посторонний, охотник и жертва
Не могу пройти мимо двух случаев, один с велосипедистом, другой с фотографом. Общее в этих случаях то, что есть две яркие роли охотника и жертвы.
Только хорошее
Граждане отдают часть своих прав государству только для того, чтобы наше существование было более безопасным, предсказуемым, отдаём право решать многие важные для нас вопросы каждого дня и будущего. Этими правами сейчас злоупотребляют. Тоже люди, ни больше, ни меньше.
Мне ни на грамм не симпатично прозябание в кладбищенски-стабильном обществе, где у вас есть возможность, либо лежать как все, либо приходить и плакать, рыдать над теми, кого уже нет. Самое главное - ничего нельзя изменять, копать, строить. Друг кто-то там похоронен. Внизу. Вы вправе лишь вырвать травку, вынести ветошь, окрасить ограду, вспоминая только хорошее.
Ограда прогнила.
Попытки не пускать за неё мало к чему приводят. Люди выбирают забвение и неопределённость в чужих краях, чем роль жертвы ў себя на родине. Молодёжь улетает из этой страны. Мало кому симпатична роль жертвы.
Пример с мишками ироничный, такой яркий, колкий. И если это реальность (а выглядит сюрреально), то грош цена той армии, на которую граждане тратят свои деньги и желают, чтобы врага останавливали мужи, а не детей своих унижали печатью "невыездной".
Если же этого случая не было в реальности, политика-жизнь приобрела извращённую форму спектакля КГБ бегает за медвежатами, милиция за бабушками продающими "семачки" возле метро, ГАИ давит велосипедистов, только потому, что он не там едет, ставит под заслону живым щитом "посторонних" автолюбителей, только для того чтобы "остановить нарушителя". Цена не важна. Важно догнать жертву. Объяснение "задним числом".
Флешбэк
В детстве меня учили, что трусливо бить своего врага со спины. Это в двойне низко и подло, если этот "враг" слабее. А гражданин слабее государства. Ещё меня учили: "если ты видишь, что кто-то бьёт слабого" тот скорее всего он трус. Два примера в начале поста показывают мне именно случай "труса и слабого". Бьют более слабых. Это "понятия", по которым живут в мире - капитала.
Симптомы
Глобальный капитализм разрывает "традиционный местный" уклад капитализма государственного, как лёгкий туристический самолёт с парой шведов над защищённым воздушным пространством Беларуси разрывает на куски своими хрупкими лопастями миф о непобедимом гоббсовском Левиафане здесь.
Государство превратилось в узкую корпорацию, которая защищает свои интересы любыми способами. Оно само отделяет себя от граждан. Теперь это частное акционерное общество, забирающее более половины бюджета на обслуживание себя. Тяжёлого, неповоротливого. Законы пишет потому, что обладает институтами насилия. Всё менее и менее эффективными. Два примера выше для меня достаточны. Они симптоматичны для нашего государства. Нервные, истеричные судороги, цепляющиеся к любому слову, жесту, символу, реакции, запоздалые, не признающие реальность, постоянно пытаются затянуть в свой разрушающийся, исчезающий мир неокрепшие головы, наивных и доверчивых людей.
Уход и возврат
Хочется как-то уйти от этой резкой дихотомии, избежать, спрятаться. Роль охотника противоположна росту, развитию, глубине, она паразитична. Роль жертвы лишена будущего, потому, возможности роста для неё почти нет. Творческому началу здесь оставляют лишь наблюдать, выталкивая его на трибуны, с которых можно только кричать, злиться, возмущаться, но не решать. Нам всё время показывают, что альтернативы - нет.
Общественного договора тоже нет, есть только охотник и жертва.
Только хорошее
Граждане отдают часть своих прав государству только для того, чтобы наше существование было более безопасным, предсказуемым, отдаём право решать многие важные для нас вопросы каждого дня и будущего. Этими правами сейчас злоупотребляют. Тоже люди, ни больше, ни меньше.
Мне ни на грамм не симпатично прозябание в кладбищенски-стабильном обществе, где у вас есть возможность, либо лежать как все, либо приходить и плакать, рыдать над теми, кого уже нет. Самое главное - ничего нельзя изменять, копать, строить. Друг кто-то там похоронен. Внизу. Вы вправе лишь вырвать травку, вынести ветошь, окрасить ограду, вспоминая только хорошее.
Ограда прогнила.
Попытки не пускать за неё мало к чему приводят. Люди выбирают забвение и неопределённость в чужих краях, чем роль жертвы ў себя на родине. Молодёжь улетает из этой страны. Мало кому симпатична роль жертвы.
Пример с мишками ироничный, такой яркий, колкий. И если это реальность (а выглядит сюрреально), то грош цена той армии, на которую граждане тратят свои деньги и желают, чтобы врага останавливали мужи, а не детей своих унижали печатью "невыездной".
Если же этого случая не было в реальности, политика-жизнь приобрела извращённую форму спектакля КГБ бегает за медвежатами, милиция за бабушками продающими "семачки" возле метро, ГАИ давит велосипедистов, только потому, что он не там едет, ставит под заслону живым щитом "посторонних" автолюбителей, только для того чтобы "остановить нарушителя". Цена не важна. Важно догнать жертву. Объяснение "задним числом".
Флешбэк
В детстве меня учили, что трусливо бить своего врага со спины. Это в двойне низко и подло, если этот "враг" слабее. А гражданин слабее государства. Ещё меня учили: "если ты видишь, что кто-то бьёт слабого" тот скорее всего он трус. Два примера в начале поста показывают мне именно случай "труса и слабого". Бьют более слабых. Это "понятия", по которым живут в мире - капитала.
Симптомы
Глобальный капитализм разрывает "традиционный местный" уклад капитализма государственного, как лёгкий туристический самолёт с парой шведов над защищённым воздушным пространством Беларуси разрывает на куски своими хрупкими лопастями миф о непобедимом гоббсовском Левиафане здесь.
Государство превратилось в узкую корпорацию, которая защищает свои интересы любыми способами. Оно само отделяет себя от граждан. Теперь это частное акционерное общество, забирающее более половины бюджета на обслуживание себя. Тяжёлого, неповоротливого. Законы пишет потому, что обладает институтами насилия. Всё менее и менее эффективными. Два примера выше для меня достаточны. Они симптоматичны для нашего государства. Нервные, истеричные судороги, цепляющиеся к любому слову, жесту, символу, реакции, запоздалые, не признающие реальность, постоянно пытаются затянуть в свой разрушающийся, исчезающий мир неокрепшие головы, наивных и доверчивых людей.
Уход и возврат
Хочется как-то уйти от этой резкой дихотомии, избежать, спрятаться. Роль охотника противоположна росту, развитию, глубине, она паразитична. Роль жертвы лишена будущего, потому, возможности роста для неё почти нет. Творческому началу здесь оставляют лишь наблюдать, выталкивая его на трибуны, с которых можно только кричать, злиться, возмущаться, но не решать. Нам всё время показывают, что альтернативы - нет.
Общественного договора тоже нет, есть только охотник и жертва.