ЧАЭ 2011, 20 июля. Чегитун, Сутпен
Дневник Шокарева:
20 июля. Чегитун-Сутпен-Чегитун
Всю первую половину дня шёл дождь, что не позволило нам выйти на работу. Мы с Сашей сходили за глиной для бани. В 17.00 мы с Шурой и Ирой выдвинулись в поход на Сутпен. Быстро дойдя до «первой речки», мы поднялись в гору к домику пограничников, откуда двинулись через сопки на Сутпен, причём, попутно я вспоминал дорогу, так как был на Сутпене только один раз. Но я был уверен, что Сутпен не пропущу, так как, подобно другим древним поселениям он должен располагаться на берегу реки. Так оно впоследствии и оказалось. Обойдя сопки, мы спустились по ручью с водопадом, который я вспомнил и вновь вышли на берег.
Ходьба по берегу сопровождалась киданием камней за гигантские валуны, гиканьем и песнями и другими «противомедвежьими» мерами. Наконец, нам преградил дорогу завал камней, поднимаясь по которым Шура начал материться, а у края завала мы увидели сложный спуск, чреватый опасностью сломать ногу. По морю тоже нельзя было пройти, т.к. вода стояла высоко. Увидев жестокий каменный спуск, Шура решительно отказался идти дальше. Я был того же мнения; две недели в больнице со сломанной пяткой не оставили у меня приятных впечатлений. Только Шура хотел вернуться обратно, а я намеревался обойти верхом и все же дойти до Сутпена. Но Ира, увидев спуск, решительно заявила: «Я тут легко спущусь!» Тогда решил рискнуть и я, переобулся в ботинки, велел Ире страховать меня рюкзаком с лямками и аккуратненько, в стиле паркура спустился. Затем я подстраховал Иру (она впрочем, в этом не очень нуждалась), и мы стали звать Шуру. Шура отвечал нецензурно и зазывал нас обратно «ирисками», то есть, гематогеном, который у него был. Однако обратно нам лезть никак не хотелось, и мы всё же уговорили Шуру спуститься. С отчаянными матюками Шура слез со скалы, и мы двинулись дальше.
Наконец показался Сутпен. Начинал потихоньку наползать туман. Мы с Шурой принялись за поиски подъёмки, а Ира бродила по берегу. Результатом нашего «археологизирования» стала странная, видимо роговая втулка со стилизованной головой медведя, заготовка гарпуна из моржового клыка, острожки, наконечники стрел и ещё несколько мелких вещиц. Однако к нашему с Шурой огорчению мотыжек найти не удалось. Мне достался большой обломок клыка, который я сменял Шуре на небольшую мотыжку.
Обратно мы решили пойти тундрой, и в девять двинулись вверх по реке, на которой стоит Сутпен. Как только мы стали обходить сопку, спустился густой туман. Каждый куст издалека казался медведем. Ориентация была сильно затруднена из-за тумана. Тем не менее, двигаясь вперед, мы вышли на «первую речку» и двинулись по ней к побережью. Этот путь оказался неожиданно долгим, он занял около часа (пожалуй, «около часа», это как раз быстро). Шли мы в тумане, переходя реку и ручьи по многу раз, продираясь сквозь заросли ивняка, пугая журавлей и уток.
Искомые очертания поселения у «первой речки», с характерной головой кита, всё не показывалось, хотя и ожидалось нами постоянно. Наконец мы вышли на берег и быстрым шагом за 40 минут подошли к нашему ручью. Из тумана раздались со стороны нашего дома крики других экспедиторов, и Шура выпустил в ответ сигнальную ракету, которой он собирался отбиваться от медведей. У дома мы были где-то без 10-ти двенадцать и застали обеспокоенного Начальника, который в полночь собирался выступить в спасательный поход, «нести третьего», как он выразился. Экспедиторы волновались, ориентируясь на мои слова Марине, что ходу на Сутпен около часу. Оказалось, что идти туда час сорок и там мы провели столько же. (Интересно, как считал Шокарев, если на всё они потратили почти семь часов? На мой взгляд, идти туда два часа, если пройдёте вдоль берега, иногда это возможно. И два с половиной, если подниматься к пограничному балку. Если они на Сутпене были час сорок, то туда они шли два часа двадцать минут, а обратно два часа пятьдесят минут, всё это подтверждается временем фотографий. Обратно вышли в девять и были дома без десяти двенадцать, то есть, шли 2 часа 50 минут.)
После похода нам удалось ещё помыться в чукотском домике (натаскал туда воды, разжёг печку и убрался там Шура). Затем Шура обосновался в чукотском доме ночевать, а Сева перебрался на опустевший топчан. Жить стало просторнее, к тому же Сева спал весьма беспокойно: то в меня тыкался, то в Начальника, а иногда и говорил во сне.
Тут надо пояснить, что спим мы в чукотском домике на нарах, и выражение «на нарах чалился» с удовольствием иногда употребляется по отношению к товарищам по ЧАЭ. Отдельный топчан у двери справа сколотил в 2005 году Андрюха Андижанов, т.к. ему было и тесно на нарах со всеми, и, видимо, коротковато. С тех пор туда кто-то регулярно отселяется, освобождая пространство для остальных мужиков, валяющихся на нарах. Я ложусь у левой стенки, Начальник - по центру, Дима Широков - у окошка (кстати, я теперь жалею, что выбрал такое место, от окна дуло, я простужался, и всё из-за того, что когда-то слушал радио, вытягивая антенну в окно), остальные - где-то посередь. В 2011 году нары мы делили на троих: я у стены, Начальник в центре, Саша Ширяев - у окна, Сева - на топчане, а Шура на выселках в чукотском доме, где мог себе позволить спокойно на ночь покурить беломорину.
20 июля. Чегитун-Сутпен-Чегитун
Всю первую половину дня шёл дождь, что не позволило нам выйти на работу. Мы с Сашей сходили за глиной для бани. В 17.00 мы с Шурой и Ирой выдвинулись в поход на Сутпен. Быстро дойдя до «первой речки», мы поднялись в гору к домику пограничников, откуда двинулись через сопки на Сутпен, причём, попутно я вспоминал дорогу, так как был на Сутпене только один раз. Но я был уверен, что Сутпен не пропущу, так как, подобно другим древним поселениям он должен располагаться на берегу реки. Так оно впоследствии и оказалось. Обойдя сопки, мы спустились по ручью с водопадом, который я вспомнил и вновь вышли на берег.
Ходьба по берегу сопровождалась киданием камней за гигантские валуны, гиканьем и песнями и другими «противомедвежьими» мерами. Наконец, нам преградил дорогу завал камней, поднимаясь по которым Шура начал материться, а у края завала мы увидели сложный спуск, чреватый опасностью сломать ногу. По морю тоже нельзя было пройти, т.к. вода стояла высоко. Увидев жестокий каменный спуск, Шура решительно отказался идти дальше. Я был того же мнения; две недели в больнице со сломанной пяткой не оставили у меня приятных впечатлений. Только Шура хотел вернуться обратно, а я намеревался обойти верхом и все же дойти до Сутпена. Но Ира, увидев спуск, решительно заявила: «Я тут легко спущусь!» Тогда решил рискнуть и я, переобулся в ботинки, велел Ире страховать меня рюкзаком с лямками и аккуратненько, в стиле паркура спустился. Затем я подстраховал Иру (она впрочем, в этом не очень нуждалась), и мы стали звать Шуру. Шура отвечал нецензурно и зазывал нас обратно «ирисками», то есть, гематогеном, который у него был. Однако обратно нам лезть никак не хотелось, и мы всё же уговорили Шуру спуститься. С отчаянными матюками Шура слез со скалы, и мы двинулись дальше.
Наконец показался Сутпен. Начинал потихоньку наползать туман. Мы с Шурой принялись за поиски подъёмки, а Ира бродила по берегу. Результатом нашего «археологизирования» стала странная, видимо роговая втулка со стилизованной головой медведя, заготовка гарпуна из моржового клыка, острожки, наконечники стрел и ещё несколько мелких вещиц. Однако к нашему с Шурой огорчению мотыжек найти не удалось. Мне достался большой обломок клыка, который я сменял Шуре на небольшую мотыжку.
Обратно мы решили пойти тундрой, и в девять двинулись вверх по реке, на которой стоит Сутпен. Как только мы стали обходить сопку, спустился густой туман. Каждый куст издалека казался медведем. Ориентация была сильно затруднена из-за тумана. Тем не менее, двигаясь вперед, мы вышли на «первую речку» и двинулись по ней к побережью. Этот путь оказался неожиданно долгим, он занял около часа (пожалуй, «около часа», это как раз быстро). Шли мы в тумане, переходя реку и ручьи по многу раз, продираясь сквозь заросли ивняка, пугая журавлей и уток.
Искомые очертания поселения у «первой речки», с характерной головой кита, всё не показывалось, хотя и ожидалось нами постоянно. Наконец мы вышли на берег и быстрым шагом за 40 минут подошли к нашему ручью. Из тумана раздались со стороны нашего дома крики других экспедиторов, и Шура выпустил в ответ сигнальную ракету, которой он собирался отбиваться от медведей. У дома мы были где-то без 10-ти двенадцать и застали обеспокоенного Начальника, который в полночь собирался выступить в спасательный поход, «нести третьего», как он выразился. Экспедиторы волновались, ориентируясь на мои слова Марине, что ходу на Сутпен около часу. Оказалось, что идти туда час сорок и там мы провели столько же. (Интересно, как считал Шокарев, если на всё они потратили почти семь часов? На мой взгляд, идти туда два часа, если пройдёте вдоль берега, иногда это возможно. И два с половиной, если подниматься к пограничному балку. Если они на Сутпене были час сорок, то туда они шли два часа двадцать минут, а обратно два часа пятьдесят минут, всё это подтверждается временем фотографий. Обратно вышли в девять и были дома без десяти двенадцать, то есть, шли 2 часа 50 минут.)
После похода нам удалось ещё помыться в чукотском домике (натаскал туда воды, разжёг печку и убрался там Шура). Затем Шура обосновался в чукотском доме ночевать, а Сева перебрался на опустевший топчан. Жить стало просторнее, к тому же Сева спал весьма беспокойно: то в меня тыкался, то в Начальника, а иногда и говорил во сне.
Тут надо пояснить, что спим мы в чукотском домике на нарах, и выражение «на нарах чалился» с удовольствием иногда употребляется по отношению к товарищам по ЧАЭ. Отдельный топчан у двери справа сколотил в 2005 году Андрюха Андижанов, т.к. ему было и тесно на нарах со всеми, и, видимо, коротковато. С тех пор туда кто-то регулярно отселяется, освобождая пространство для остальных мужиков, валяющихся на нарах. Я ложусь у левой стенки, Начальник - по центру, Дима Широков - у окошка (кстати, я теперь жалею, что выбрал такое место, от окна дуло, я простужался, и всё из-за того, что когда-то слушал радио, вытягивая антенну в окно), остальные - где-то посередь. В 2011 году нары мы делили на троих: я у стены, Начальник в центре, Саша Ширяев - у окна, Сева - на топчане, а Шура на выселках в чукотском доме, где мог себе позволить спокойно на ночь покурить беломорину.