде, этим поразив; но их гнёзда,
в отличие от построек приморских сорок, были очень
массивными - с массивными же крышами, как и полагается
нормальным сорочьим гнёздам.
знаешь, оказывается, вся Сибирь весной синяя: там везде
- и в тайге, и в степях, и по лугам - цветёт сон-трава -
большие цветы, в распахнутых венчиках которых горят
жёлтые тычинки. а по гарям в тайге цветёт какой-то
рододендрон - высокие разлапистые кусты, ещё голые,
утыканные розовыми цветочками. в конце мая вся
прижелезнодорожная тайга - в розовой дымке.
в Приморье лес странен тем, что всё, что растёт в нём,
взято из наших парков. просто понасажали липы, жасмин,
сирень, лилии там, пионы, астильбу, лихнис и другие
деревья, кусты и травы. основу леса, правда, составляет
монгольский дуб - тощее деревцо с огромными как бы
капустными листьями. а поскольку через этот лес время от
времени проходит пожар (я так думаю, что поэтому, хотя,
может, и не так) - подлесок состоит преимущественно из
папоротника, во многих местах достигающего роста
человека, а иногда и скрывающего человека целиком. не
удивительно, что большой успех имело в Приморье
партизанское движение - в этих папоротниках можно кого
угодно не найти. о партизанах в таком лесу думаешь,
однако, в последнюю очередь: так похоже всё на
"сумрачный лес" Данта. когда я прежде пытался
представить потусторонний мир - именно картина этого
леса вставала у меня перед глазами. есть места, где в
лесу совсем нет летающих насекомых, и очень мало птиц,
так что стоит полная тишина - и вечером в таких местах я
совсем не был уверен, в каком мире я нахожусь - не
перешёл ли незаметно сквозь грань, за которой уже всё
пребудет неизменным. то, что никого, кроме себя, я в
этом лесу не находил, придавало ему ещё большее сходство
с местностью залетейской. и то, что вся тоска оставалась
при мне - тоже.
и вот, когда я очередной раз возвращался в лагерь на
велосипеде, дозвонившись таки тебе, я обнаружил в лагере
всех своих сотрудников в полном унынии. представляешь -
возвращение начальника экспедиции после недолгого
отсутствия. на мой недоумённый взгляд Ирина Михайловна,
осторожно подбирая слова, ответила, что произошло
большое несчастье. ... оказывается - они случайно
потеряли одолженный у меня маркер. ч-чёрт...
мне всё-таки в значительной степени приходилось заново
выстраивать свой мир, и, как элементы мозаики этого
мира, ложились - миноги, идущие по нашей реке на нерест,
квакши, толпами собирающиеся в лужи по ночам и там
орущие, светляки, живыми гирляндами мигающие над поляной
в ночном тумане, огромные хвостатые бабочки-артемиды,
бьющиеся у лампочки над нашим столом...
надо было держать оставленный нам стационар в порядке. я
решил расчистить клумбу, устроенную детьми под кустом
жасмина - у двери нашего вагончика. самое сложное было -
отличить те растения, которые были специально посажены,
от явно сорных. один куст то ли астр, то ли хризантем я
всё-таки выдрал, приняв его за полынь. но многое
осталось - проявившись совершенно неожиданно. так, на
расчищенной мной клумбе оказались садовые ромашки -
единственные ромашки на десятки ли вокруг. заместо
уничтоженных случайно хризантем я посадил куст астильбы,
выкопав его со склона сопки - на противоположном от
лагеря берегу реки. посадил ещё красные лилии,
папоротник адиантум стоповидный, марену, ещё что-то...
Владимир Викторович заметил, что мне следовало бы за
клумбу объявить благодарность по экспедиции, только вот
он не располагает достаточными полномочиями.
миноги по реке поднимались в одиночку. боролись с
течением они довольно медленно, и казалось, что поймать
миногу особого труда не составляет. тем не менее,
получилось у меня это всего один раз - когда я наткнулся
на миногу, присосавшуюся к камню. я опасался, что минога
может легко присосаться и ко мне, и пытался сжимать её
как можно крепче, пока нёс до лагеря. к сожалению, никто
не поддержал идеи попробовать, какова минога на вкус. я
заспиртовал её в банке, чтобы привезти в Москву и там
вскрыть - со школьниками. уже во Владивостоке
обнаружилось, что миногу я при сборах забыл на
стационаре.
я шёл по дороге с чернобровой камышовкой, чтобы
выпустить её на контрольной площадке - уже под вечер
попалась самка с наседным пятном. по краям дороги росли
японские ивы, и в кроны их собрался весь выводок
длиннохвостой неясыти. огромные совы перелетали передо
мной и над головой у меня, взирали на меня с веток,
кричали в сгущающихся сумерках. обратно я возвращался
уже в полной темноте - были слышны лишь совиные крики.
над поляной у лагеря я заметил мерцающий огонёк.
разумеется, первой мыслью было - что Лёша идёт в сортир.
но потом рядом появился второй огонёк, к ним
присоединился третий. огоньки начали перемещаться в
разные стороны, одни - в лес, другие - к реке. я так и
пошёл с дороги через бурьян, влекомый таинственными
огоньками. это оказались летающие светляки - маленькие
жуки, похожие на жуков-пожарников. потом уже каждый
вечер, засыпая, можно было через окно вагончика
любоваться на скопления светляков - как они удивительно
синхронно загорались и гасли, и снова загорались. от
света луны светляки хоронились в лес, уступая ей всю
поляну. если же кто-то проходил с фонариком, светляки
испуганно гасли, и потом робко начинали вновь вылетать -
только спустя некоторое время.
я изначально, когда только ещё услышал о возможности
поехать в Приморье, не рассчитывал на сколько-нибудь
существенные научные результаты, вполне справедливо
полагая, что в первый год в совершенно незнакомом месте
понадобится слишком много времени, чтобы освоиться.
однако же, местные камышовки меня очень порадовали.
особенно - чернобровые камышовки. они очень похожи на
барсучков как по внешнему виду и пению, так и по общей
неистощимой жизнерадостности. чернобровые камышовки
оказались строго территориальными птицами - в отличие от
прочих камышовок, которых мне приходилось видеть ранее.
и понятно, почему - у них фантастическая ситуация
творится со внебрачными копуляциями. каждый самец
считает своим долгом летать "на сторону", даже если его
самка ещё готова к спариванию. некоторые самцы даже
вовсе отказываются от попыток образовать пару, участвуя
в спаривании с самками других самцов того же поселения.
как и барсучок, чернобровая камышовка оказалась
полигамным видом. однако, в отличие от барсучка,
чернобровые камышовки не гнездятся второй раз за сезон.
вернее, гнездятся, но вторая кладка бывает в виде
исключения - механизма поддержания пар после вылета
слётков из первого гнезда у этого вида не существует.
напротив того, у короткохвостки - миниатюрной птички,
напоминающей крапивника, связь между самцом и самкой в
период после вылета птенцов из первого гнезда очень
трогательна. самец к этому времени начинает кормить
слётков (птенцов он хотя и кормит, но не очень охотно).
обычно у слётков находятся либо самец, либо самка, но,
если выводок нужно отвести в более безопасное место,
самка пением (таким же, какое издаёт и самец) подзывает
супруга - и они уже вместе уводят отпрысков. в это же
время (в первые дни после вылета птенцов из гнезда)
самка начинает строить второе гнездо, но короткохвостки
настолько скрытны, что я так и не увидел, как это
происходит. слётков второго выводка самец и самка кормят
уже по отдельности друг от друга.
наконец, мне удалось обнаружить (кажется, факт этот
никем ещё описан не был, по крайней мере, в доступной
мне литературе), что у толстоклювой камышовки существует
половой диморфизм в окраске. у самца в период
гнездования щёчки тёмные, а у самки - светлые.
толстоклювые камышовки очень напоминают славок и, может
быть, ещё каких-то тимелий. яйца у них белые с розовыми
мраморными разводами. сомневаюсь, что их вообще можно
причислять к роду Acrocephalus, как это все делают
последнее время.
мы с Лёшей пробирались с велосипедами по берегу Литовки
к морю - а Бим бежал впереди и, конечно же, спугнул
селезней мандаринки - прежде, чем я успел понять, что
это за странные птицы в количестве пяти штук сидят на
ветке сухого дерева - высоко над водой. мимо же нашего
лагеря пару раз вверх по реке поднимались выводки
мандаринки. один раз - я заслышал странный шум на том
берегу. оказалось, что это уже подросшие утята
поднимаются по реке - но не по воде, а по суше, гуськом
пробираясь по самому бурелому. только в совсем уж
непролазном месте им пришлось спуститься на воду. это
место они быстро преодолели и опять скрылись из виду в
прибрежных кустах.
как же здорово, что в Приморье, если становится немного
грустно, или несколько тоскливо, можно куда-нибудь
пойти. можно, например - по дороге к горе Чандалаз, где,
согласно легендам, ещё таятся бесчисленные сокровища
сгинувших цивилизаций. можно представить себя китайским
паломником, восходящим к хижине усопшего десять столетий
назад поэта, по пути разговаривая с птицами небесными и
зверями лесными. и позволяя бабочкам садиться на плечи.
можно взойти на высокую сопку. поднимаясь, преодолеваешь
несколько меньших вершинок. на каждой такой вершинке
растёт дуб. на каждом самом высоком дубу, растущем прямо
на вершинке - на каждой вершинке - поёт самец
корольковой пеночки. и ни один самец не поёт ниже по
склону. на этих вершинках дивный хвойный запах - но не
от сосны, а от кустов рододендрона. корейских кедров по
ближайшим сопкам осталось всего несколько. до самих
кедров я долез, но вот до их шишек мне так и не удалось
добраться.
в том письме, которое до тебя не дошло, я нарисовал
сутору. я постарался изобразить её как можно более злой,
так как был ещё под впечатлением близкого знакомства с
этой птицей. просто мне в сетку зараз попались две бурые
суторы. пока я их выпутывал, они обе жутко щипались.
было довольно больно, но никак зафиксировать птицу я не
мог - суторы казались настолько тщедушными, что я не
смел себя заставить схватить их покрепче. проще уж иметь
дело с сибирским жуланом - он хоть и разрезает острыми
краями клюва палец до крови, но с ним можно побороться,
хотя бы попробовать платок в рот ему запихать (помогает,
честно говоря, слабо). очередной сибирский жулан мне
попался в тот же обход сеток, что и бурые суторы.
в завершение необыкновенно удачного нашего путешествия к
Японскому морю мы встретили синего каменного дрозда. он
и вправду был синим - с красным брюхом, как полагается
тамошнему подвиду. дрозд беспокоился поблизости от
неуклюжего дзота, сбитого каким-то мощным тайфуном с
отвесного склона прибрежной скалы. под дзотом шевелилось
море - обиталище разноцветных водорослей, пёстрых рыб и
разномастных моллюсков. собственно, подаренная тебе
ракушка - одна из лежавших на берегу рядом с тем дзотом.
тот ужин мы решили посвятить Людмиле Дмитриевне Азиевой
- инструктору по технике безопасности нашего факультета.
ужинать предстояло грибами бледно-жёлтого цвета. Антон
авторитетно сказал, что эти грибы есть можно. правда, по
его опыту, при долгой жарке грибы превращаются в сопли.
а варить их лучше и не пытаться. а называются грибы
ильмаками. хотя, кроме ильмаков, есть ещё и ивовики, и
дубовики..., так что, в том, что это именно ильмаки,
Антон уверен не был. был он уверен только, что грибы
съедобные. что ядовитых двойников у них нет, и что
ядовитые грибы, которые где-то растут в этих местах -
это не то, что мы набрали, а нечто совсем иное, про
которое никто не знает, как оно на самом деле выглядит.
может быть, ядовитые грибы и похожи на ильмаки, но
только не наоборот. мы предпочли поверить Антону и целое
ведро грибов с удовольствием съели.
когда по утрам кричат трёхпёрстки, кажется, что это
стонут окрестные холмы. именно так я себе Дальний Восток
и представлял - холмы с дубнячками и трёхпёрстки.
подманивать трёхпёрсток я не пробовал, так что удалось
увидеть только одну, случайно вышедшую на дорогу в поле.
странная птичка - действительно, что-то среднее между
перепелом и коростелем.
в первый же вечер над полем токовал японский бекас. он
летал кругами в совсем уже почти ночных сумерках и
размеренно повторял: чек... чек... чек... потом и полёт,
и голос его приобретали экспрессию:
чек...-чек...-чувиу!...-чувиу!... - с последними словами
бекас по небольшой пологой дуге поднимался выше - и
вдруг срывался как подбитый истребитель: бжжжжжжжжжжж...
из примет: если вечером над рекой и полем низко
проносятся иглохвостые стрижи, значит, утро будет
дождливым. нас так побаловала июньская погода - необычно
безоблачная и жаркая, что в конце июня-начале июля
хотелось ворчать, даже так и не дождавшись обещанных
затяжных дождей.
девушку, за которой теперь ухаживал Антон, звали Саша.
она была из еврейской семьи, очень маленькая -
выглядела как девочка, с очень тонкими пальцами. я в
Приморье взял читать Зингера, поэтому слова Ольги
Павловны показались мне почти дословной цитатой. но
Ольга Павловна Зингера не читала. впрочем, от Шоши
девушка Антона отличалась хотя бы тем, что собиралась
заниматься летучими мышами. Антону, при всём его
обаянии, очень не хватало внутреннего такта. было
совершенно очевидно, что и Саша разгадает его довольно
быстро. к сожалению, открытость Антона слишком очевидно
позволяла понять, что можно и чего не следует от него
ожидать.
я понял, что забрался в своих странствиях куда дальше,
чем Улисс с его веслом. представляешь - здесь живут
орнитологи, которые никогда в жизни не слышали пение
зяблика и с трудом представляют, как выглядит
мухоловка-пеструшка. вот так вот. это куда удивительнее,
чем всякие синие соловьи и широкороты.
...собственно, они всегда были в жизни - такие моменты,
особенно под вечер, когда всё кажется совершенно
безнадёжным и бессмысленным. и кажется, что делать уже в
этой жизни совершенно нечего. и когда с таким ощущением
подходишь по дороге к леску, и вдруг оказываешься в
самом центре громадной стаи голубых сорок, перелетающих
и перепрыгивающих везде вокруг тебя, становится
чрезвычайно забавно.
собачонки, как всегда, выбежали с громким лаем, едва мы
с велосипедом поравнялись с фермой. обнаружив, однако,
наше состояние, они сделали вид, что вовсе не мной
заинтересовались, и побежали по дороге в другую сторону.
я же потащил и велосипед, и продукты дальше. когда уже с
шоссейки нужно было сворачивать на дорогу к лагерю, путь
мне преградило стадо коров - выгнанные лихими мальчиками
на лошадях, они выстроились плотной колонной, так что
пришлось, вздыхая, стаскивать велосипед в кювет,
проклиная про себя ещё и эту напасть. один из пастухов,
проезжая мимо, недоумённо указал на мой велосипед. я
объяснил, что не могу справиться без инструмента -
отвалившееся заднее крыло намертво вклинилось двумя
концами в шину колеса. мальчик на секунду соскочил с
лошади, легко разогнул железяку, отломал какую-то её
часть и сказал, что теперь я могу ехать дальше без
особых проблем. я, действительно, поспешил - нужно было
привести в порядок лагерь к приезду Ольги Павловны. и
себя тоже. а то я всё думал, какие мысли у О.П. вызовет
встреча начальника экспедиции вдали от вверенного
стационара, в поздний час - со вторым уже испорченным за
сезон велосипедом.
понятно было, что все птицы в долине Литовки, где
расположен стационар, меченые. встретить немеченую
седоголовую овсянку было нонсенсом. увидишь, бывало,
кого-то, как ты думаешь, в этих местах совсем редкого,
присмотришься - и обязательно разглядишь на правой лапе
алюминиевое кольцо. но окончательно я понял, что на
Дальнем Востоке у орнитологов уже всё схвачено, когда на
пляже в Волчанце встретил первых в своей жизни
песочников-красношеек. один из песочников теребил на
правой лапке два синих пластиковых флажка. я думал, что
это привет от Павла Станиславовича с Чукотки, но, как
позже было выяснено, того песочника окольцевали на
острове Хоккайдо.
самое занятное, что Антону удалось обнаружить в своих
безнадёжных поисках птичьих гнёзд - мумия самца
седоголовой овсянки, надетого на соломину тростника
каким-то сорокопутом. разумеется, на правой лапке у него
висело алюминиевое колечко. соломину с мумией мы
поставили в банку, где уже было срезанное Лёшей гнездо
толстоклювой камышовки (разорённое хищником), ещё разные
веточки. фоном к получившейся икэбане мы поставили
половинку таблички. раньше табличка гласила: СУДЬБА ЛЕСА
- СУДЬБА ПТИЦ, но - одна половинка оторвалась, и на
оставшейся было лишь два слова: СУДЬБА СУДЬБА. икэбана
получилась вполне японская - в стиле конца Второй
Мировой. впечатление производила очень сильное.
не в последнюю очередь благодаря именно тем мышам,
которые жили у нас на кухне, прикормленные дошираком,
совершенно уже ручные, я смог опять всё восстановить по
своим местам. я окончательно понял, что перемена
реальности никакой катастрофической роли уже не играет,
и я - в себе - могу сохранить всё, без чего уже не
представляю своей жизни. вот. и с того момента в
Приморье стало совсем хорошо и уютно.
...и наконец: в один из светлых июльских вечеров я шёл
по краю поляны к сортиру - с томиком Ахматовой. когда я
подошёл к яме, из неё на меня выпрыгнула большеклювая
ворона - тварь размером с ворона, с ещё более здоровым
клювом. бросив Ахматову, я побежал за вороной. настигнув
птицу, я оценил, что хватать её надо так, чтобы она ни в
коем случае не коснулась меня клювом - ворона в сортире
кормилась жившими там жуками. ловким движением руки я
схватил её за шею и поднял над землёй. и тут же осознал,
что совершил непростительную ошибку. поднятая птица
оттолкнулась от меня обеими лапами. можешь представить,
в чём я весь оказался...
-------------------------------
< приложение >
* * *
Орде меня заполнивших мышей
Привольно, обустроено и сухо…
И.М.
Есть косматые мыши,
Есть мыши с куцым хвостом:
Газеты им крышей,
Опилками полон их дом.
Есть с иглами мыши,
Есть те, что, сбегая от пут,
Влезают повыше;
Есть мыши, что в нишах живут.
Есть мыши-лентяи:
Сидят и грызут сухари.
Есть мыши, что шарят
Снаружи, есть - шарят внутри
Жилищ и убежищ,
В которых воркуют и спят…
Я знаю: как прежде,
Деревья листвой шелестят,
И солнце играет росой на траве,
И вдаль уходит дорога…
Я знаю. Я знаю. -
Но мыши в моей голове - -
Их слишком много.
14-15 октября 2003, Москва
* * *
После полуночи сердце пирует,
Взяв на прикус серебристую мышь.
О.М.
Не бахвалься: ещё разбегутся,
И лови их потом по углам. -
Мыши любят таинственный хлам,
Спитый чай и разбитые блюдца.
Вот обжили любимые книги -
Как захочешь под вечер читать:
Вместо текста - трухи нищета,
Или склад из изюма и фиги.
Стены тоже вдруг стали не те:
Ночью так всё вокруг незнакомо,
Будто съедены прелести дома -
Только мыши снуют в темноте.
6 декабря 2003, Москва
* * *
Заяц бьёт по барабану,
Мыши пляшут впятером…
В.Х.
Так что ж привыкнуть не могу? -
Всю вечность бы глаза глядели
На лилии и асфодели
И танец духов на лугу.
Но - кòбальтовых птиц напев
Едва становится чуть тише,
Как слышно - в пышной мураве,
В жасминных дебрях - ходят мыши.
Они не видят гор окрест,
Не знают, сколь цветы прекрасны,
Но ищут лишь укромных мест,
Чтоб прятать сытные припасы.
А мне теперь бежать куда?
Где от мышей искать покоя? -
У них ни такта, ни стыда,
Они всё те же, как тогда,
За той неведомой рекою…
26-28 июня 2004, Приморье