На разных языках
Аналогия между одеждой и языком лежит на поверхности. Точнее, можно говорить о семиотическом аспекте костюма. То есть, одеваясь определённым образом, человек вкладывает в свой наряд определённый смысл. А если не он сам, то окружающие не упустят этот смысл прочесть - сообразуясь со своими познаниями и взглядами на жизнь.
Вопрос заключается в границах социальной приемлемости тех или иных текстов, будь то обычный язык или невербальные знаковые системы, связанные с внешностью и поведением человека - одежда, аксессуары, косметика, причёска, речь, манеры и т.п. Одним из наиболее востребованных критериев приемлемости можно считать частоту использования. Если слово или речевой оборот широко употребляются, то, скорее всего, их можно отнести к нормативным. Аналогично этому, ни у кого не вызывает возражений обычная повседневная одежда, тиражируемая в миллионах экземпляров. Всем, однако, прекрасно известно, что существует ненормативная и, тем не менее, широко употребительная лексика, которая успешно проникает даже в средства массовой информации. В то же время нестандартная, бросающаяся в глаза одежда остаётся предметом осуждения и насмешек, особенно если она затрагивает гендерные нормы и особенно - в мужском костюме.
Очевидно, что частота использования не может быть достаточным условием нормативности. Это исключало бы саму возможность развития, когда прогрессивные инновации рано или поздно становятся нормой, а социально неприемлемые анахронизмы, наоборот, маргинализуются. Должны существовать какие-то источники нормирования практик и поведения людей, авторитетные центры, внеположенные по отношению к практикующему охлосу. Одним из таких очевидных авторитетных, а нередко и авторитарных центров является государство, которое до сравнительно недавнего времени активно использовало свои возможности для консервации сословных, гендерных и других различий в одежде, попутно преследуя людей, чьё поведение не укладывалось в рамки гетеронормативистской цисгендерной матрицы, а проще - квиров. Однако государственная власть могла выступать и как источник всевозможных нововведений, так или иначе затрагивающих костюм и в целом внешний облик и поведение граждан, достаточно вспомнить хотя бы реформы Петра I.
Другой, чисто консервативной опорой патриархальных ценностей в культуре и повседневной жизни была и остаётся церковь и формируемое ею религиозное сознание. В светском постиндустриальном государстве именно эссенциалистскому по своей природе религиозному сознанию принадлежит ведущая роль в поддержании стереотипного взгляда на гендерные роли, гендерные презентации и сексуальное поведение. Эти стереотипы базируются на интернализованных образах идеальных мужчины и женщины и их идеальных отношений, отражающих, в представлении верующих, изначальный замысел Творца и по этой причине стоящих вне критики - более того, требующих защиты от посягательств извне.
С другой стороны, например, публичное употребление ненормативной лексики, как и другие проявления моральной разнузданности и агрессии, если и встречают осуждение, то совсем не обязательно опосредованное религиозным сознанием. Люди, проявляющие нетерпимость к такой агрессии и дающие ей отпор, явно или неявно апеллируют не к религиозным, а к общечеловеческим духовным и культурным ценностям, которые созданы совокупным трудом лучших мыслителей, художников и общественных деятелей. (Религиозность большинства из них дела не меняет - это была естественная форма существования человеческой личности в клерикальном обществе и естественная канва для любого творчества в тех условиях.) К сожалению, приобщиться к этому наследию значительно труднее, чем усвоить религиозные догмы. Отвращение к насилию и всевозможной грязи, отравляющей нашу культурную среду обитания, сродни природной чистоплотности, которая есть не у всех. По всей видимости, такую чистоплотность можно и воспитать в ходе упорной работы социума над собой (нетривиальный аналог самосовершенствования личности), но дело это долгое и многотрудное.
Так что же считать общественно опасной "грязью" - повсеместное культивирование похабщины и насилия или попытки вывести из подполья сексуально и гендерно ненормативное поведение? Возможно, такое противопоставление несколько искусственно, и для многих неприемлемы оба круга явлений. Но факт остаётся фактом - в целом общество намного терпимее к густому мату и мордобою на улицах, чем к одинокому мужчине в платье. А хотя бы даже и со спутницей. Мужчина с автоматом ему, по всей видимости, намного милее. И те, кто считает иначе, просто говорят с этим большинством на разных языках.
Вопрос заключается в границах социальной приемлемости тех или иных текстов, будь то обычный язык или невербальные знаковые системы, связанные с внешностью и поведением человека - одежда, аксессуары, косметика, причёска, речь, манеры и т.п. Одним из наиболее востребованных критериев приемлемости можно считать частоту использования. Если слово или речевой оборот широко употребляются, то, скорее всего, их можно отнести к нормативным. Аналогично этому, ни у кого не вызывает возражений обычная повседневная одежда, тиражируемая в миллионах экземпляров. Всем, однако, прекрасно известно, что существует ненормативная и, тем не менее, широко употребительная лексика, которая успешно проникает даже в средства массовой информации. В то же время нестандартная, бросающаяся в глаза одежда остаётся предметом осуждения и насмешек, особенно если она затрагивает гендерные нормы и особенно - в мужском костюме.
Очевидно, что частота использования не может быть достаточным условием нормативности. Это исключало бы саму возможность развития, когда прогрессивные инновации рано или поздно становятся нормой, а социально неприемлемые анахронизмы, наоборот, маргинализуются. Должны существовать какие-то источники нормирования практик и поведения людей, авторитетные центры, внеположенные по отношению к практикующему охлосу. Одним из таких очевидных авторитетных, а нередко и авторитарных центров является государство, которое до сравнительно недавнего времени активно использовало свои возможности для консервации сословных, гендерных и других различий в одежде, попутно преследуя людей, чьё поведение не укладывалось в рамки гетеронормативистской цисгендерной матрицы, а проще - квиров. Однако государственная власть могла выступать и как источник всевозможных нововведений, так или иначе затрагивающих костюм и в целом внешний облик и поведение граждан, достаточно вспомнить хотя бы реформы Петра I.
Другой, чисто консервативной опорой патриархальных ценностей в культуре и повседневной жизни была и остаётся церковь и формируемое ею религиозное сознание. В светском постиндустриальном государстве именно эссенциалистскому по своей природе религиозному сознанию принадлежит ведущая роль в поддержании стереотипного взгляда на гендерные роли, гендерные презентации и сексуальное поведение. Эти стереотипы базируются на интернализованных образах идеальных мужчины и женщины и их идеальных отношений, отражающих, в представлении верующих, изначальный замысел Творца и по этой причине стоящих вне критики - более того, требующих защиты от посягательств извне.
С другой стороны, например, публичное употребление ненормативной лексики, как и другие проявления моральной разнузданности и агрессии, если и встречают осуждение, то совсем не обязательно опосредованное религиозным сознанием. Люди, проявляющие нетерпимость к такой агрессии и дающие ей отпор, явно или неявно апеллируют не к религиозным, а к общечеловеческим духовным и культурным ценностям, которые созданы совокупным трудом лучших мыслителей, художников и общественных деятелей. (Религиозность большинства из них дела не меняет - это была естественная форма существования человеческой личности в клерикальном обществе и естественная канва для любого творчества в тех условиях.) К сожалению, приобщиться к этому наследию значительно труднее, чем усвоить религиозные догмы. Отвращение к насилию и всевозможной грязи, отравляющей нашу культурную среду обитания, сродни природной чистоплотности, которая есть не у всех. По всей видимости, такую чистоплотность можно и воспитать в ходе упорной работы социума над собой (нетривиальный аналог самосовершенствования личности), но дело это долгое и многотрудное.
Так что же считать общественно опасной "грязью" - повсеместное культивирование похабщины и насилия или попытки вывести из подполья сексуально и гендерно ненормативное поведение? Возможно, такое противопоставление несколько искусственно, и для многих неприемлемы оба круга явлений. Но факт остаётся фактом - в целом общество намного терпимее к густому мату и мордобою на улицах, чем к одинокому мужчине в платье. А хотя бы даже и со спутницей. Мужчина с автоматом ему, по всей видимости, намного милее. И те, кто считает иначе, просто говорят с этим большинством на разных языках.