Из найденного в сети...
Это просто история без героев, эпизод подслушанных разговоров. Он мечтал, что когда-то их будет трое, и она улыбалась - еще не скоро, он писал за двоих по ночам программы.Потому что парню, конечно, проще, и при встрече ее молодую маму называл серьезно «любимой тещей». Он работал, как проклятый, снял квартиру, разбирался в шубах, духах, бриллиантах, и она смеялась: «Уйди, противный!», но у жизни тысячи вариантов. И когда наконец-то купили кольца, вдруг пришел анализ с пометкой «онко-", и романтик с верой народовольца стал ненужным больше больным подонком. Крест вдовы - печальная перспектива, молодая жизнь, не судите строго…
Он остался ночью в пустой квартире - умирать бессмысленно, понемногу, он был предан больше, чем бренным телом, он был предан всем, для чего дышалось, в лунном свете плавилась и блестела рукоять отравленного кинжала. Он не верил в Бога, не верил в черта, он хотел, не мучаясь, просто сдохнуть, но рентгеном заживо перечеркнут, перестал делить «хорошо» и «плохо». И весной - после трех беспощадных химий, воскресая чьим-то порывом воли, он вернулся к жизни - худой, как схимник, обескровлен - только не обездолен. Он отстроил мир - по следам, крупицам, по кирпичику - точно, до сотой дюйма, он сумел от смерти освободиться - и остаться светлым, простым и юным, не просил у неба достойной мести - Бог и так ему предоставил фору, никогда с подругой, потом - невестой не случилось лишнего разговора. У него родился кудрявый мальчик, через год - его отраженье - дочка. Потому что быть не могло иначе. Потому, что быть не могло - и точка.
Через много лет на случайном рынке, выбирая детям хурму и груши, он увидел в нищенке над корзинкой ту, которой однажды он стал не нужен. Им обоим было слегка за сорок, только время въелось в нее печатью… Эпизод подслушанных разговоров, лучше б было просто не замечать их.
Он смотрел - и ужас больничных пыток, всех мучений, что разрывали сердце, в этом взгляде виделся так открыто, что она искала, куда бы деться, что она всей черной, пропащей сутью понимала, что ей за это будет… Сверху мудро и строго смотрели судьи. Мимо шли равнодушно и молча люди.
Они больше не встретились - даже взглядом, никогда друг другу и не приснились.
Берегите тех, кто сегодня рядом. Берегите.
И - оставайтесь с ними.
Он остался ночью в пустой квартире - умирать бессмысленно, понемногу, он был предан больше, чем бренным телом, он был предан всем, для чего дышалось, в лунном свете плавилась и блестела рукоять отравленного кинжала. Он не верил в Бога, не верил в черта, он хотел, не мучаясь, просто сдохнуть, но рентгеном заживо перечеркнут, перестал делить «хорошо» и «плохо». И весной - после трех беспощадных химий, воскресая чьим-то порывом воли, он вернулся к жизни - худой, как схимник, обескровлен - только не обездолен. Он отстроил мир - по следам, крупицам, по кирпичику - точно, до сотой дюйма, он сумел от смерти освободиться - и остаться светлым, простым и юным, не просил у неба достойной мести - Бог и так ему предоставил фору, никогда с подругой, потом - невестой не случилось лишнего разговора. У него родился кудрявый мальчик, через год - его отраженье - дочка. Потому что быть не могло иначе. Потому, что быть не могло - и точка.
Через много лет на случайном рынке, выбирая детям хурму и груши, он увидел в нищенке над корзинкой ту, которой однажды он стал не нужен. Им обоим было слегка за сорок, только время въелось в нее печатью… Эпизод подслушанных разговоров, лучше б было просто не замечать их.
Он смотрел - и ужас больничных пыток, всех мучений, что разрывали сердце, в этом взгляде виделся так открыто, что она искала, куда бы деться, что она всей черной, пропащей сутью понимала, что ей за это будет… Сверху мудро и строго смотрели судьи. Мимо шли равнодушно и молча люди.
Они больше не встретились - даже взглядом, никогда друг другу и не приснились.
Берегите тех, кто сегодня рядом. Берегите.
И - оставайтесь с ними.