post
Ведение актуальных ЖЖ, ФБ и пр. активных и актуальных записей всегда напоминает мне про (подчёркиваю, именно напоминает про) судьбу Кузьмы Михайловича Перелыгина, 1881 года рождения, увидевшего божий свет в селе Пятницкое Орловского уезда Орловской губернии.
Так получилось, что Кузьма Михайлович был грамотен. На этом его беды не заканчиваются. Он любил и умел писать. И так вышло, что призвали Кузьму Михайловича в 1903 году на флот. Направили его в 36 флотский экипаж, который, как нам всем прекрасно известно, сформировал значительную часть экипажа легендарного броненосца "Князь Потёмкин-Таврический".
Во время самого восстания (когда офицеров кончали), Кузьма Михайлович благоразумно прятался в канцелярии броненосца. А где было прятаться человеку грамотному? Священник броненосца прятался в гальюне. Кузьма Михайлович - в канцелярии.
Когда с офицерами вопрос порешили в окончательном бескомпромиссном смысле, Кузьма Михайлович из канцелярии выполз. И немедленно вошёл в состав комиссии восставшего экипажа. Т.е. вошёл в комитет по управлению новейшим броненосцем, захваченном экипажем ( среди членов которого бриллиантами сверкали кавалеры знака Военного ордена св. Георгия и медали "За бой "Варяга" и "Корейца" 27 января 1904 - Чемульпо" - их было довольно много, героев "Варяга" среди потёмкинцев). Кузьма Михайлович отвечал в комиссии, судя по всему, за паблик релейшенс. Писал и печатал воззвания мятежных потёмкинцев. Лично составил знаменитое воззвание "Ко всему цивилизованному миру". Так это воззвание называлось, в нём восставшие обращались к мировому сообществу, прося поддержки в их, потёмкинском, начинании: перебить нехороший командный состав, обалдеть при внезапном завладении самым мощным военным кораблём Черноморского флота и направить орудия на мирные города, чтобы было чем заняться в перерывах между чесанием затылков и митингами.
Как ответственный за РR, Кузьма Михайлович ездил на другой военный корабль "Георгий Победоносец", который, кстати говоря, тоже восстал. Кузьма Михайлович наладил отношения со вторым восставшим броненосцем. Потом вновь печатал воззвания, распространяя их, где только возможно.
Когда команда "Потёмкина" сдалась почти в полном составе Румынии, Кузьма Михайлович продолжал активно заниматься общественными связями. Уроженец села Пятницкое обращался к канадским властям, интересуясь условиями жизни в Канаде. Спрашивал, не возражает ли Канада, если к ней приедут немного (несколько сотен) крепких и опытных мужчин, которые любят работу на флоте, например?
Вообще, Кузьма Михайлович был очень активен. Собирал у себя на квартире в Румынии товарищей по борьбе. Товарищи на квартире у своего пиарщика пели революционные песни и составляли новые планы.
Откуда я это знаю?
От туда, откуда об этом знала и политическая полиция Российской империи.
Понимаете. Беда ведь одна не приходит. Раз любишь писать и пишешь воззвания к человечеству, если ведёшь активную пропагандистскую работу, то тянет фотографироваться, фиксировать каждый шаг борьбы, выбирая наиболее удачные ракурсы. А то спросят, дедушка, ты чем там занимался, на машинке печатал, да? А дедушка открывает журнал свой, а там фотокарточки. И такие, и вот такие. Без фото всё не считалось даже в 1905 году.
И вот Кузьма Михайлович сфотографировался в Румынии. И выложил фото во всеобщий доступ. На фото Кузьма Михайлович стоит среди наиболее активных деятелей восстания и имеет начальственный вид. Было это, повторю, в 1905 году. Царская охранка всегда радовалась склонности революционеров к фотографированию. Она даже подкидывала некоторым революционерам очень дорогие модели фотоаппаратов. Революционер не очень удивлялись тому, что у них вдруг оказывался дорогущий аппарат, и начинали немедленную фотосессию с револьверами, шахматами, бомбами, группами, поодиночке, лёжа, стоя, сидя. Додумались бы до "самострелов", то было бы вообще очень здорово. У нас были бы отличные фото революционерок, которые революционерки делали бы по утрам в ванной. "Я с Володей в женевском отеле "Риц", "Я обиделась на пляже на Капри", "Новое платье" и пр.
И вот охранка царская вцепилась в групповое фото матросов и опознала на нём Кузьму Михайловича. Циничная жандармерия присвоила ему обидный номер 53.
Потом Кузьму Михайловича сразу потянуло на составление подробных воспоминаний о произошедшем восстании. Многие потёмкинцы тянули с этим делом, дожидаясь Великого Октября, когда уже можно было до тонкостей описывать, как вытянули из каюты полураздетого командира броненосца и выстрелили ему сначала в спину, а потом для верности ещё несколько раз выстрелили. А Кузьма Михайлович решил не тянуть. И начал писать свои воспоминания прямо немедля.
Историки считают воспоминания Кузьмы Михайловича лучшими. Так и пишут: "Автор наиболее подробных и точных воспоминаний о восстании".
Такими же ценными воспоминания Кузьмы Михайловича считала и царская политическая полиция. Воспоминаниями они ведь были, конечно, условными, и нескольких месяцев не прошло.
После опознания на фото номера 53, с воспоминаниями Кузьма Михайлович резко ускорился. Типичное совпадение, известное многим. Только тебя опознала тайная политическая полиция, как случайно начинаешь писать воспоминания, с точнейшим указанием кто кого убивал, где, когда, кто что сказал, где, когда, кто куда пошёл, кто откуда вышел, кто бегал с винтовкой, то стрелял в офицеров, кто наводил пушки на Одессу, кто командовал всем этим мероприятием.
Абсолютно случайно воспоминания-отчёт оказались тоже в открытом доступе. Ну, как в открытом? Да в открытом, что там скрывать...
Написал воспоминания о лете в начале осени. Поставил точку. Закрыл папку. И через два дня воспоминания по невероятному стечению обстоятельств оказались у секретного агента Департамента полиции (заграничная резидентура) Г. Меласа. Интернета тогда не было, но скорости передачи были уже приличные. Через два дня буквально, воспоминания лежали на столе у начальника всей европейской русской резидентуры в Париже А.М. Гартинга.
Воспоминания очень понравились Гартингу, он сделал репост в Петербург, выставив 100500 лайков автору. Из Петербурга сделали репост в турецкую русскую резидентуру, капитану 2 ранга А.Ф. Швонку. Тот направил воспоминания талантливого автора-революционера сразу командующему Черноморским флотом адмиралу Чухнину, а тот сразу - в военно-морской суд.
Военно-морской суд Севастополя читал откровенные воспоминания Кузьмы Михайловича с наслаждением, автор жог, члены суда были поцтолом (извините, что использую замшелые термины, дело, напомню, происходило в 1905-1906 годах, тогда так ещё говорили).
Суд воспоминания рассмотрел. Но к делу подшивать не стал пока. Всё ждали, когда переловят разбежавшуюся команду, решили воспоминания приберечь на массовый случай зачатки вслух с выражением.
Так и досидели до окончательной революции. Проморгали автора.
В 1916 году автор мемуаров, любимец Охранного отделения, Кузьма Михайлович вступил в румынскую армию.
Потом вернулся в новую Россию, уже после Октября, дезертировав из румынской армии. Из неё все дезертировали, там не очень хорошо было.
Потёмкинец Перелыгин К.М. начал купаться в лучах заслуженной революционной славы. Выступал, печатался, произносил речи, напутствовал и встречал, открывал и провожал.
Только в 1935 году ограны государственной безопасности сталинского режима потянулись за мемуаристом. Времена изменились, в 1924 году таких как Перелыгин арестовывать было по политическим моментам опасно. А в 1935 в подвалах сидели такие люди, что Перелыгина решили брать незамедлительно и волочь на расправу к сталинской мясорубке.
26 июня 1935 года начальник 12-го отдела Главного управления государственной безопасности, любитель архивов и исследований Эйдельман написал в Секретариат ЦИК, что воспоминания Кузьмы Михайловича обнаружены в архивах заграничной агентуры Департамента полиции Российской империи и "Перелыгин будет привлечён нами к ответственности".
Вот тут и надо ставить точку. Или даже восклицательный знак. Вывести моральный итог: бесконтрольное фотографирование и ведение публичных записей революционерам опасно не только в кратко-, но и в долгосрочной перспективе. Там написать ещё, что-то про облик, про то, про сё.
Но кормилица моя, матушка-история, она бабка смешливая. Пока кошмарная гэбня раскручивала механизм для погибели честного блогера, пока кромешный архивист Эйдельман стращал ЦИК письмами, стряхивая кровь с рук на щелястый пол, пока расстрельная команда заводила моторы и снаряжала наганы, чтобы убить Кузьму Михайловича при транспортировке на Северный полюс, Кузьма Михайлович уже сидел в тюрьме.
В ней он отбывал двухлетний срок за "неисправные столовые весы" во вверенной ему столовой. Ему ещё хотели добавить три года за обнаруженное на столовском складе продовольствие: несвежее мясо и протухший сыр. Но сыр оказался рокфором, который только начали выпускать по инициативе Микояна на социалистических сырофабриках. Потрясённый видом рокфора и письмом Микояна, суд на протухшее мясо решил внимания не обращать и из обвинительного заключения мясо с червями убрали. Весы, на которых революционер обвешивал трудящихся, однако, убрать из приговора не удалось. Выпуск весов находился в ведении другого сурового наркомата, тяжёлой промышленности, там сидел нарком с Кавказа, ему было бы странно писать, что они выпускают специальные лживые весы. Это могло бы обострить межнациональные отношения и воскресить забытые национальные стереотипы.
Поэтому получил Кузьма Михайлович, герой-потёмкинец, два года. Хотя могли и под хищение подвести, а там сроки другие. Указ "семь-восемь".
В лагере, на должности библиотекаря, Кузьма Михайлович творчество не бросил. Писал много. Ко всему цивилизованному человесчеству, правда, уже не обращался. По неизвестной для меня причине. Но написал письмо в Общество старых большевиков и политических каторжан, тем, которые за планы цареубийства повидло получали и путёвки в Кисловодск. Письмо заставляло рыдать даже оставленных в живых Сталиным из жалости стариков-террористов.
Отстояли они Кузьму Михайловича от рук Ягоды и Эйдельмана. Отбили. Вырвали.
Поэтому никакого морального итога, чтобы всех вас протрясло, у меня нет. Беззубое вышло моё обращение, бессмысленное и просто неприятное.
Продолжайте! Продолжайте вести блоги! Не забывая про фото и видео.
Оригинал взят у gilliland
Так получилось, что Кузьма Михайлович был грамотен. На этом его беды не заканчиваются. Он любил и умел писать. И так вышло, что призвали Кузьму Михайловича в 1903 году на флот. Направили его в 36 флотский экипаж, который, как нам всем прекрасно известно, сформировал значительную часть экипажа легендарного броненосца "Князь Потёмкин-Таврический".
Во время самого восстания (когда офицеров кончали), Кузьма Михайлович благоразумно прятался в канцелярии броненосца. А где было прятаться человеку грамотному? Священник броненосца прятался в гальюне. Кузьма Михайлович - в канцелярии.
Когда с офицерами вопрос порешили в окончательном бескомпромиссном смысле, Кузьма Михайлович из канцелярии выполз. И немедленно вошёл в состав комиссии восставшего экипажа. Т.е. вошёл в комитет по управлению новейшим броненосцем, захваченном экипажем ( среди членов которого бриллиантами сверкали кавалеры знака Военного ордена св. Георгия и медали "За бой "Варяга" и "Корейца" 27 января 1904 - Чемульпо" - их было довольно много, героев "Варяга" среди потёмкинцев). Кузьма Михайлович отвечал в комиссии, судя по всему, за паблик релейшенс. Писал и печатал воззвания мятежных потёмкинцев. Лично составил знаменитое воззвание "Ко всему цивилизованному миру". Так это воззвание называлось, в нём восставшие обращались к мировому сообществу, прося поддержки в их, потёмкинском, начинании: перебить нехороший командный состав, обалдеть при внезапном завладении самым мощным военным кораблём Черноморского флота и направить орудия на мирные города, чтобы было чем заняться в перерывах между чесанием затылков и митингами.
Как ответственный за РR, Кузьма Михайлович ездил на другой военный корабль "Георгий Победоносец", который, кстати говоря, тоже восстал. Кузьма Михайлович наладил отношения со вторым восставшим броненосцем. Потом вновь печатал воззвания, распространяя их, где только возможно.
Когда команда "Потёмкина" сдалась почти в полном составе Румынии, Кузьма Михайлович продолжал активно заниматься общественными связями. Уроженец села Пятницкое обращался к канадским властям, интересуясь условиями жизни в Канаде. Спрашивал, не возражает ли Канада, если к ней приедут немного (несколько сотен) крепких и опытных мужчин, которые любят работу на флоте, например?
Вообще, Кузьма Михайлович был очень активен. Собирал у себя на квартире в Румынии товарищей по борьбе. Товарищи на квартире у своего пиарщика пели революционные песни и составляли новые планы.
Откуда я это знаю?
От туда, откуда об этом знала и политическая полиция Российской империи.
Понимаете. Беда ведь одна не приходит. Раз любишь писать и пишешь воззвания к человечеству, если ведёшь активную пропагандистскую работу, то тянет фотографироваться, фиксировать каждый шаг борьбы, выбирая наиболее удачные ракурсы. А то спросят, дедушка, ты чем там занимался, на машинке печатал, да? А дедушка открывает журнал свой, а там фотокарточки. И такие, и вот такие. Без фото всё не считалось даже в 1905 году.
И вот Кузьма Михайлович сфотографировался в Румынии. И выложил фото во всеобщий доступ. На фото Кузьма Михайлович стоит среди наиболее активных деятелей восстания и имеет начальственный вид. Было это, повторю, в 1905 году. Царская охранка всегда радовалась склонности революционеров к фотографированию. Она даже подкидывала некоторым революционерам очень дорогие модели фотоаппаратов. Революционер не очень удивлялись тому, что у них вдруг оказывался дорогущий аппарат, и начинали немедленную фотосессию с револьверами, шахматами, бомбами, группами, поодиночке, лёжа, стоя, сидя. Додумались бы до "самострелов", то было бы вообще очень здорово. У нас были бы отличные фото революционерок, которые революционерки делали бы по утрам в ванной. "Я с Володей в женевском отеле "Риц", "Я обиделась на пляже на Капри", "Новое платье" и пр.
И вот охранка царская вцепилась в групповое фото матросов и опознала на нём Кузьму Михайловича. Циничная жандармерия присвоила ему обидный номер 53.
Потом Кузьму Михайловича сразу потянуло на составление подробных воспоминаний о произошедшем восстании. Многие потёмкинцы тянули с этим делом, дожидаясь Великого Октября, когда уже можно было до тонкостей описывать, как вытянули из каюты полураздетого командира броненосца и выстрелили ему сначала в спину, а потом для верности ещё несколько раз выстрелили. А Кузьма Михайлович решил не тянуть. И начал писать свои воспоминания прямо немедля.
Историки считают воспоминания Кузьмы Михайловича лучшими. Так и пишут: "Автор наиболее подробных и точных воспоминаний о восстании".
Такими же ценными воспоминания Кузьмы Михайловича считала и царская политическая полиция. Воспоминаниями они ведь были, конечно, условными, и нескольких месяцев не прошло.
После опознания на фото номера 53, с воспоминаниями Кузьма Михайлович резко ускорился. Типичное совпадение, известное многим. Только тебя опознала тайная политическая полиция, как случайно начинаешь писать воспоминания, с точнейшим указанием кто кого убивал, где, когда, кто что сказал, где, когда, кто куда пошёл, кто откуда вышел, кто бегал с винтовкой, то стрелял в офицеров, кто наводил пушки на Одессу, кто командовал всем этим мероприятием.
Абсолютно случайно воспоминания-отчёт оказались тоже в открытом доступе. Ну, как в открытом? Да в открытом, что там скрывать...
Написал воспоминания о лете в начале осени. Поставил точку. Закрыл папку. И через два дня воспоминания по невероятному стечению обстоятельств оказались у секретного агента Департамента полиции (заграничная резидентура) Г. Меласа. Интернета тогда не было, но скорости передачи были уже приличные. Через два дня буквально, воспоминания лежали на столе у начальника всей европейской русской резидентуры в Париже А.М. Гартинга.
Воспоминания очень понравились Гартингу, он сделал репост в Петербург, выставив 100500 лайков автору. Из Петербурга сделали репост в турецкую русскую резидентуру, капитану 2 ранга А.Ф. Швонку. Тот направил воспоминания талантливого автора-революционера сразу командующему Черноморским флотом адмиралу Чухнину, а тот сразу - в военно-морской суд.
Военно-морской суд Севастополя читал откровенные воспоминания Кузьмы Михайловича с наслаждением, автор жог, члены суда были поцтолом (извините, что использую замшелые термины, дело, напомню, происходило в 1905-1906 годах, тогда так ещё говорили).
Суд воспоминания рассмотрел. Но к делу подшивать не стал пока. Всё ждали, когда переловят разбежавшуюся команду, решили воспоминания приберечь на массовый случай зачатки вслух с выражением.
Так и досидели до окончательной революции. Проморгали автора.
В 1916 году автор мемуаров, любимец Охранного отделения, Кузьма Михайлович вступил в румынскую армию.
Потом вернулся в новую Россию, уже после Октября, дезертировав из румынской армии. Из неё все дезертировали, там не очень хорошо было.
Потёмкинец Перелыгин К.М. начал купаться в лучах заслуженной революционной славы. Выступал, печатался, произносил речи, напутствовал и встречал, открывал и провожал.
Только в 1935 году ограны государственной безопасности сталинского режима потянулись за мемуаристом. Времена изменились, в 1924 году таких как Перелыгин арестовывать было по политическим моментам опасно. А в 1935 в подвалах сидели такие люди, что Перелыгина решили брать незамедлительно и волочь на расправу к сталинской мясорубке.
26 июня 1935 года начальник 12-го отдела Главного управления государственной безопасности, любитель архивов и исследований Эйдельман написал в Секретариат ЦИК, что воспоминания Кузьмы Михайловича обнаружены в архивах заграничной агентуры Департамента полиции Российской империи и "Перелыгин будет привлечён нами к ответственности".
Вот тут и надо ставить точку. Или даже восклицательный знак. Вывести моральный итог: бесконтрольное фотографирование и ведение публичных записей революционерам опасно не только в кратко-, но и в долгосрочной перспективе. Там написать ещё, что-то про облик, про то, про сё.
Но кормилица моя, матушка-история, она бабка смешливая. Пока кошмарная гэбня раскручивала механизм для погибели честного блогера, пока кромешный архивист Эйдельман стращал ЦИК письмами, стряхивая кровь с рук на щелястый пол, пока расстрельная команда заводила моторы и снаряжала наганы, чтобы убить Кузьму Михайловича при транспортировке на Северный полюс, Кузьма Михайлович уже сидел в тюрьме.
В ней он отбывал двухлетний срок за "неисправные столовые весы" во вверенной ему столовой. Ему ещё хотели добавить три года за обнаруженное на столовском складе продовольствие: несвежее мясо и протухший сыр. Но сыр оказался рокфором, который только начали выпускать по инициативе Микояна на социалистических сырофабриках. Потрясённый видом рокфора и письмом Микояна, суд на протухшее мясо решил внимания не обращать и из обвинительного заключения мясо с червями убрали. Весы, на которых революционер обвешивал трудящихся, однако, убрать из приговора не удалось. Выпуск весов находился в ведении другого сурового наркомата, тяжёлой промышленности, там сидел нарком с Кавказа, ему было бы странно писать, что они выпускают специальные лживые весы. Это могло бы обострить межнациональные отношения и воскресить забытые национальные стереотипы.
Поэтому получил Кузьма Михайлович, герой-потёмкинец, два года. Хотя могли и под хищение подвести, а там сроки другие. Указ "семь-восемь".
В лагере, на должности библиотекаря, Кузьма Михайлович творчество не бросил. Писал много. Ко всему цивилизованному человесчеству, правда, уже не обращался. По неизвестной для меня причине. Но написал письмо в Общество старых большевиков и политических каторжан, тем, которые за планы цареубийства повидло получали и путёвки в Кисловодск. Письмо заставляло рыдать даже оставленных в живых Сталиным из жалости стариков-террористов.
Отстояли они Кузьму Михайловича от рук Ягоды и Эйдельмана. Отбили. Вырвали.
Поэтому никакого морального итога, чтобы всех вас протрясло, у меня нет. Беззубое вышло моё обращение, бессмысленное и просто неприятное.
Продолжайте! Продолжайте вести блоги! Не забывая про фото и видео.
Оригинал взят у gilliland