ЧАЭ 2001. 3 сентября, Уэлен
3 сентября, понедельник. Уэлен.
В окно бросили камешки. Один, потом другой. Люда сказала, что пришла Римма. Я встал, вышел, увидел, что пришли и работники школы. (Судя по всему, Римма очень просила денег для продвижения выполнения заказа. В этот, или в предыдущий раз, приходила весёлая и игриво собиралась "гулять" с ребятами, то есть, с нами, но понимания не нашла и удалилась.)
Потихоньку встали и археологи. Кирилл тоже. Новое сообщение: «Ожидается МЧС-овский вертолёт». Надо ускоряться. Завтракали. Пришёл Каляч с резным «хреном» («хрен» взяла Люда, как хоть какую-то плату за клыки и прочее ). Потом пришёл Миша. Теперь ждём вертолёта. Завтракали манной кашей. У Виктора (раньше?) я взял маленький клычок, (видимо, свой, заготовленный для гравировки). Петя и Лёня вдруг захотели тоже купить «кисточки» - рифели для гравировки. Скрепя сердцем я согласился посредничать. Сначала пошли разменивать деньги в магазин. Там встретилась Люба Эйнес, договорились зайти к ней в 13 часов. Оказывается, она приходила в школу. Сейчас работает в интернате, на кухне. Противный Серёжа с перебитым носом принёс на продажу сумку из нерпы «Уэлен - Uelen», Кирилл купил за 200 рублей, для невестки.
Сходил к Эйнесам. Там Андрей режет (неразб.), вернее, доделывает. Вернулся в школу, на лавочке сидит Каляч. Люба пошла к матери (Галине Тынатваль). Петя и Лёня остыли - теперь им рифели не нужны. Я же отдал клычок Любе, для гравировки. Она вскоре принесла - на клычке с одной стороны - оленёнок и бегущие важенка и оленёнок. Другая сторона - пустая. Подарил ей пачку чая «Беседа». Потом она рассказала, как просила этот чай её мама. (В Уэлене чая тогда не было, или в магазине очень плохой).
Обедали. Ходил в косторезку за брелками от Григория. Хорошие, гораздо лучше того, что нам приносят. (Правда, в следующие годы, больше Григорий мне ни разу брелков не сделал, хоть и обещал.)
Зашёл в музей косторезки. Рассматривал работы, вкручивал лампочки (это потом делал каждый приезд в следующие годы, видимо кроме меня там некому ввернуть лампочки). Кирилл с Мишей и Валерой звонили из косторезки насчёт вертолёта. Теперь новый план - летим прямо в Анадырь на вертолёте МЧС. У разочарованного Алексеича (как же, срывается оплата нашей перевозки в Лаврентия!) вытаскиваем нашу рыбу из подвала (он, ругаясь, на нашу дилетантскую заготовку, доводил её «до ума» - сушил, коптил в своём «цехе»).
Награвированный Витей клык я взял ещё раньше. Идём с Людой на берег, проходим до конца на восток, находим «морёнку» (это было после сильного шторма). До этого, на лестнице в общежитии, где живут Каляч, Эйнесы и когда-то жил и Дима Эйнес, купил у Льва Кейнона шкатулку-стаканчик с гравировкой по мотивам чукотской сказки «Ворон и волк». (Гравировала Евгения Эчьек - подруга Льва, которая тоже живёт тут в общежитии с детьми, я ещё попросил сделать её подпись на дне стакана.) Заходил тогда к Эйнисам - договорился прийти в 10 (видимо, за заказанными брелками).
В школе набрасываюсь на рыбу. Безуспешно пытаюсь ловить «Свободу». Когда я переодеваю штаны, за мной приходит Люба Эйнес. Я замачиваю штаны (стирал что ли бесконечно?) и иду с ней. Меня ждут три брелка. Люба угощала меня китовой кожей. Я фотографировал семейство и Андрея со скульптурной группой. Меня одарили сувенирными болами (хотя потенциально их можно использовать), значком «Уэлен», двумя «бориками». (Помню дикое количество тараканов, больше я не видел такого, они ползали везде. Однажды один даже спланировал Любе на руку, она его деловито стряхнула, не прекращая разговора.) В комнату (скорее это была кухня) вошёл пьяный Каляч. (Вдруг схватил меня… за что, писать не буду) Потом ушёл и стал оглашать дом и окрестности дикими криками (души?). Видимо специально забирался на табуретку, чтоб доставать головой до открытой форточки. «Василич кричит» - констатировала Эйнес (кажется, она его двоюродная сестра).
Возвращался в школу в полдвенадцатого. Школа закрыта. Я стал обходить её, чтобы подобно Риме позвать наших (броском камешка) в окно. В этот момент ко мне подходит человек и спрашивает: «Вы - Дима Широков? У меня есть пять мундштуков и два брелка». Мы подходим к окну, и вскоре оказываемся в школе. Кирилл покупает всё богатство за 200 руб. Это его знакомый, сделавший когда-то «хрен» сыну Кирилла Косте. (Кстати, Днепровский сходил к Калячу и компенсировал «утерю» своего клыка тем, что получил взамен, небольшое калячёвчкое изделие - кита. Каляч предложил выбрать из имеющегося. Я тоже побежал к Колячу и так же выбрал другого кита. Правда, мой кит излишне абстрактен - это просто кусочек найденной морёнки, превращённый в кита. Потом в Москве он лопнул - трещина разорвалась. Начальник, похоже, в Москве, эти мелочи, брелки, мундштуки и т.п. раздаривает знакомым и сотрудникам музея. Да, вспомнил ещё двух самых солидных продавцов. Однажды сам Алексеич принёс нож - декоративный, костяной, с гравированными ножнами и т.д. Причём не уэленского, а инчоунского мастера - Олега Прасова. 3 тысячи. «Подаришь директору музея» - предлагал Алексеич. Днепровский, понятное дело, не стал делать такую покупку. Директора музея он может одарить рыбой или бесплатным моржовым «хреном». Другой раз мастер принёс «Упряжку» - оленью, кажется за те же 3 тысячи. По-моему, это был отец того парня, у которого я купил брелок с медведем и «личиной». Он даже сделал для упряжки картонную коробку для транспортировки. Но покупателей среди нас тоже не нашлось.
Ещё вспоминаю такой эпизод: к нам в класс заглянула молодая женщина, любопытствуя. Посмотрела на сделанного мной пеликена, в недоумении: «Кто это вам такого продал?» Не верила, что его сделал я, и не понимала, зачем нужен такой пеликен. «Мой муж сделал бы нормального». Я вскоре ушёл, а как рассказывал потом Лёня, она осмотрела клычок, который отгравировала Люба Эйнес и раскритиковала его тоже в пух и прах. Кончилось тем, что эта гравёрша заснула в школьном подсобном помещении, бойлерной, где нет окон, но есть горячая вода, трубы, краны и скамейка.
Видимо такое хождение «в гости» в Уэлене, где мало бывает новых людей, принято у уэленцев, когда они впадают в приподнятое настроение. В один из наших приездов в школу для общения пришёл Гриша Нпатагин. Меня тогда в классе не было, видно «стажировался» у Каляча. А Гриша, услышав, что в этой экспедиции Широков, предался воспоминаниям. Оказывается, он меня ещё помнит младшим школьником, когда Гриша приезжал в Анадырь привозя продукцию УКМ для распределения по магазинам. Он вспомнил ещё свою службу в армии, где был «вычислителем», как и я. Но всё это прошло мимо меня, ибо когда появился я, Гриша уже иссякал, и за ним пришла девочка со словами: «Дедушка, пошли домой, мама зовёт, уже поздно!»)
Я стираю штаны. Никак не напьюсь (видимо, от солёной рыбы?). Набираю воду. Прошёл слух, что вода в Уэлене кончается. Ложусь спать в темноте.