Русские эмигранты в Югославии на стороне нацистской Германии в годы Второй Мировой Войны
Оригинал взят у volnodum в Русские эмигранты в Югославии на стороне нацистской Германии в годы Второй Мировой Войны
Прочитал недавно довольно интересную книгу российского историка Алексея Тимофеева "Русский фактор. Вторая Мировая Война в Югославии", в которой подробно исследована роль русской эмиграции и воевавших на стороне Третьего рейха военных формирований из граждан СССР в период немецкой оккупации Югославии, межэтнической и гражданской войны, происходившей на ее территории. В книге описано участие в боевых действиях на стороне немцев "Русского Корпуса", 15-го казачьего кавалерийского корпуса СС, 162-й туркестанской дивизии (состоявшей из разных народов Кавказа, Закавказья и Средней Азии) и дивизии СС "Галичина" (2-го формирования); рассмотрены их взаимоотношения с местным населением, немецкими оккупационными властями, хорватскими Усташами, сербскими Четниками и сербскими коллаборационистами. Отдельная глава работы посвящены деятельности РПЦ(З) и ее влиянию на жизнь русской эмиграции в Югославии и военные формирования, действовавшие на ее территории. Рассказано также о гражданской и бытовой жизни эмигрантов.
С другой стороны, реконструируются усилия СССР по подготовке и разжиганию партизанской войны на Балканах, взаимоотношения СССР с четниками и королевским правительством, бежавшим из Белграда в Лондон, а также боевые операции РККА на территории Сербии и Хорватии. При этом «русский фактор» на Балканах оказывал влияние не только на немецкую, но и на английскую попытку экспансии на Балканах.
Публикую одну из наиболее интересных глав этой книги: "Эмигранты в военных и полицейских антипартизанских частях на территории Югославии":
Белград после немецкой бомбардировки, 1941 год
Во время оккупации в Югославии часть русских эмигрантов участвовали в создании нескольких военных частей, которые немцы использовали для борьбы против повстанцев. При этом русские военные и полицейские части использовались как против партизан, так и против четников. При этом операции РОК против ЮВвО проводились не только в 1941 г. во время восстания в Западной Сербии, но и в 1943 - 1944 гг.69 Крупнейшей из таких частей был РОК, который и сербы, и русские эмигранты в разговорной речи называли на немецкий лад - «русский шуцкор». Несмотря на богатые фантазии М.Ф. Скородумова и на романтические ожидания жаждавших возврата в Россию первых военнослужащих РОК, немцы с самого момента основания и до конца оккупации Сербии считали, что РОК необходим для несения антипартизанской службы в Сербии (в сентябре 1941 года Скородумов был снят немцами с должности командира РОК и на его место был назначен более послушный, сдержанный и лояльный нацистам Штейфон, в то время как Скородумов до осени 1944 года занимался сапожным ремеслом и вернулся в РК рядовым солдатом - примечание Роман Вольнодумов) . Поэтому с самого начала было отметено желание руководства РОК видеть его самостоятельным, и РОК был подчинен главному уполномоченному по хозяйственной деятельности в Сербии Ф. Нойхаузену70.
В конце 1941 г. РОК насчитывал около 1500 человек71 и использовался как для локальных зачисток, так и для защиты рудников в районе Крупня, Бора и Трепчи. После того как зимой 1941/42 г. немцам с помощью недичевских и льотичевских частей удалось разгромить партизанские базы в Сербии, там наступило относительное затишье, которое продолжалось вплоть до осени 1944 г., когда РККА подошла к восточным границам Сербии. На протяжении всего этого времени РОК был увеличен за счет русских добровольцев со всех Балкан: из Болгарии, Румынии, Хорватии и Греции. В 1942 г. РОК был включен в состав вермахта и официально получил название «Охранный корпус» (до этого немцы называли это формирование «охранная группа»). В составе РОК было сформировано 5 полков, первый из них находился под командованием генерала Зборовского и состоял в основном из казаков. РОК никогда не функционировал как цельная боевая единица. Крупнейшей функциональной единицей корпуса были полки, которые целиком или частями придавались немецким и болгарским оккупационным дивизиям как вспомогательные военные части. В основном части корпуса охраняли кирпичные бункеры, защищавшие мосты и железную дорогу в долинах рек, несли вооруженную охрану рудников и фабрик Бора, Трепчи, Майданпека, Крупня и вместе с частями Сербской пограничной и государственной стражи Милана Недича и Сербского добровольческого корпуса Димитрия Льотича обороняли от прорыва партизан границы Сербии по рекам Дрина и Дунай. Время от времени небольшие части РОК использовались в качестве усиления для проведения местных операций зачистки при активизации повстанческого движения в самой Сербии. По мнению непосредственных участников событий, «...корпус получил важное стратегическое задание по охране самых чувствительных мест в хозяйственном механизме оккупированной Сербии»72.
Михаил Скородумов
Изначально РОК формировался как добровольческая часть, но в то же время постоянным явлением были угрозы и шантаж по отношению к тем мужчинам-эмигрантам, которые, несмотря на подходящий возраст, отказывались служить в РОК. Со временем число мужчин-эмигрантов призывного возраста в РОК стало таким значительным, что уход РОК из Сербии нанес непереносимый удар по демографическому положению русской эмиграции. Кроме того, такая массовость вступления в часть, состоявшую на службе у немецких оккупантов, дополнительно ухудшила отношение сербского населения к русским эмигрантам. Уже в начале войны имели место убийства местными жителями находившихся на прогулке в городе в позднее время солдат РОК73.
В октябре 1944 г. сбылась наконец-то давняя мечта организаторов РОК попробовать себя в бою не с местными представителями «красной идеологии», а с регулярными частями Красной армии. На тот момент в составе РОК служили 11 197 человек. Именно в то время из названия РОК исчезло определение «охранный», не соответствующее тем тяжелым боям, в которые вступили солдаты РОК. Серьезные потери РОК понес как в ходе безуспешных попыток сдержать наступление РККА в Восточной Сербии, так и при отражении ударов партизан, пробивавшихся из Боснии и Рашки. Еще более тяжелые потери ожидали РОК в ходе отступления через горные районы Боснии в Словению, в ходе которого особая нагрузка легла на плечи старшего поколения корпусников, чей возраст уже не соответствовал их боевой нагрузке. В начале 1945 г. неожиданно скончался командир корпуса генерал Б.А. Штейфон, а РОК принял казак Терского казачьего войска полковник Анатолий Иванович Рогожин. До окончания Второй мировой войны большая часть РОК успела покинуть территорию Югославии и сдаться англичанам. К моменту капитуляции в РОК оставались всего 5584 человека. За неполные четыре года существования РОК через него прошли 17 090 человек, а общее число боевых потерь (погибшие, тяжелораненые и пропавшие без вести) составило 6709 человек74.
Еще одной относительно крупной русской эмигрантской военной частью в Югославии был батальон, а позднее полк «Варяг». Создание этой части явилось результатом деятельности «конкурентов» вермахта - СС, а точнее - командующего силами полиции и СС в Сербии группенфюрера Августа Мейснера, который выражал недовольство царившим в РОК русским духом, монархическим и недостаточно лояльным по отношению к нацистской идеологии75.
Эту проблему немцы попытались решить с помощью вышеупомянутого М.А. Семенова. Семенов «обнаружил» у себя немецкие корни, получил статус «фольксдойче» и был формально зачислен в 7-ю добровольческую горную дивизию СС «Принц Ойген», формировавшуюся из воеводинских немцев. Став, таким образом, гауптштурмфюрером СС, М.А. Семенов к тому же смог добавить к своей фамилии приставку «фон» и получил немецкое гражданство. Таким образом, он стал подходящим человеком для формирования полицейских частей из радикально настроенной эмигрантской молодежи. В казармах РОК, располагавшихся на Банице, Семенов занялся пехотной подготовкой с контингентом, численность которого составляла примерно 400 - 600 человек. Сам Семенов вместе с помогавшими ему в обучении новобранцев офицерами (Чухновым, Гриневым, Остерманом и Лавровым) разместился в «Палас-отеле» в центре Белграда, сохранившемся и поныне (Белград, Топличин венац, 23). В том же отеле он разместил и свой штаб, и рекрутную комиссию. Для увеличения привлекательности службы в полиции окружение Семенова распустило слухи о том, что вроде бы формирующийся батальон готовится для особой операции на Восточном фронте - для десанта в районе Новороссийска. В результате всех этих ухищрений М.А. Семенову удалось сформировать батальон хипо («Русское хипо», как его называли эмигранты, от нем. Hilfe Polizei - вспомогательная полиция), который находился на бюджете Главного управления СС76.
После формирования, как это и планировалось, батальон получил статус вспомогательной полицейской части и был использован для борьбы против повстанцев в Сербии77. Эмигранты, мобилизованные Семеновым, были размещены в придунайских городах к востоку от Белграда - в Смедереве и в Пожаревце. В начале 1943 г. из русской молодежи был также сформирован Отдельный кавалерийский эскадрон, который действовал в придунайских областях Сербии и Баната. Им командовал русский эмигрант из Белграда, уроженец Киева Михаил Шидловский (1900 - ?), так же как и М.А. Семенов, примостивший к своей фамилии приставку «фон»78. Еще один полицейский отряд из русских эмигрантов действовал на севере Баната79. В середине 1943 г. мобилизационные ресурсы русской эмиграции в Сербии и ближайших странах истощились, и М.А. Семенов отбыл в Германию.
О дальнейшей судьбе этих частей можно судить на основании косвенных данных. В Архиве Югославии в фонде Государственной комиссии по военным преступлениям сохранился массив документов офицера по бытовым вопросам членов семей ваффен-СС из Сербии, имевшего штаб-квартиру в Бечкереке (Петровграде), крупнейшем городе Баната (Сербия)80. В фонде сохранилось 2050 дел, на основании которых 279 человек можно идентифицировать как русских эмигрантов по месту рождения в Российской империи, или (в случае, если они родились после 1921 г.) по русским фамилиям и именам. Большинство из них служили в III батальоне хипо, входившем в 1944 г. во II добровольческий полицейский полк «Сербия» (III. Hipo.-Batl. / Polizei Freiwilligen Regiment 2 Serbien), хотя отдельные лица служили и в других частях полка. Этот полк был сформирован из более мелких частей вспомогательной полиции весной 1944 г.81 Судя по личным номерам, значительное число этих лиц рекрутировались в 3 - 4 приема в период с середины 1942-го до первых месяцев 1943 г. На основании этого можно предположить, что эти люди и были остатками эмигрантских полицейских частей, формировавшихся рекрутной комиссией в отеле «Палас». Хотя II добровольческий полицейский полк «Сербия» просуществовал до конца 1945 г., невозможно утверждать, что русские части в нем сохранились до самого конца, т.к. вышеупомянутый фонд был захвачен уже в октябре 1944 г. и не содержит более поздних записей.
Осенью 1944 г. в Словении, в городе Камник (Stein in Oberkrain), активно действовал против партизан прибывший туда в сентябре 1944 г. батальон СС (SS Jager Bataillon), насчитывавший около 500 человек, под командованием гауптштурмфюрера Геннадия Гринева82. Словенские партизаны относили личный состав батальона к казакам. По их сведениям, батальон состоял из 3 рот, в каждой было около 150 человек. В каждой роте было по 4 взвода и одному тяжелому взводу, на вооружении которого, кроме пулеметов, состояло по 2 легких итальянских миномета. Для усиления батальону был придан минометный взвод, вооруженный советскими 82-миллиметровыми минометами. Батальон был достаточно насыщен автоматическим оружием - всего в нем был 1 немецкий MG-34, 4 советских станковых пулемета «максим», 4 итальянских станковых пулемета «Бреда», 6 чешских ручных пулемета «Зброевка-Брно», несколько советских пистолетов-пулеметов и 4 противотанковых ружья. Кроме Гринева офицерские места в батальоне занимали Якубович и Орлов83.
В ноябре 1944 г. командир батальона Гринев с несколькими офицерами отбыл в Любляну. После того как в Любляну прибыл и М.А. Семенов, было начато формирование нового полка СС. В начале января 1945 г. в Любляну поступило пополнение из рядов советских военнопленных. Во главе полка стоял штандартенфюрер СС Михаил «фон» Семенов, его заместителем был гауптштурмфюрер (позднее - штурмбаннфюрер) СС Геннадий Гринев, также имевший приставку «фон», свидетельствовавшую о его претензиях на дворянство. Сразу же были сформированы 1-й и 2-й батальоны и отдельная разведрота (Jagdkomando). Эти части в феврале 1945 г. использовались в районе Жужемберка (Seisenberg). В феврале 1945 г. было закончено формирование в Любляне 3-го батальона, который также действовал в районе Жужемберка. А 20 февраля 1945 г. полк получил название Первого специального полка СС «Варяг» (Sonderregiment SS I «Varager») и имел в своем составе около 2,5 тысячи человек. Солдаты и офицеры полка носили на рукаве щиток с надписью «РОА»84. Обычно полк «Варяг» действовал по-батальонно в небольших операциях по зачистке партизан85. В самом конце войны «Варяг», так же как и РОК, покинул Югославию и сдался англичанам86.
Стоит добавить, что часть русских эмигрантов служили непосредственно в воинских и полицейских частях государств, образованных немцами после оккупации Югославии. Свыше пятидесяти бывших офицеров королевства Югославии (в основном, женатые на хорватках) продолжили свою службу в рядах вооруженных сил НГХ (т.н. домобранство) 100. Некоторые из них отбыли в составе хорватского усиленного 369-го полка на Восточный фронт и попали в плен вместе с остатками 6-й армии Паулюса. В боевом дневнике 369-го полка отмечена проявленная в боях с РККА храбрость по крайней мере двух русских офицеров - Михаила Зубчевского и Михаила Коробкина101.
В отличие от Хорватии в Сербии русских эмигрантов на военной службе практически не было. Дело в том, что премьер Сербии генерал Милан Недич в весной 1942 г. подписал приказ об увольнении с государственной службы всех русских, независимо от того, имеют ли они статус беженцев или югославское гражданство. Например, один из русских полицейских чиновников, С.А. Голубев писал: «...по решению господина министра внутренних дел III № 285 от 18 мая 1942 г. я был уволен из государственной службы на основании § 104, п. 16 Закона о чиновниках как русский...»102 Таким образом М. Недич пытался обеспечить трудовые места для масс сербских беженцев, прибывавших в страну из Хорватии. Редким исключением из этого закона стал Николай Дмитриевич Губарев. Губарев прибыл в Сербию ребенком, остался сиротой и даже беспризорничал, но все-таки смог выкарабкаться из бедности и с 1928 г. работал в полиции. После оккупации в 1941 г. Губарев перешел в Специальную полицию, которая боролась с повстанцами, и сначала занимался коммунистами, возглавив работу отделения по борьбе с партизанами, а потом был переведен на борьбу против организации Дражи Михайловича103.
Нельзя не обратить внимание на то, какую поддержку получили у русской эмиграции воинские и полицейские части, боровшиеся против югославских партизан в годы Второй мировой войны. В этом контексте стоит сравнить численность, с одной стороны, «балканских» русских эмигрантов (Югославия - около 30 тысяч и Болгария - около 15 тысяч), ставших костяком РОК и нескольких полицейских частей, и, с другой стороны, крупных русских эмигрантских колоний в прочих европейских странах, не давших такого числа активных участников событий 1939 - 1945 гг. По данным Нансеновского комитета по помощи беженцам, во Франции проживали около 100 тысяч, в Польше - 80 тысяч, в Германии - 40 тысяч, в Чехословакии - около 9 тысяч и в Бельгии около 8 тысяч русских. Из них наиболее заметную гомогенную воинскую силу дали русские эмигранты во Франции - 3 тысячи человек, призванных для защиты Франции насильно (вопреки тому, что они не были французскими гражданами) в ходе мобилизации 1940 г. Разительным контрастом выглядят русские воинские части на Балканах, формировавшиеся с относительным соблюдением принципа добровольности.
Для оценки соотношения численности русской диаспоры на Балканах и численности сформированных ею воинских и полицейских частей стоит привести один пример. Начальник Генерального штаба Сухопутных сил Германии Франц Гальдер считал, что «...исходя из существующего опыта... один миллион гражданских жителей может сформировать две дивизии...»104 , т.е. может дать около 3 - 4 % от общего состава населения, учитывая, что пехотная дивизия вермахта имела 17 734 солдат и офицеров105. Таким образом, сравнивая численность русских на Балканах и число добровольцев в РОК и полицейских частях, можно сделать вывод, что средний показатель мобилизационной активности там был намного превзойден. Подобная активность не может быть объяснена даже тем особым демографическим и социальным составом, который имела на Балканах русская эмиграция, где доминировали решительные мужчины с опытом владения оружием.
Бойцы Русского Корпуса
Попытаемся реконструировать мотивацию столь высокой мобилизационной активности русской эмиграции. Прежде всего рассмотрим материальные стимулы. После массовых увольнений в Сербии и общего ухудшения уровня жизни в других балканских странах эмигрантам пришлось, заботясь о хлебе насущном для себя и своих близких, искать любую подходящую работу. В этих условиях служба в рядах РОК была сравнительно привлекательна (см. таблицу 1106 ).
С учетом искусственно завышенного валютного курса рейхсмарки (1 РМ=20 сербских динар)107 , этот уровень заработной платы был высоким. Например, в Белграде в то время можно было снять комнату за 275 динар в месяц, а 300 динар в месяц было достаточно для скудного питания одного человека (яйца, топленый жир, кукурузная крупа, фасоль, эрзац-кофе, вино, сезонные фрукты и овощи)108. Достаточно престижная в рамках русской колонии зарплата преподавателя русской гимназии в Белграде в то время составляла 1200 динаров в месяц109. Стоит отметить, что выплаты в РОК были несколько меньше, чем у их коллег по вермахту, но больше, чем у бойцов восточных батальонов и добровольческих легионов из подсоветских граждан. Рядовой и унтер-офицерский состав «ост-батальонов» получал около 30 - 42 РМ (54 РМ - на лица с семьей)110. В то же время заработная плата у русских эмигрантов во вспомогательных полицейских батальонах была еще больше, чем в РОК, что приводило к попыткам перевода в хипо отдельных военнослужащих из РОК111.
С другой стороны, нельзя забывать, что к 1941 г. с момента окончания Гражданской войны прошло уже около двадцати лет и наемничество как вид заработка уже не могло быть популярным. Уже давно прошли времена полковника Миклашевского, совершившего с двумястами русскими солдатами и офицерами интервенцию и военный переворот в Тиране против левого правительства православного епископа Фана Ноли112. Хотя большая часть русских эмигрантов, прибывших в Королевство СХС, участвовали в Первой мировой и/или Гражданской войне (62 %), профессиональных военных среди них было относительно мало (всего 28,6%)113 , т.к. большая часть царского кадрового офицерства была выбита в 1914 - 1918 гг. Среднее и младшее поколения эмигрантов полностью интегрировались в мирную жизнь и даже в случае увольнения могли сравнительно легко переехать в Германию и другие страны Западной Европы, где вследствие массовой мобилизации освободилось сравнительно много вакансий и русских эмигрантов принимали без особых затруднений114. Во время глобальной войны, в обстановке активных антипартизанских операций, в тяжелейших условиях горной местности, при противостоянии многочисленным, уверенным в правоте своей идеологии и решительным противникам военная служба не могла стать лучшим способом зарабатывания денег. Те, кто хотел обеспечить себя материально без особых проблем, не задерживались в РОК, даже если они туда случайно и попадали.
Стоит отметить, что дезертиры из корпуса вызывали ярко выраженные отрицательные эмоции у «патриотической» части эмиграции. Пример такого отношения к дезертирам привел в своих воспоминаниях Анатолий Максимов, который быстро разочаровался после прибытия в РОК, успешно сбежал из него и перебрался на работу в более безопасные условия в Германии и оккупированной Франции. Пятнадцатилетняя девушка из белградской семьи русских эмигрантов, куда Максимов пришел в поисках убежища, как к друзьям, была в ярости, узнав о его планах сбежать из РОК. Несмотря на неодобрение со стороны своих родственников, она пригрозила вызвать гестапо, а потом, немного успокоившись, сменила гнев на милость и просто выбросила «труса» из квартиры на улицу, нарушая не только правила гостеприимства, но и полицейский час115.
Вступление в РОК, таким образом, вовсе не было «единственным способом» решения материальных проблем. Некоторые эмигранты, не желавшие идти в РОК, выехали на работу на территорию рейха. Например, на работу в Германию уехала дочь профессора Н.В. Краинского, которая забрала с собой и старого профессора. Следы этой сравнительно заметной эмиграционной волны сохранились в фонде местного отделения СД в Историческом архиве Белграда, т.к. каждый человек, претендовавший на рабочее место в Германии, получал в гестапо справку о политической благонадежности116.
Помимо материальных причин, безусловно, должны были существовать и другие мотивы, которые влияли на решение русских эмигрантов после двадцати лет гражданской жизни вновь повесить на плечо винтовку. Участники антипартизанских частей указывали несколько мотиваций своих поступков нематериального характера. В качестве первичной причины называли желание защититься от партизанского и коммунистического террора. Случаи нападений на эмигрантов и их семьи в провинции, причем нападений как вербального, так и физического характера, действительно имели место117. Однако в действиях эмигрантов, безусловно, присутствовал и другой мотив - стремление вернуться на Родину, и при этом вернуться не бедными и раскаявшимися, а победителями, «на белом коне». К этому мотиву тесно примыкает восприятие в сознании многих «балканских русских» событий 1941 - 1945 гг. как продолжения неоконченного поединка с красными и окончания Гражданской войны. Воспоминания о кровавых событиях большевистской революции и всеобщая ненависть к «тиранам, засевшим в Кремле», стали важным (если не важнейшим) фактором сплочения на протяжении всего существования эмиграции как единой группы. Насколько важными были эти нематериальные факторы поведения, видно на примере одного письма, которое написал участник Гражданской войны и организатор белого партизанского движения, генерал Андрей Григорьевич Шкуро. Письмо было написано летом 1941 г. лидеру украинских эмигрантов в Загребе, который в то время был единственным человеком в эмиграции в Югославии, посылавшим своих сторонников на Восточный фронт. В этом письме родившийся на Кубани Шкуро, переводивший это письмо на украинский с помощью переводчика, подчеркивал свое желание вернуться на «батькивщину» и помочь ей освободиться от коммунизма118. После формирования РОК и тем более по прибытии на Балканы 15-й казачьей дивизии генерал больше не нуждался в связях с борцами за самостийность и писем на украинском языке он больше не писал.
Исходя из парадигмы незаконченной Гражданской войны, эмигранты воспринимали партизан как носителей враждебной идеологии, а РОК считали колыбелью офицерских кадров для будущей «освободительной армии»119. Поэтому первыми солдатами РОК в сентябре 1941 г. стали не безработные и низкоквалифицированные рабочие без постоянных источников дохода (что типично для рядового состава наемных армий), а учащаяся молодежь, которая добровольно посещала военные курсы еще до войны. В рамках этих курсов гимназисты и студенты уже за пару лет до войны составили так называемую роту по домобилизационной подготовке молодежи, которую сформировал при IV отделе Русского Обще-Воинского Союза (далее - РОВС) полковник Михаил Тимофеевич Гордеев-Зарецкий. Офицерами и унтер-офицерами в этой роте были молодые, имевшие образование и рабочее место русские эмигранты, закончившие трехгодичные военно-учебные курсы РОВСа, которыми также руководил в Сербии Гордеев-Зарецкий120. Борьбу с партизанами Тито бойцы РОК воспринимали и рассматривали в некоем своем, глобальном аспекте, как местный фронт против распространения коммунизма и как подготовку к глобальной войне против «подрывной идеологии «. Такой глобальный подход к локальным событиям можно особенно ясно заметить в работах одного из идеологов РОК Евгения Эдуардовича Месснера, где он анализирует стратегию и тактику антипартизанских операций121.
В поисках мотивов активного участия русской эмиграции в событиях Второй мировой войны в Югославии не следует забывать и то, что русские эмигранты были достаточно крепко включены в само местное общество и потому ощущали в себе общий порыв включиться в гражданскую войну, бушевавшую в то время в Сербии. После двадцати лет безвыездной жизни вне отечества, с ограниченными информационными контактами с родиной эмигранты, по сути дела, были уже куда ближе к местной балканской среде, нежели чем к далекой и в значительной степени воображаемой России.
Борис Штейфон
Близость солдат РОК к местной среде мы можем непосредственно проследить благодаря одному инциденту. Когда осенью 1944 г. танковые части Красной армии при поддержке авиации и артиллерии продвигались по Восточной Сербии, на их пути оказался Второй полк РОК. Тыловое подразделение с немолодыми офицерами и не очень рвавшимися в бой солдатами, значительную часть которых составляло пополнение из оккупированных Румынией областей Бессарабии и Украины, внезапно превратилось из тихого тылового гарнизона в передовую фронтовую часть, что привело к паническому бегству. Вследствие этого 8 октября 1944 г. штаб Второго полка получил приказ в течение получаса покинуть Пожаревац, т.к., по донесению сторожевых постов, к городу подходили советские танки. В спешке покидавшие город штабные подразделения оставили там часть материалов канцелярии Второго полка122 , которые захватили вошедшие в город партизаны. Благодаря этому, единственному в истории РОК случаю панического бегства в архиве Военно-исторического института в Белграде сохранился ряд штабных документов РОК, среди которых и папка с 52 личными делами унтер-офицерского и офицерского состава Второго полка РОК. Это собрание документов дает уникальную возможность проанализировать и обобщить биографические характеристики военнослужащих РОК.
Первое, что бросается в глаза при изучении этих документов, - преобладание лиц старшего возраста. Только один из них был представителем второго поколения эмигрантов, причем его отец служил вместе с сыном. Этим молодым человеком был Михаил Лермонтов, причем благодаря своему возрасту он единственный был направлен немцами на технические курсы и получил специальность радиста. Еще одна интересная общая характеристика этой группы - их семейный статус. Если счесть документы из Пожаревца достаточно репрезентативными, то можно утверждать, что русские эмигранты в РОК не были радикально настроенными одиночками, в большинстве своем это были люди семейные, причем обладали крепкими связями не только внутри эмигрантского сообщества, но и в рамках сербской среды. Из 52 досье только 36% принадлежало холостякам, а 64% лиц состояли в браке. Показательно, что треть состоявших в браке военнослужащих были женаты на сербках. Причем связи эти были не фиктивным сожительством, а реальными браками. Две трети детей, которые принадлежали лицам, чьи досье были захвачены в Пожаревце, родились в смешанных браках. Интересно, что дети из этих браков носили либо типично сербские имена, либо русские имена, «незаметные» в сербской среде, что может также послужить хорошим подтверждением вовлеченности их отцов не только в эмигрантское сообщество, но и в более широкую сербскую среду. Более того, учитывая, что абсолютное большинство (51 из 52) человек из доступного нам статистического материала имели высшее или среднее образование, мы можем утверждать, что уровень репродуктивности у них был намного выше, чем это было типично для эмигрантов их уровня образованности и для эмигрантов вообще. Кроме того, можно предположить, что число лиц, состоявших в браке, и репродуктивность были бы еще больше, если бы мы рассматривали личные дела лиц не из Второго, а из Первого полка, сформированного из донских и кубанских казаков.
Виктор Зборовский, первый командир 1-го казачьего полка РК
Остальные характеристики также достаточно интересны и в большинстве своем совпадают со средними по балканской эмиграции. Большинство из анализируемых 52 корпусников родились в европейской части России, при этом доминируют те, кто родился на юге и западе Российской империи: в Харьковской, Киевской, Гродненской и Виленской губерниях. Это было типично для эмиграции на Балканах, т.к. она формировалась в результате притока участников Гражданской войны на Юге России. Большинство лиц неоспоримо относятся к «великороссам» - если в качестве маркера использовать фамилии с русскими корнями, оканчивающиеся на «-ов, -ев». В то же время в списке есть один поляк (судя по фамилии, оканчивающейся на «-ски», месту рождения и католическому вероисповеданию), православный немец из Поволжья (судя по фамилии) и несколько человек, имевших малорусские и белорусские корни (судя по фамилии и месту рождения). И уж совершенно экзотичным выглядит то, что один из лейтенантов РОК вписал в свою семейную карточку супругу, которая, судя по имени, фамилии и месту рождения, была православной финкой. Здесь нельзя не вспомнить полное равнодушие военнослужащих РОК (в традициях императорской армии) к вопросу этнического происхождения. Большее значение в их глазах имели преданность русской государственности, последовательная неприязнь к коммунистам и принадлежность к православному вероисповеданию.
Уровень вовлеченности русских эмигрантов в антикоммунистическую деятельность в годы Гражданской войны в Югославии стал еще более высоким на заключающем этапе войны, с осени 1944-го до весны 1945 г. В это время союзники по антикоммунистической идеологии стремились к невероятным комбинациям для продления своей политической жизни. Общий путь отступления в Словению объединил словенских солдат генерала Льва Рупника, ряд четнических воевод (Момчило Джуич и др.) и добровольцев Димитрия Льотича, которые активно пытались вступить в контакты с частями генерала Власова. Особенно настойчивой идея о переговорах с Власовым была у Д. Льотича, который даже послал к Власову своего эмиссара - Божидара Найдановича. Кроме того, Льотич укреплял личные связи с располагавшимися рядом с ним частями 15-й казачьей дивизии и с руководством полка «Варяг».123 Одним из свидетельств ответной реакции Власова на предложения Льотича можно назвать опубликованную в льотичевской газете телеграмму с рождественским поздравлением генералу Милану Недичу124. Разумеется, целью Льотича была выглядевшая в то время авантюрной (или по крайней мере совершенно преждевременной) идея основания на севере Югославии антикоммунистического славянского государства «Свободная Словения» (по модели осуществившегося позднее раздела Германии или Кореи)125. Хотя этим идеям не суждено было воплотиться в жизнь, сам факт их появления является еще одним свидетельством вовлеченности русских не только в оккупацию, но и в гражданскую войну в Югославии126.
Анатолий Рогожин, командир полка РК, с 30 апреля 1945 года, после смерти Штейфона - последний командир Русского Корпуса
http://www.kniga.com/books/preview_txt.asp?sku=ebooks311445#TOC_IDAK1LNM
PS. Материал проиллюстрирован мной. Это не последний мой материал о Русском Корпусе и военном противостоянии на Балканах в годы ВМВ.
Прочитал недавно довольно интересную книгу российского историка Алексея Тимофеева "Русский фактор. Вторая Мировая Война в Югославии", в которой подробно исследована роль русской эмиграции и воевавших на стороне Третьего рейха военных формирований из граждан СССР в период немецкой оккупации Югославии, межэтнической и гражданской войны, происходившей на ее территории. В книге описано участие в боевых действиях на стороне немцев "Русского Корпуса", 15-го казачьего кавалерийского корпуса СС, 162-й туркестанской дивизии (состоявшей из разных народов Кавказа, Закавказья и Средней Азии) и дивизии СС "Галичина" (2-го формирования); рассмотрены их взаимоотношения с местным населением, немецкими оккупационными властями, хорватскими Усташами, сербскими Четниками и сербскими коллаборационистами. Отдельная глава работы посвящены деятельности РПЦ(З) и ее влиянию на жизнь русской эмиграции в Югославии и военные формирования, действовавшие на ее территории. Рассказано также о гражданской и бытовой жизни эмигрантов.
С другой стороны, реконструируются усилия СССР по подготовке и разжиганию партизанской войны на Балканах, взаимоотношения СССР с четниками и королевским правительством, бежавшим из Белграда в Лондон, а также боевые операции РККА на территории Сербии и Хорватии. При этом «русский фактор» на Балканах оказывал влияние не только на немецкую, но и на английскую попытку экспансии на Балканах.
Публикую одну из наиболее интересных глав этой книги: "Эмигранты в военных и полицейских антипартизанских частях на территории Югославии":
Белград после немецкой бомбардировки, 1941 год
Во время оккупации в Югославии часть русских эмигрантов участвовали в создании нескольких военных частей, которые немцы использовали для борьбы против повстанцев. При этом русские военные и полицейские части использовались как против партизан, так и против четников. При этом операции РОК против ЮВвО проводились не только в 1941 г. во время восстания в Западной Сербии, но и в 1943 - 1944 гг.69 Крупнейшей из таких частей был РОК, который и сербы, и русские эмигранты в разговорной речи называли на немецкий лад - «русский шуцкор». Несмотря на богатые фантазии М.Ф. Скородумова и на романтические ожидания жаждавших возврата в Россию первых военнослужащих РОК, немцы с самого момента основания и до конца оккупации Сербии считали, что РОК необходим для несения антипартизанской службы в Сербии (в сентябре 1941 года Скородумов был снят немцами с должности командира РОК и на его место был назначен более послушный, сдержанный и лояльный нацистам Штейфон, в то время как Скородумов до осени 1944 года занимался сапожным ремеслом и вернулся в РК рядовым солдатом - примечание Роман Вольнодумов) . Поэтому с самого начала было отметено желание руководства РОК видеть его самостоятельным, и РОК был подчинен главному уполномоченному по хозяйственной деятельности в Сербии Ф. Нойхаузену70.
В конце 1941 г. РОК насчитывал около 1500 человек71 и использовался как для локальных зачисток, так и для защиты рудников в районе Крупня, Бора и Трепчи. После того как зимой 1941/42 г. немцам с помощью недичевских и льотичевских частей удалось разгромить партизанские базы в Сербии, там наступило относительное затишье, которое продолжалось вплоть до осени 1944 г., когда РККА подошла к восточным границам Сербии. На протяжении всего этого времени РОК был увеличен за счет русских добровольцев со всех Балкан: из Болгарии, Румынии, Хорватии и Греции. В 1942 г. РОК был включен в состав вермахта и официально получил название «Охранный корпус» (до этого немцы называли это формирование «охранная группа»). В составе РОК было сформировано 5 полков, первый из них находился под командованием генерала Зборовского и состоял в основном из казаков. РОК никогда не функционировал как цельная боевая единица. Крупнейшей функциональной единицей корпуса были полки, которые целиком или частями придавались немецким и болгарским оккупационным дивизиям как вспомогательные военные части. В основном части корпуса охраняли кирпичные бункеры, защищавшие мосты и железную дорогу в долинах рек, несли вооруженную охрану рудников и фабрик Бора, Трепчи, Майданпека, Крупня и вместе с частями Сербской пограничной и государственной стражи Милана Недича и Сербского добровольческого корпуса Димитрия Льотича обороняли от прорыва партизан границы Сербии по рекам Дрина и Дунай. Время от времени небольшие части РОК использовались в качестве усиления для проведения местных операций зачистки при активизации повстанческого движения в самой Сербии. По мнению непосредственных участников событий, «...корпус получил важное стратегическое задание по охране самых чувствительных мест в хозяйственном механизме оккупированной Сербии»72.
Михаил Скородумов
Изначально РОК формировался как добровольческая часть, но в то же время постоянным явлением были угрозы и шантаж по отношению к тем мужчинам-эмигрантам, которые, несмотря на подходящий возраст, отказывались служить в РОК. Со временем число мужчин-эмигрантов призывного возраста в РОК стало таким значительным, что уход РОК из Сербии нанес непереносимый удар по демографическому положению русской эмиграции. Кроме того, такая массовость вступления в часть, состоявшую на службе у немецких оккупантов, дополнительно ухудшила отношение сербского населения к русским эмигрантам. Уже в начале войны имели место убийства местными жителями находившихся на прогулке в городе в позднее время солдат РОК73.
В октябре 1944 г. сбылась наконец-то давняя мечта организаторов РОК попробовать себя в бою не с местными представителями «красной идеологии», а с регулярными частями Красной армии. На тот момент в составе РОК служили 11 197 человек. Именно в то время из названия РОК исчезло определение «охранный», не соответствующее тем тяжелым боям, в которые вступили солдаты РОК. Серьезные потери РОК понес как в ходе безуспешных попыток сдержать наступление РККА в Восточной Сербии, так и при отражении ударов партизан, пробивавшихся из Боснии и Рашки. Еще более тяжелые потери ожидали РОК в ходе отступления через горные районы Боснии в Словению, в ходе которого особая нагрузка легла на плечи старшего поколения корпусников, чей возраст уже не соответствовал их боевой нагрузке. В начале 1945 г. неожиданно скончался командир корпуса генерал Б.А. Штейфон, а РОК принял казак Терского казачьего войска полковник Анатолий Иванович Рогожин. До окончания Второй мировой войны большая часть РОК успела покинуть территорию Югославии и сдаться англичанам. К моменту капитуляции в РОК оставались всего 5584 человека. За неполные четыре года существования РОК через него прошли 17 090 человек, а общее число боевых потерь (погибшие, тяжелораненые и пропавшие без вести) составило 6709 человек74.
Еще одной относительно крупной русской эмигрантской военной частью в Югославии был батальон, а позднее полк «Варяг». Создание этой части явилось результатом деятельности «конкурентов» вермахта - СС, а точнее - командующего силами полиции и СС в Сербии группенфюрера Августа Мейснера, который выражал недовольство царившим в РОК русским духом, монархическим и недостаточно лояльным по отношению к нацистской идеологии75.
Эту проблему немцы попытались решить с помощью вышеупомянутого М.А. Семенова. Семенов «обнаружил» у себя немецкие корни, получил статус «фольксдойче» и был формально зачислен в 7-ю добровольческую горную дивизию СС «Принц Ойген», формировавшуюся из воеводинских немцев. Став, таким образом, гауптштурмфюрером СС, М.А. Семенов к тому же смог добавить к своей фамилии приставку «фон» и получил немецкое гражданство. Таким образом, он стал подходящим человеком для формирования полицейских частей из радикально настроенной эмигрантской молодежи. В казармах РОК, располагавшихся на Банице, Семенов занялся пехотной подготовкой с контингентом, численность которого составляла примерно 400 - 600 человек. Сам Семенов вместе с помогавшими ему в обучении новобранцев офицерами (Чухновым, Гриневым, Остерманом и Лавровым) разместился в «Палас-отеле» в центре Белграда, сохранившемся и поныне (Белград, Топличин венац, 23). В том же отеле он разместил и свой штаб, и рекрутную комиссию. Для увеличения привлекательности службы в полиции окружение Семенова распустило слухи о том, что вроде бы формирующийся батальон готовится для особой операции на Восточном фронте - для десанта в районе Новороссийска. В результате всех этих ухищрений М.А. Семенову удалось сформировать батальон хипо («Русское хипо», как его называли эмигранты, от нем. Hilfe Polizei - вспомогательная полиция), который находился на бюджете Главного управления СС76.
После формирования, как это и планировалось, батальон получил статус вспомогательной полицейской части и был использован для борьбы против повстанцев в Сербии77. Эмигранты, мобилизованные Семеновым, были размещены в придунайских городах к востоку от Белграда - в Смедереве и в Пожаревце. В начале 1943 г. из русской молодежи был также сформирован Отдельный кавалерийский эскадрон, который действовал в придунайских областях Сербии и Баната. Им командовал русский эмигрант из Белграда, уроженец Киева Михаил Шидловский (1900 - ?), так же как и М.А. Семенов, примостивший к своей фамилии приставку «фон»78. Еще один полицейский отряд из русских эмигрантов действовал на севере Баната79. В середине 1943 г. мобилизационные ресурсы русской эмиграции в Сербии и ближайших странах истощились, и М.А. Семенов отбыл в Германию.
О дальнейшей судьбе этих частей можно судить на основании косвенных данных. В Архиве Югославии в фонде Государственной комиссии по военным преступлениям сохранился массив документов офицера по бытовым вопросам членов семей ваффен-СС из Сербии, имевшего штаб-квартиру в Бечкереке (Петровграде), крупнейшем городе Баната (Сербия)80. В фонде сохранилось 2050 дел, на основании которых 279 человек можно идентифицировать как русских эмигрантов по месту рождения в Российской империи, или (в случае, если они родились после 1921 г.) по русским фамилиям и именам. Большинство из них служили в III батальоне хипо, входившем в 1944 г. во II добровольческий полицейский полк «Сербия» (III. Hipo.-Batl. / Polizei Freiwilligen Regiment 2 Serbien), хотя отдельные лица служили и в других частях полка. Этот полк был сформирован из более мелких частей вспомогательной полиции весной 1944 г.81 Судя по личным номерам, значительное число этих лиц рекрутировались в 3 - 4 приема в период с середины 1942-го до первых месяцев 1943 г. На основании этого можно предположить, что эти люди и были остатками эмигрантских полицейских частей, формировавшихся рекрутной комиссией в отеле «Палас». Хотя II добровольческий полицейский полк «Сербия» просуществовал до конца 1945 г., невозможно утверждать, что русские части в нем сохранились до самого конца, т.к. вышеупомянутый фонд был захвачен уже в октябре 1944 г. и не содержит более поздних записей.
Осенью 1944 г. в Словении, в городе Камник (Stein in Oberkrain), активно действовал против партизан прибывший туда в сентябре 1944 г. батальон СС (SS Jager Bataillon), насчитывавший около 500 человек, под командованием гауптштурмфюрера Геннадия Гринева82. Словенские партизаны относили личный состав батальона к казакам. По их сведениям, батальон состоял из 3 рот, в каждой было около 150 человек. В каждой роте было по 4 взвода и одному тяжелому взводу, на вооружении которого, кроме пулеметов, состояло по 2 легких итальянских миномета. Для усиления батальону был придан минометный взвод, вооруженный советскими 82-миллиметровыми минометами. Батальон был достаточно насыщен автоматическим оружием - всего в нем был 1 немецкий MG-34, 4 советских станковых пулемета «максим», 4 итальянских станковых пулемета «Бреда», 6 чешских ручных пулемета «Зброевка-Брно», несколько советских пистолетов-пулеметов и 4 противотанковых ружья. Кроме Гринева офицерские места в батальоне занимали Якубович и Орлов83.
В ноябре 1944 г. командир батальона Гринев с несколькими офицерами отбыл в Любляну. После того как в Любляну прибыл и М.А. Семенов, было начато формирование нового полка СС. В начале января 1945 г. в Любляну поступило пополнение из рядов советских военнопленных. Во главе полка стоял штандартенфюрер СС Михаил «фон» Семенов, его заместителем был гауптштурмфюрер (позднее - штурмбаннфюрер) СС Геннадий Гринев, также имевший приставку «фон», свидетельствовавшую о его претензиях на дворянство. Сразу же были сформированы 1-й и 2-й батальоны и отдельная разведрота (Jagdkomando). Эти части в феврале 1945 г. использовались в районе Жужемберка (Seisenberg). В феврале 1945 г. было закончено формирование в Любляне 3-го батальона, который также действовал в районе Жужемберка. А 20 февраля 1945 г. полк получил название Первого специального полка СС «Варяг» (Sonderregiment SS I «Varager») и имел в своем составе около 2,5 тысячи человек. Солдаты и офицеры полка носили на рукаве щиток с надписью «РОА»84. Обычно полк «Варяг» действовал по-батальонно в небольших операциях по зачистке партизан85. В самом конце войны «Варяг», так же как и РОК, покинул Югославию и сдался англичанам86.
Стоит добавить, что часть русских эмигрантов служили непосредственно в воинских и полицейских частях государств, образованных немцами после оккупации Югославии. Свыше пятидесяти бывших офицеров королевства Югославии (в основном, женатые на хорватках) продолжили свою службу в рядах вооруженных сил НГХ (т.н. домобранство) 100. Некоторые из них отбыли в составе хорватского усиленного 369-го полка на Восточный фронт и попали в плен вместе с остатками 6-й армии Паулюса. В боевом дневнике 369-го полка отмечена проявленная в боях с РККА храбрость по крайней мере двух русских офицеров - Михаила Зубчевского и Михаила Коробкина101.
В отличие от Хорватии в Сербии русских эмигрантов на военной службе практически не было. Дело в том, что премьер Сербии генерал Милан Недич в весной 1942 г. подписал приказ об увольнении с государственной службы всех русских, независимо от того, имеют ли они статус беженцев или югославское гражданство. Например, один из русских полицейских чиновников, С.А. Голубев писал: «...по решению господина министра внутренних дел III № 285 от 18 мая 1942 г. я был уволен из государственной службы на основании § 104, п. 16 Закона о чиновниках как русский...»102 Таким образом М. Недич пытался обеспечить трудовые места для масс сербских беженцев, прибывавших в страну из Хорватии. Редким исключением из этого закона стал Николай Дмитриевич Губарев. Губарев прибыл в Сербию ребенком, остался сиротой и даже беспризорничал, но все-таки смог выкарабкаться из бедности и с 1928 г. работал в полиции. После оккупации в 1941 г. Губарев перешел в Специальную полицию, которая боролась с повстанцами, и сначала занимался коммунистами, возглавив работу отделения по борьбе с партизанами, а потом был переведен на борьбу против организации Дражи Михайловича103.
Нельзя не обратить внимание на то, какую поддержку получили у русской эмиграции воинские и полицейские части, боровшиеся против югославских партизан в годы Второй мировой войны. В этом контексте стоит сравнить численность, с одной стороны, «балканских» русских эмигрантов (Югославия - около 30 тысяч и Болгария - около 15 тысяч), ставших костяком РОК и нескольких полицейских частей, и, с другой стороны, крупных русских эмигрантских колоний в прочих европейских странах, не давших такого числа активных участников событий 1939 - 1945 гг. По данным Нансеновского комитета по помощи беженцам, во Франции проживали около 100 тысяч, в Польше - 80 тысяч, в Германии - 40 тысяч, в Чехословакии - около 9 тысяч и в Бельгии около 8 тысяч русских. Из них наиболее заметную гомогенную воинскую силу дали русские эмигранты во Франции - 3 тысячи человек, призванных для защиты Франции насильно (вопреки тому, что они не были французскими гражданами) в ходе мобилизации 1940 г. Разительным контрастом выглядят русские воинские части на Балканах, формировавшиеся с относительным соблюдением принципа добровольности.
Для оценки соотношения численности русской диаспоры на Балканах и численности сформированных ею воинских и полицейских частей стоит привести один пример. Начальник Генерального штаба Сухопутных сил Германии Франц Гальдер считал, что «...исходя из существующего опыта... один миллион гражданских жителей может сформировать две дивизии...»104 , т.е. может дать около 3 - 4 % от общего состава населения, учитывая, что пехотная дивизия вермахта имела 17 734 солдат и офицеров105. Таким образом, сравнивая численность русских на Балканах и число добровольцев в РОК и полицейских частях, можно сделать вывод, что средний показатель мобилизационной активности там был намного превзойден. Подобная активность не может быть объяснена даже тем особым демографическим и социальным составом, который имела на Балканах русская эмиграция, где доминировали решительные мужчины с опытом владения оружием.
Бойцы Русского Корпуса
Попытаемся реконструировать мотивацию столь высокой мобилизационной активности русской эмиграции. Прежде всего рассмотрим материальные стимулы. После массовых увольнений в Сербии и общего ухудшения уровня жизни в других балканских странах эмигрантам пришлось, заботясь о хлебе насущном для себя и своих близких, искать любую подходящую работу. В этих условиях служба в рядах РОК была сравнительно привлекательна (см. таблицу 1106 ).
С учетом искусственно завышенного валютного курса рейхсмарки (1 РМ=20 сербских динар)107 , этот уровень заработной платы был высоким. Например, в Белграде в то время можно было снять комнату за 275 динар в месяц, а 300 динар в месяц было достаточно для скудного питания одного человека (яйца, топленый жир, кукурузная крупа, фасоль, эрзац-кофе, вино, сезонные фрукты и овощи)108. Достаточно престижная в рамках русской колонии зарплата преподавателя русской гимназии в Белграде в то время составляла 1200 динаров в месяц109. Стоит отметить, что выплаты в РОК были несколько меньше, чем у их коллег по вермахту, но больше, чем у бойцов восточных батальонов и добровольческих легионов из подсоветских граждан. Рядовой и унтер-офицерский состав «ост-батальонов» получал около 30 - 42 РМ (54 РМ - на лица с семьей)110. В то же время заработная плата у русских эмигрантов во вспомогательных полицейских батальонах была еще больше, чем в РОК, что приводило к попыткам перевода в хипо отдельных военнослужащих из РОК111.
С другой стороны, нельзя забывать, что к 1941 г. с момента окончания Гражданской войны прошло уже около двадцати лет и наемничество как вид заработка уже не могло быть популярным. Уже давно прошли времена полковника Миклашевского, совершившего с двумястами русскими солдатами и офицерами интервенцию и военный переворот в Тиране против левого правительства православного епископа Фана Ноли112. Хотя большая часть русских эмигрантов, прибывших в Королевство СХС, участвовали в Первой мировой и/или Гражданской войне (62 %), профессиональных военных среди них было относительно мало (всего 28,6%)113 , т.к. большая часть царского кадрового офицерства была выбита в 1914 - 1918 гг. Среднее и младшее поколения эмигрантов полностью интегрировались в мирную жизнь и даже в случае увольнения могли сравнительно легко переехать в Германию и другие страны Западной Европы, где вследствие массовой мобилизации освободилось сравнительно много вакансий и русских эмигрантов принимали без особых затруднений114. Во время глобальной войны, в обстановке активных антипартизанских операций, в тяжелейших условиях горной местности, при противостоянии многочисленным, уверенным в правоте своей идеологии и решительным противникам военная служба не могла стать лучшим способом зарабатывания денег. Те, кто хотел обеспечить себя материально без особых проблем, не задерживались в РОК, даже если они туда случайно и попадали.
Стоит отметить, что дезертиры из корпуса вызывали ярко выраженные отрицательные эмоции у «патриотической» части эмиграции. Пример такого отношения к дезертирам привел в своих воспоминаниях Анатолий Максимов, который быстро разочаровался после прибытия в РОК, успешно сбежал из него и перебрался на работу в более безопасные условия в Германии и оккупированной Франции. Пятнадцатилетняя девушка из белградской семьи русских эмигрантов, куда Максимов пришел в поисках убежища, как к друзьям, была в ярости, узнав о его планах сбежать из РОК. Несмотря на неодобрение со стороны своих родственников, она пригрозила вызвать гестапо, а потом, немного успокоившись, сменила гнев на милость и просто выбросила «труса» из квартиры на улицу, нарушая не только правила гостеприимства, но и полицейский час115.
Вступление в РОК, таким образом, вовсе не было «единственным способом» решения материальных проблем. Некоторые эмигранты, не желавшие идти в РОК, выехали на работу на территорию рейха. Например, на работу в Германию уехала дочь профессора Н.В. Краинского, которая забрала с собой и старого профессора. Следы этой сравнительно заметной эмиграционной волны сохранились в фонде местного отделения СД в Историческом архиве Белграда, т.к. каждый человек, претендовавший на рабочее место в Германии, получал в гестапо справку о политической благонадежности116.
Помимо материальных причин, безусловно, должны были существовать и другие мотивы, которые влияли на решение русских эмигрантов после двадцати лет гражданской жизни вновь повесить на плечо винтовку. Участники антипартизанских частей указывали несколько мотиваций своих поступков нематериального характера. В качестве первичной причины называли желание защититься от партизанского и коммунистического террора. Случаи нападений на эмигрантов и их семьи в провинции, причем нападений как вербального, так и физического характера, действительно имели место117. Однако в действиях эмигрантов, безусловно, присутствовал и другой мотив - стремление вернуться на Родину, и при этом вернуться не бедными и раскаявшимися, а победителями, «на белом коне». К этому мотиву тесно примыкает восприятие в сознании многих «балканских русских» событий 1941 - 1945 гг. как продолжения неоконченного поединка с красными и окончания Гражданской войны. Воспоминания о кровавых событиях большевистской революции и всеобщая ненависть к «тиранам, засевшим в Кремле», стали важным (если не важнейшим) фактором сплочения на протяжении всего существования эмиграции как единой группы. Насколько важными были эти нематериальные факторы поведения, видно на примере одного письма, которое написал участник Гражданской войны и организатор белого партизанского движения, генерал Андрей Григорьевич Шкуро. Письмо было написано летом 1941 г. лидеру украинских эмигрантов в Загребе, который в то время был единственным человеком в эмиграции в Югославии, посылавшим своих сторонников на Восточный фронт. В этом письме родившийся на Кубани Шкуро, переводивший это письмо на украинский с помощью переводчика, подчеркивал свое желание вернуться на «батькивщину» и помочь ей освободиться от коммунизма118. После формирования РОК и тем более по прибытии на Балканы 15-й казачьей дивизии генерал больше не нуждался в связях с борцами за самостийность и писем на украинском языке он больше не писал.
Исходя из парадигмы незаконченной Гражданской войны, эмигранты воспринимали партизан как носителей враждебной идеологии, а РОК считали колыбелью офицерских кадров для будущей «освободительной армии»119. Поэтому первыми солдатами РОК в сентябре 1941 г. стали не безработные и низкоквалифицированные рабочие без постоянных источников дохода (что типично для рядового состава наемных армий), а учащаяся молодежь, которая добровольно посещала военные курсы еще до войны. В рамках этих курсов гимназисты и студенты уже за пару лет до войны составили так называемую роту по домобилизационной подготовке молодежи, которую сформировал при IV отделе Русского Обще-Воинского Союза (далее - РОВС) полковник Михаил Тимофеевич Гордеев-Зарецкий. Офицерами и унтер-офицерами в этой роте были молодые, имевшие образование и рабочее место русские эмигранты, закончившие трехгодичные военно-учебные курсы РОВСа, которыми также руководил в Сербии Гордеев-Зарецкий120. Борьбу с партизанами Тито бойцы РОК воспринимали и рассматривали в некоем своем, глобальном аспекте, как местный фронт против распространения коммунизма и как подготовку к глобальной войне против «подрывной идеологии «. Такой глобальный подход к локальным событиям можно особенно ясно заметить в работах одного из идеологов РОК Евгения Эдуардовича Месснера, где он анализирует стратегию и тактику антипартизанских операций121.
В поисках мотивов активного участия русской эмиграции в событиях Второй мировой войны в Югославии не следует забывать и то, что русские эмигранты были достаточно крепко включены в само местное общество и потому ощущали в себе общий порыв включиться в гражданскую войну, бушевавшую в то время в Сербии. После двадцати лет безвыездной жизни вне отечества, с ограниченными информационными контактами с родиной эмигранты, по сути дела, были уже куда ближе к местной балканской среде, нежели чем к далекой и в значительной степени воображаемой России.
Борис Штейфон
Близость солдат РОК к местной среде мы можем непосредственно проследить благодаря одному инциденту. Когда осенью 1944 г. танковые части Красной армии при поддержке авиации и артиллерии продвигались по Восточной Сербии, на их пути оказался Второй полк РОК. Тыловое подразделение с немолодыми офицерами и не очень рвавшимися в бой солдатами, значительную часть которых составляло пополнение из оккупированных Румынией областей Бессарабии и Украины, внезапно превратилось из тихого тылового гарнизона в передовую фронтовую часть, что привело к паническому бегству. Вследствие этого 8 октября 1944 г. штаб Второго полка получил приказ в течение получаса покинуть Пожаревац, т.к., по донесению сторожевых постов, к городу подходили советские танки. В спешке покидавшие город штабные подразделения оставили там часть материалов канцелярии Второго полка122 , которые захватили вошедшие в город партизаны. Благодаря этому, единственному в истории РОК случаю панического бегства в архиве Военно-исторического института в Белграде сохранился ряд штабных документов РОК, среди которых и папка с 52 личными делами унтер-офицерского и офицерского состава Второго полка РОК. Это собрание документов дает уникальную возможность проанализировать и обобщить биографические характеристики военнослужащих РОК.
Первое, что бросается в глаза при изучении этих документов, - преобладание лиц старшего возраста. Только один из них был представителем второго поколения эмигрантов, причем его отец служил вместе с сыном. Этим молодым человеком был Михаил Лермонтов, причем благодаря своему возрасту он единственный был направлен немцами на технические курсы и получил специальность радиста. Еще одна интересная общая характеристика этой группы - их семейный статус. Если счесть документы из Пожаревца достаточно репрезентативными, то можно утверждать, что русские эмигранты в РОК не были радикально настроенными одиночками, в большинстве своем это были люди семейные, причем обладали крепкими связями не только внутри эмигрантского сообщества, но и в рамках сербской среды. Из 52 досье только 36% принадлежало холостякам, а 64% лиц состояли в браке. Показательно, что треть состоявших в браке военнослужащих были женаты на сербках. Причем связи эти были не фиктивным сожительством, а реальными браками. Две трети детей, которые принадлежали лицам, чьи досье были захвачены в Пожаревце, родились в смешанных браках. Интересно, что дети из этих браков носили либо типично сербские имена, либо русские имена, «незаметные» в сербской среде, что может также послужить хорошим подтверждением вовлеченности их отцов не только в эмигрантское сообщество, но и в более широкую сербскую среду. Более того, учитывая, что абсолютное большинство (51 из 52) человек из доступного нам статистического материала имели высшее или среднее образование, мы можем утверждать, что уровень репродуктивности у них был намного выше, чем это было типично для эмигрантов их уровня образованности и для эмигрантов вообще. Кроме того, можно предположить, что число лиц, состоявших в браке, и репродуктивность были бы еще больше, если бы мы рассматривали личные дела лиц не из Второго, а из Первого полка, сформированного из донских и кубанских казаков.
Виктор Зборовский, первый командир 1-го казачьего полка РК
Остальные характеристики также достаточно интересны и в большинстве своем совпадают со средними по балканской эмиграции. Большинство из анализируемых 52 корпусников родились в европейской части России, при этом доминируют те, кто родился на юге и западе Российской империи: в Харьковской, Киевской, Гродненской и Виленской губерниях. Это было типично для эмиграции на Балканах, т.к. она формировалась в результате притока участников Гражданской войны на Юге России. Большинство лиц неоспоримо относятся к «великороссам» - если в качестве маркера использовать фамилии с русскими корнями, оканчивающиеся на «-ов, -ев». В то же время в списке есть один поляк (судя по фамилии, оканчивающейся на «-ски», месту рождения и католическому вероисповеданию), православный немец из Поволжья (судя по фамилии) и несколько человек, имевших малорусские и белорусские корни (судя по фамилии и месту рождения). И уж совершенно экзотичным выглядит то, что один из лейтенантов РОК вписал в свою семейную карточку супругу, которая, судя по имени, фамилии и месту рождения, была православной финкой. Здесь нельзя не вспомнить полное равнодушие военнослужащих РОК (в традициях императорской армии) к вопросу этнического происхождения. Большее значение в их глазах имели преданность русской государственности, последовательная неприязнь к коммунистам и принадлежность к православному вероисповеданию.
Уровень вовлеченности русских эмигрантов в антикоммунистическую деятельность в годы Гражданской войны в Югославии стал еще более высоким на заключающем этапе войны, с осени 1944-го до весны 1945 г. В это время союзники по антикоммунистической идеологии стремились к невероятным комбинациям для продления своей политической жизни. Общий путь отступления в Словению объединил словенских солдат генерала Льва Рупника, ряд четнических воевод (Момчило Джуич и др.) и добровольцев Димитрия Льотича, которые активно пытались вступить в контакты с частями генерала Власова. Особенно настойчивой идея о переговорах с Власовым была у Д. Льотича, который даже послал к Власову своего эмиссара - Божидара Найдановича. Кроме того, Льотич укреплял личные связи с располагавшимися рядом с ним частями 15-й казачьей дивизии и с руководством полка «Варяг».123 Одним из свидетельств ответной реакции Власова на предложения Льотича можно назвать опубликованную в льотичевской газете телеграмму с рождественским поздравлением генералу Милану Недичу124. Разумеется, целью Льотича была выглядевшая в то время авантюрной (или по крайней мере совершенно преждевременной) идея основания на севере Югославии антикоммунистического славянского государства «Свободная Словения» (по модели осуществившегося позднее раздела Германии или Кореи)125. Хотя этим идеям не суждено было воплотиться в жизнь, сам факт их появления является еще одним свидетельством вовлеченности русских не только в оккупацию, но и в гражданскую войну в Югославии126.
Анатолий Рогожин, командир полка РК, с 30 апреля 1945 года, после смерти Штейфона - последний командир Русского Корпуса
http://www.kniga.com/books/preview_txt.asp?sku=ebooks311445#TOC_IDAK1LNM
PS. Материал проиллюстрирован мной. Это не последний мой материал о Русском Корпусе и военном противостоянии на Балканах в годы ВМВ.