Хумус каждый день: 6. Иерусалим
Мирра и фимиам Песни Песней, четырнадцатое число весеннего месяца нисана, дерзость и безрассудство крестовых походов и легендарный Салах ад-Дин, вечность, музыка. Как поверить, что этот город все-таки существует, как объять его величие, какими словами передать его облик?..
Мне неловко писать об Иерусалиме с привычным юмором всего лишь из опасения, что кто-то сочтет мои слова пафосными. Невозможно писать о нем и с пафосом, потому что любой пафос прозвучит нелепо и смешно. Боюсь выдать и что-нибудь в духе старого пледа в полосочку, потому что Иерусалим - не плед, хотя, разумеется, старый (да и полосочки - остатки стен, деливших израильскую и палестинскую территорию, - наличествуют). И я могла бы продолжить тем, что вообще недостойна писать об Иерусалиме, но здесь-то и обнаруживается его мудрость и величие: он не подавляет.
За неделю в Иерусалиме и еще две - в Израиле, я так и не смогла свыкнуться с мыслью, что там побывала. Иногда мне казалось, что я в самой обыкновенной столице, которую, конечно, нельзя познать за несколько дней, но о которой можно сложить некоторое мнение по их истечению. Этой уверенности во многом способствует современная ипостась города - с ее инфраструктурой, градостроительством и толпами организованных туристических групп.
Но оказалось, что это не так. В последний день меня охватила паника: я уезжаю, так и не приблизившись к разгадке.
Древний город, кажется, вовсе не расположен раскрывать свою суть первому встречному; и немые камни по обе стороны туристической тропинки угрюмо и насмешливо глядят на людей.
Спрятанные за растяжками, под навесами и респектабельностью ЮНЕСКО, они знают, сколько веков и тысячелетий здесь стояли и сколько еще простоят, вопреки чьему-либо желанию их уберечь или уничтожить. Я столько раз проходила мимо, и видела всего лишь камни. Но всего обиднее, что камни видели всего лишь меня.
Я бы покривила душой, сказав, что Иерусалим понравился мне больше других городов, украшенных сединами. Возможно, красота его так умеренна, чтобы не увлечься внешним обликом; а истинный дух неощутим из-за веков и километров паломников, чтобы не удариться в неистовство.
Что же касается святых мест, то мне так и не удалось понять, что это. Совокупность ли молитв, чаяний, надежд и грехов, принесенных паломниками со всего света, или присутствие чего-то святого, бдительного, бестелесного.
…Мне там было неуютно. Не так, как в твердом кресле или в большой пустой комнате; а так, как бывает неуютно в новом и совершенно особенном месте, в окружении толпы людей, которая, в отличие от тебя, знает, что здесь ищет. И, может быть, находит.
Храм сам по себе - миниатюра (а может, первоначало) иерусалимской жизни. Сколько религий, языков, культур умудряются сосуществовать, делить эти многострадальные стены.
...А может, все не так. Может, это падший город, питающийся славой Христа, как когда-то его страданиями; поруганный иудеями, мусульманами и христианами, униженный склоками евреев и арабов при посредничестве британцев; истощенный лицемерами, ищущими спасения от прикосновения к святому.
Может, Иерусалим - это не только имя собственное, но и нарицательное.