История ума
Оригинал взят у yettergjart в История мысли и мысль в истории
Рубрика: Место в культуре
История мысли и мысль в истории
Знание-Сила. - № 10. - 2011. = http://znaniesila.livejournal.com/32663.html
Место в культуре, как известно, имеют не только люди, но и их сообщества. Интеллектуальные сообщества - во всяком случае. Поэтому в нашей рубрике с соответствующим названием заводится ещё одно ответвление - может быть, со временем оно обретёт и своё отдельное название. Оно будет посвящено научным сообществам, исследовательским коллективам и вообще разного рода культурным предприятиям и проектам.
Сегодня мы делаем в этом направлении первый шаг и говорим об уникальной (а других - настоящих - мест в культуре и не бывает!) культурной нише, занятой Центром интеллектуальной истории Института всеобщей истории РАН. О его возникновении, замысле, работе и проектах нашему корреспонденту рассказывает руководитель Центра - доктор исторических наук, профессор, заместитель директора Института всеобщей истории РАН, президент Российского общества интеллектуальной истории Лорина Репина.
«Знание-Сила»: Как возникла идея такого Центра?
Л. Репина: Это долгая история. С середины 70-х я занималась современным состоянием исторической науки и мировой историографии. Меня интересовали основные тенденции, ведущие направления, актуальные теоретико-методологические проблемы… У меня был ряд исследований по состоянию исторической науки в конце ХХ века. Естественно, когда занимаешься такой проблематикой, приходится много читать, особенно периодику: всё новое можно заметить именно там - на уровне статей, дискуссий, выступлений на научных форумах…
В 60-70-е годы преобладала новая социальная история. Она - в разных своих направлениях, включая и историю ментальностей, и историческую антропологию, и чисто социальную историю, - претендовала в рамках исторической науки на роль общего синтеза.
Но я заметила, чтонаряду с этим возникает и нечто совершенно новое. Оно затем выросло в целый ряд по-разному называющих себя направлений - а те постепенно, как ручейки, вливались в очень широкое русло, условно называемое «интеллектуальной историей».
В нашей историографии такого названия никогда не было. В наших - и даже в некоторых зарубежных - работах 80-90-х годов под «интеллектуальной историей» понималась, как правило, история философии, философских идей. В 20-30-е годы ХХ века интеллектуальная история, понятая таким образом, господствовала в американской историографии.
Один из её отцов-основателей, Артур Лавджой, позиционировал своё направление как «историю идей». Он был одним из основателей журнала «История идей» - «Journal of the History of Ideas», многие его последователи потом заняли в этом журнале ведущие позиции. Обычно они понимали историю идей как их биографию: историю обликов, которые идея, начиная от своего рождения, принимала в разных культурах и в разные эпохи.
Впрочем, программа Лавджоя была изначально куда более сложная, широкая и интересная. Это была программа именно междисциплинарных исследований и включала в себя то, что позже назовут историей ментальностей, историей текстов… Лавджой, кстати, первым сказал о том, что интеллектуальная история должна включать в себя историю и литературы, и музыки…
Поле интеллектуальной истории очень широко. Интеллектуальная история изучает исторические аспекты всех видов творческой деятельности человека - её условия, формы и результаты. Наряду с историей идей в него включаются какими-то своими составляющими - но не всем своим пространством - и история литературы, и история идей, и история философии, и история религии, и прежде всего история науки. А ещё шире - история знаний как таковых, разного рода. Словом - креативная деятельность человека. Название «интеллектуальная история» подходит здесь лучше всего, поскольку речь идёт всё-таки об умственной деятельности.
Историю литературы, например, заменить интеллектуальной историей нельзя: у неё есть свой предмет - она изучает литературу как таковую, во всех деталях, какие там только могут быть. В интеллектуальную же историю вливается лишь часть происходящего: та, что в каждую эпоху отражает нечто общее, субстрат, проявляющийся в это время в разных видах умственной деятельности.
Скажем, в XIX веке - в эпоху эволюционистских представлений - эти представления воплощаются в самых разных областях знания и культуры. Есть общая «окрашенность» эпохи.
Распространение идей - вообще одно из самых интересных направлений интеллектуальной истории: контекст, в котором идеи рождаются, действуют, изменяются, иногда до неузнаваемости, - поэтому их так трудно извлечь, - и умирают. Одна из ключевых проблем интеллектуальной истории - её формулировал ещё Лавджой - соотношение «внутреннего» и «внешнего».
Но если преемники Лавджоя восприняли «внутреннюю» проблематику истории идей, то внешние влияния на этот процесс у них оставались не вполне осмысленными. Историки же ментальностей, в основном французы, наоборот, акцентировали контекст - внешнюю сторону.
Эти два направления, «внутреннее» и «внешнее», долго существовали как бы отдельно друг от друга, параллельно, - пока не настал момент, обусловленный прежде всего развитием философии науки.
Обычно науковеды занимались или внутренней истории науки, - это так называемый «интернализм», - или внешней («экстернализм») - тем, как работают в лабораториях, как складывается коммуникация между учёными, каковы взаимоотношения науки с обществом и властью… Но необходимость понять, как развивается наука, побудила обратить внимание на то, что «внешняя» и «внутренняя» стороны её развития на самом деле неразрывно связаны. Как именно - обсуждается до сих пор.
Наш Центр - единственный корпоративный член Международного общества интеллектуальной истории. Вообще членство в нём индивидуальное.
Основала его в 1994 году группа энтузиастов - человек 12 , - представители разных дисциплин: истории науки, истории музыки, истории литературы, истории религии. Были очень интересные люди, занимавшиеся историей музеев и библиотек как институтов, которые сосредотачивают знания и транслируют их в общество. Они собрались дома у замечательной женщины, историка философии Констанс Блэквел (сейчас она - президент Фонда интеллектуальной истории) и договорились о том, что создаётся свободная ассоциация, - как это принято на Западе, где, в отличие от России, создать профессиональную ассоциацию довольно легко.
Это были люди из разных стран, и с самого начала они активно действовали на международной арене. Сейчас в обществе представлены и Азия, и Северная Америка, и Европа, и Австралия, - правда, африканцев я там не встречала, но в принципе это не исключено. Издается журнал «Intellectual History News», проводятся конференции и семинары в разных городах и странах. Общество опирается на очень привлекательную программу - без доминирующей методологии, широкую и толерантную к разным направлениям: у них не было доминирующей методологии. Они всегда приглашали к сотрудничеству людей, опирающихся на разные исследовательские подходы, способных не исключать, но дополнять друг друга.
«З-С»: Обозначим теперь место вашего Центра на этой карте.
Л.Р.: В 1996-м, в командировке в Лондоне, я встретилась с Блэквел - она тогда была президентом общества. Общество меня очень заинтересовало. К тому времени я видела по многочисленным публикациям, что проблематика интеллектуальной истории выходит на передний план в мировом масштабе. Она долго - в 60-е, 70-е, даже в 80-е годы - была на задворках. У неё была своя ниша, но довольно узкая, особенно в Европе - хотя в XIX веке интеллектуальная история появилась именно здесь.
Второе рождение интеллектуальной истории во второй половине 80-х было связано с новыми направлениями в историографии и в социально-гуманитарном знании вообще. Это и лингвистический поворот, и антропологический, и социальный; позже - повороты визуальный и прагматический. Всё это опять вывело интеллектуальную историю на авансцену.
Году в 1997-м директор нашего института, академик А.О. Чубарьян попросил меня написать справку о наиболее перспективных направлениях современной историографии. Ну, это естественно - когда происходит стратегическое планирование на следующее пятилетие, надо сориентироваться. Я написала подробную справку об интеллектуальной истории, поскольку к тому времени уже была с этим международным обществом знакома. И через год был подписан приказ о создании в институте Центра интеллектуальной истории.
Возникнув в 1998-м, Центр сразу начал работать, мы стали проводить регулярные семинары - в основном раз в месяц, под общим названием «Историческая наука и интеллектуальная история», подготовили первый выпуск альманаха по интеллектуальной истории - «Диалог со временем». Сейчас это уже ежеквартальный журнал. С 1999 года вышло 37 выпусков.
В 1999-м провели первую конференцию: «Интеллектуальная история сегодня». Докладов тогда было совсем немного - всего 12, кажется. Это была самая малочисленная наша конференция. На ней мы и заговорили о том, что надо создать в России сообщество людей, занимающихся интеллектуальной историей. Объединить силы.
Сам Центр небольшой - восемь человек. У нас в институте центры вообще небольшие, но важно не число сотрудников, а то, что они делают и как формируют вокруг себя профессиональное сообщество. Многие центры выполняют в основном координирующую функцию - координируют направления по всей стране. Это как раз наш случай.
«З-С»: У вас есть отделения в разных городах?
Л.Р.: Точнее, есть большая организация, которая включает в себя около 400 исследователей по всей стране - Общество интеллектуальной истории. Центр интеллектуальной истории Института всеобщей истории РАН - его костяк, ядро этого научного сообщества.
Как юридическое лицо Общество было зарегистрировано только в 2001 году. Но мы уже с 1999-го проводили ежегодные конференции, не считая региональных. Проводим и сейчас - в разных городах, где у нас активные отделения. Всего их 35. В Петербурге - даже два отделения, и одно из них - самое многочисленное. Много отделений в Поволжье - Казань, Чебоксары, Нижний Новгород, Саратов, Самара, Ульяновск, Волгоград, Ярославль, Ижевск, Йошкар-Ола. В Центральном регионе - Тверь, Брянск, Орёл, Тамбов, Иваново, Воронеж, Липецк, Рязань. На Урале - Екатеринбург, Челябинск, Пермь. В Сибири - Омск, Томск, Новосибирск, Новокузнецк. Есть региональные отделения на юге России - в Ростове-на-Дону, Ставрополе, Махачкале, Краснодаре, Сочи. На северо-западе -Новгород Великий, Сыктывкар, Петрозаводск, Череповец.
Некоторые отделения - в Ставрополе, в Екатеринбурге, в Ростове, Нижневартовске, - выпускают свои периодические издания по истории идей и интеллектуальной истории и устраивают ежегодные межрегиональные конференции. Одно из самых активных, ростовское, издает ежегодный альманах «Cogito», каждый год проводит конференцию «Человек второго плана в истории». По итогам такой конференции мы недавно издали книгу «В тени великих: образы и судьбы» (в петербургском издательстве «Алетейя»). И эта серия - «Человек второго плана в истории» - будет продолжена.
У нас были ежегодные конференции Общества в Саратове, Казани, Ставрополе, Перми, Екатеринбурге, Нижнем Новгороде. Раз в три года собираем всех в Москве - правда, для многих это слишком дорого. Когда были нормальные гранты, которые давали людям возможность оплатить дорогу, участие было более активным. Но всё равно: на конференции 2010 года в Нижнем Новгороде «Национальный /социальный характер: археология идеи и современное наследство» было представлено 160 докладов. И на конференцию 2011 года (она пройдёт в ноябре в Челябинске) заявлено столько же. Конференции открытые. В них участвуют не только члены общества и не только маститые учёные со степенями, но и молодёжь - аспиранты. В некоторых отделениях принимают и дипломников, магистрантов, студентов, которые уже определились со своей специализацией и хотят заниматься интеллектуальной историей. Скажем, в Екатеринбурге довольно много было молодых - потому что там давно есть магистратура.
По названиям конференций можно судить о главных направлениях исследований. В 2000-м была конференция «Преемственность и разрывы в интеллектуальной истории», в 2001 - «Историческое знание и интеллектуальная культура», в 2002 - «Наука и власть». Потом - «Межкультурное взаимодействие и его интерпретации», «Междисциплинарные подходы к изучению прошлого до и после постмодерна»; «Новый образ исторической науки в век глобализации и информатизации», «Историческое знание: теоретические основания и коммуникативные практики»; «Политические и интеллектуальные сообщества в сравнительной перспективе». Эта конференция была одной из самых интересных, - жаль, она не получила продолжения. Мы её впервые проводили вместе с политологами: мы начали тогда новый проект - по интеллектуальным сообществам разного типа. В 2008-м была конференция «Теория и методы исторической науки». В 2009-м - «Сообщество историков высшей школы России: научная практика и образовательная миссия», в 2010-м - «Национальный / социальный характер: археология идеи и современное наследство», в нынешнем - «История и историки в пространствк национальной и мировой культуры XVIII-XXI вв.».
Были три конференции по одному из наших любимых проектов: «Межкультурный диалог в прошлом и настоящем». Это - всё, связанное с образами Другого, чужого, врага: противопоставление «свои - чужие», формирование таких идей и в интеллектуальных текстах, и в более широкой среде - и, кстати, их взаимодействие, на которое у нас обращают мало внимания. Думают, раз человек интеллектуал, значит, его история исключительно интеллектуальна. А у нас в ресурсах - те же стереотипы, что и у всех. Другое дело, что интеллектуал может, если очень захочет, попытаться критически себя отрефлексировать. Но это случается далеко не всегда. Кроме того, для этого нужен определённый понятийный аппарат.
«З-С»: Как бы вы охарактеризовали сегодняшнее состояние вашей дисциплины в России и в мире?
Л.Р.: Сейчас у нас появилось новое поколение историков, которые занимаются историей науки в культурном контексте: скажем, историей научной революции как смены парадигм, причём в тесном контакте со всеми прочими сферами жизни этого времени. Наша сотрудница Вера Владимировна Зверева занимается историей научной революции в таком широком контексте. Стали иначе, чем прежде, заниматься историей религий. Точнее, речь сегодня идёт о религиозной истории как части истории интеллектуальной, истории не религиозных учений, не церкви как института, - а религиозных идей, развивающихся в контексте общих умственных тенденций своей эпохи. Это совершенно другой пласт и фактов, и текстов.
В одно время с возрождением интеллектуальной истории начинается лингвистический поворот: внимание к языку, к речи, к дискурсам. Это не просто стало модным, но принесло плоды. Изучение, во-первых, текста в широком смысле: не замкнутого, а интертекста. Во-вторых, функционирования текстов в социальной среде - и в той, которая порождает текст, и в других социальных и культурных средах, в новых интерпретациях. Такой подход к изучению текстов как раз характерен для интеллектуальной истории.
В нашем исследовательском пространстве сливаются две составляющие - интеллектуальная и историческая. Мы изучаем не только интеллектуальную деятельность, но и её динамику во времени. Основной акцент здесь - на изменениях. Возможности, которые были, но не реализовались, тоже учитываются.
У интеллектуальной деятельности есть свои особые условия: во-первых, общие социальные условия, во-вторых - микроусловия. Это различные институты, которые в данном обществе структурируют соответствующие виды деятельности. Одно из распространённых направлений современной интеллектуальной истории - изучение научных школ. Далее, сюда входит история идей, учений, текстов и их восприятия. Жизнь идей и текстов в культурной микро-, мезо- и макросреде. Продукты, результаты, пересмотр прежних результатов, отношения между старым и новым. Связи между людьми и текстами, преемственность внутри интеллектуального сообщества, формирование таких сообществ - «республик учёных»: это сообщества, возникающие путём переписки - благодаря тому, что люди читают произведения друг друга и переписываются между собой, для чего совсем не обязательно очное знакомство.
Есть и многое другое. Лингвистический поворот привлёк внимание к нарративу - совершенно на другом уровне, чем прежде. История персон и событий, которую отвергали все, начиная с классиков «Анналов», - вдруг опять вышла вперёд. Только уже с новыми подходами и представлениями. Такая «посмертная» история у идей тоже бывает.
«З-С»: Какие традиции в науке вы подолжаете? Лавджоя, например, вы числите среди своих предшественников?
Л.Р.: Конечно, хотя его программа осталась нереализованной. Он называл её «историей идей», но она была куда шире: включала и исторические аспекты разных форм творческой деятельности, и идеи, которые распространялись в обществе - не только среди интеллектуалов, но и в слоях, более низких по образовательному статусу. То есть, и то, что потом французские историки стали называть «историей ментальности» или «историей народной культуры». Включала она и ту составляющую, которую даже сейчас немногие учитывают: то, что я называю «субстратом» - а Лавджой называл «интеллектуальным лейтмотивом» той или иной эпохи.
Что касается других авторитетов… Очень ценю французскую историю интеллектуалов. Например, замечательного историка Кристофа Шарля - у нас переводилась его работа «Интеллектуалы во Франции: Вторая половина XIX века» (1). Это как раз то направление, которое акцентировало роль интеллектуалов в обществе: интеллектуалы и общество, интеллектуалы и власть, французские интеллектуалы против французского государства; дело Дрейфуса…
Могу назвать выдающихся учёных, которые многое сделали для преобразования современного исторического знания. Это американец Хейден Уайт - изучение исторических дискурсов и нарративов; голландский философ Франклин Анкерсмит и «новая интеллектуальная история». Или, например, итальянская микроистория: Эдоардо Гренди, Джованни Леви, один из самых сциентистски настроенных представителей этого направления; и, конечно, Карло Гинзбург. Ведь кто такой Меноккьо, герой его знаменитой книги «Сыр и черви» (2)? - Народный интеллектуал.
Всё это само по себе очень интересно и плодотворно. Но сводить интеллектуальную историю к этому нельзя. Я рассматриваю эти направления - с исследовательской, методологической точки зрения - как взаимодополняющие.
«З-С»: Поговорим о вашей «проблемной» программе.
Л.Р.: Наша программа называется очень широко: «Идеи и люди интеллектуальной истории Европы». Это - общая программа, над которой мы сейчас работаем; она началась в этом году, но шли к ней мы давно.
Чтобы крупный проект был реализован, нужна хоть какая-то поддержка. В 2010-м мы наконец получили грант РГНФ на проект «Идеи и люди: интеллектуальная жизнь Европы в Новое время». Его мы сейчас и ведём. Но перед этим много лет, с 2001 года, мы работали над несколькими проектами, связанными с историей исторического сознания: с представлениями людей о прошлом, о соотношении прошлого, настоящего и будущего; с проблематикой исторической памяти, с образами времени, преобладавшими в ту или иную эпоху. Их результаты воплотились в сериях книг.
Наши серии выходят в разных издательствах. В издательстве «Кругъ», например - серия «Образы истории». В 2010 году в ней вышла книга «Образы времени и исторические представления: Россия, Восток, Запад» - результат проекта, завершённого в 2009-м. Несколько больших книг: «История и память: историческая культура Европы до начала Нового времени», «Диалоги со временем: память о прошлом в пространстве культуры», «История через личность: историческая биография сегодня» и др. Ещё у нас были небольшие тематические сборники, например «Мир и война в социокультурном контексте» - плод активной деятельности нашего петербургского отделения, которое ежегодно проводит конференцию по культурным представлениям.
«З-С»: Расскажите, пожалуйста, о ваших собственных исследовательских интересах.
Л.Р.: Практически всё, что есть в наших изданиях - темы, которые мне интересны. Прежде всего это - персональная история. Думаю, одна из самых больших наших заслуг - привлечение внимания к этому направлению. В 2009-м году вышла в свет моя книга «Новая историческая наука и социальная история» - о состоянии историографической науки в последней трети ХХ века. Первое издание было в 1998-м, это второе. Только что в свет вышла книга, которая продолжает её: «Историческая наука на рубеже XX-XXI вв.: социальные теории и историографическая практика». Там речь идёт о междисциплинарном взаимодействии, о заимствовании некоторых теорий социальных наук и их трансформации в историографической практике - словом, о науке на рубеже веков и с перспективой на ближайшее, по крайней мере, десятилетие.
Если говорить о направлениях, это теоретические проблемы интеллектуальной истории, персональная история (я рада, что сумала привлечь внимание к этому направлению!), гендерная история. У меня есть книга «Женщины и мужчины в истории: Новая картина европейского прошлого». Кроме того, моя любимая тематика, по которой я хочу тоже сделать книгу - историческое сознание, историческая память.
«З-С»: Неожиданный вопрос: как всё это уместить в 24 данных нам в сутках часа?
Л.Р.: Не знаю… Когда дети были маленькие, это было, конечно, невозможно уместить. Но сейчас, когда они все выросли, я стараюсь… Если бы не организационная и административная работа, я бы, конечно, реализовала еще многие свои планы. Надеюсь написать ещё несколько книг. Много внимания требует и коллективный проект «Идеи и люди: интеллектуальная жизнь Европы в Новое время». Новое время - самое интересное. Когда ныне действующие формы интеллектуальной жизни только-только нащупывались, они были очень разнообразными и неожиданными.
Конечно, что-то приходится откладывать. Когда-то я очень хотела написать о проблеме, связанной с осмыслением в историографии опыта ранних революций, прежде всего английской.
Один из самых больших авторитетов для меня - в истории науки вообще -Николай Иванович Кареев. Среди его многочисленных трудов была замечательная книжка: «Две английские революции». Там есть крайне интересные прозрения, и я хочу показать это в историко-историографическом контексте, больше даже в интеллектуальном.
В прошлом году я получила премию имени Кареева, которую считаю своей самой большой наградой.
Беседовала Ольга Балла yettergjart
____________________________________
(1) Шарль Кристоф. Интеллектуалы во Франции: Вторая половина XIX века. М.: Новое издательство, 2005.
(2) Гинзбург Карло. Сыр и черви. Картина мира одного мельника, жившего в XVI в. - М.: РОССПЭН, 2000.
Рубрика: Место в культуре
История мысли и мысль в истории
Знание-Сила. - № 10. - 2011. = http://znaniesila.livejournal.com/32663.html
Место в культуре, как известно, имеют не только люди, но и их сообщества. Интеллектуальные сообщества - во всяком случае. Поэтому в нашей рубрике с соответствующим названием заводится ещё одно ответвление - может быть, со временем оно обретёт и своё отдельное название. Оно будет посвящено научным сообществам, исследовательским коллективам и вообще разного рода культурным предприятиям и проектам.
Сегодня мы делаем в этом направлении первый шаг и говорим об уникальной (а других - настоящих - мест в культуре и не бывает!) культурной нише, занятой Центром интеллектуальной истории Института всеобщей истории РАН. О его возникновении, замысле, работе и проектах нашему корреспонденту рассказывает руководитель Центра - доктор исторических наук, профессор, заместитель директора Института всеобщей истории РАН, президент Российского общества интеллектуальной истории Лорина Репина.
«Знание-Сила»: Как возникла идея такого Центра?
Л. Репина: Это долгая история. С середины 70-х я занималась современным состоянием исторической науки и мировой историографии. Меня интересовали основные тенденции, ведущие направления, актуальные теоретико-методологические проблемы… У меня был ряд исследований по состоянию исторической науки в конце ХХ века. Естественно, когда занимаешься такой проблематикой, приходится много читать, особенно периодику: всё новое можно заметить именно там - на уровне статей, дискуссий, выступлений на научных форумах…
В 60-70-е годы преобладала новая социальная история. Она - в разных своих направлениях, включая и историю ментальностей, и историческую антропологию, и чисто социальную историю, - претендовала в рамках исторической науки на роль общего синтеза.
Но я заметила, чтонаряду с этим возникает и нечто совершенно новое. Оно затем выросло в целый ряд по-разному называющих себя направлений - а те постепенно, как ручейки, вливались в очень широкое русло, условно называемое «интеллектуальной историей».
В нашей историографии такого названия никогда не было. В наших - и даже в некоторых зарубежных - работах 80-90-х годов под «интеллектуальной историей» понималась, как правило, история философии, философских идей. В 20-30-е годы ХХ века интеллектуальная история, понятая таким образом, господствовала в американской историографии.
Один из её отцов-основателей, Артур Лавджой, позиционировал своё направление как «историю идей». Он был одним из основателей журнала «История идей» - «Journal of the History of Ideas», многие его последователи потом заняли в этом журнале ведущие позиции. Обычно они понимали историю идей как их биографию: историю обликов, которые идея, начиная от своего рождения, принимала в разных культурах и в разные эпохи.
Впрочем, программа Лавджоя была изначально куда более сложная, широкая и интересная. Это была программа именно междисциплинарных исследований и включала в себя то, что позже назовут историей ментальностей, историей текстов… Лавджой, кстати, первым сказал о том, что интеллектуальная история должна включать в себя историю и литературы, и музыки…
Поле интеллектуальной истории очень широко. Интеллектуальная история изучает исторические аспекты всех видов творческой деятельности человека - её условия, формы и результаты. Наряду с историей идей в него включаются какими-то своими составляющими - но не всем своим пространством - и история литературы, и история идей, и история философии, и история религии, и прежде всего история науки. А ещё шире - история знаний как таковых, разного рода. Словом - креативная деятельность человека. Название «интеллектуальная история» подходит здесь лучше всего, поскольку речь идёт всё-таки об умственной деятельности.
Историю литературы, например, заменить интеллектуальной историей нельзя: у неё есть свой предмет - она изучает литературу как таковую, во всех деталях, какие там только могут быть. В интеллектуальную же историю вливается лишь часть происходящего: та, что в каждую эпоху отражает нечто общее, субстрат, проявляющийся в это время в разных видах умственной деятельности.
Скажем, в XIX веке - в эпоху эволюционистских представлений - эти представления воплощаются в самых разных областях знания и культуры. Есть общая «окрашенность» эпохи.
Распространение идей - вообще одно из самых интересных направлений интеллектуальной истории: контекст, в котором идеи рождаются, действуют, изменяются, иногда до неузнаваемости, - поэтому их так трудно извлечь, - и умирают. Одна из ключевых проблем интеллектуальной истории - её формулировал ещё Лавджой - соотношение «внутреннего» и «внешнего».
Но если преемники Лавджоя восприняли «внутреннюю» проблематику истории идей, то внешние влияния на этот процесс у них оставались не вполне осмысленными. Историки же ментальностей, в основном французы, наоборот, акцентировали контекст - внешнюю сторону.
Эти два направления, «внутреннее» и «внешнее», долго существовали как бы отдельно друг от друга, параллельно, - пока не настал момент, обусловленный прежде всего развитием философии науки.
Обычно науковеды занимались или внутренней истории науки, - это так называемый «интернализм», - или внешней («экстернализм») - тем, как работают в лабораториях, как складывается коммуникация между учёными, каковы взаимоотношения науки с обществом и властью… Но необходимость понять, как развивается наука, побудила обратить внимание на то, что «внешняя» и «внутренняя» стороны её развития на самом деле неразрывно связаны. Как именно - обсуждается до сих пор.
Наш Центр - единственный корпоративный член Международного общества интеллектуальной истории. Вообще членство в нём индивидуальное.
Основала его в 1994 году группа энтузиастов - человек 12 , - представители разных дисциплин: истории науки, истории музыки, истории литературы, истории религии. Были очень интересные люди, занимавшиеся историей музеев и библиотек как институтов, которые сосредотачивают знания и транслируют их в общество. Они собрались дома у замечательной женщины, историка философии Констанс Блэквел (сейчас она - президент Фонда интеллектуальной истории) и договорились о том, что создаётся свободная ассоциация, - как это принято на Западе, где, в отличие от России, создать профессиональную ассоциацию довольно легко.
Это были люди из разных стран, и с самого начала они активно действовали на международной арене. Сейчас в обществе представлены и Азия, и Северная Америка, и Европа, и Австралия, - правда, африканцев я там не встречала, но в принципе это не исключено. Издается журнал «Intellectual History News», проводятся конференции и семинары в разных городах и странах. Общество опирается на очень привлекательную программу - без доминирующей методологии, широкую и толерантную к разным направлениям: у них не было доминирующей методологии. Они всегда приглашали к сотрудничеству людей, опирающихся на разные исследовательские подходы, способных не исключать, но дополнять друг друга.
«З-С»: Обозначим теперь место вашего Центра на этой карте.
Л.Р.: В 1996-м, в командировке в Лондоне, я встретилась с Блэквел - она тогда была президентом общества. Общество меня очень заинтересовало. К тому времени я видела по многочисленным публикациям, что проблематика интеллектуальной истории выходит на передний план в мировом масштабе. Она долго - в 60-е, 70-е, даже в 80-е годы - была на задворках. У неё была своя ниша, но довольно узкая, особенно в Европе - хотя в XIX веке интеллектуальная история появилась именно здесь.
Второе рождение интеллектуальной истории во второй половине 80-х было связано с новыми направлениями в историографии и в социально-гуманитарном знании вообще. Это и лингвистический поворот, и антропологический, и социальный; позже - повороты визуальный и прагматический. Всё это опять вывело интеллектуальную историю на авансцену.
Году в 1997-м директор нашего института, академик А.О. Чубарьян попросил меня написать справку о наиболее перспективных направлениях современной историографии. Ну, это естественно - когда происходит стратегическое планирование на следующее пятилетие, надо сориентироваться. Я написала подробную справку об интеллектуальной истории, поскольку к тому времени уже была с этим международным обществом знакома. И через год был подписан приказ о создании в институте Центра интеллектуальной истории.
Возникнув в 1998-м, Центр сразу начал работать, мы стали проводить регулярные семинары - в основном раз в месяц, под общим названием «Историческая наука и интеллектуальная история», подготовили первый выпуск альманаха по интеллектуальной истории - «Диалог со временем». Сейчас это уже ежеквартальный журнал. С 1999 года вышло 37 выпусков.
В 1999-м провели первую конференцию: «Интеллектуальная история сегодня». Докладов тогда было совсем немного - всего 12, кажется. Это была самая малочисленная наша конференция. На ней мы и заговорили о том, что надо создать в России сообщество людей, занимающихся интеллектуальной историей. Объединить силы.
Сам Центр небольшой - восемь человек. У нас в институте центры вообще небольшие, но важно не число сотрудников, а то, что они делают и как формируют вокруг себя профессиональное сообщество. Многие центры выполняют в основном координирующую функцию - координируют направления по всей стране. Это как раз наш случай.
«З-С»: У вас есть отделения в разных городах?
Л.Р.: Точнее, есть большая организация, которая включает в себя около 400 исследователей по всей стране - Общество интеллектуальной истории. Центр интеллектуальной истории Института всеобщей истории РАН - его костяк, ядро этого научного сообщества.
Как юридическое лицо Общество было зарегистрировано только в 2001 году. Но мы уже с 1999-го проводили ежегодные конференции, не считая региональных. Проводим и сейчас - в разных городах, где у нас активные отделения. Всего их 35. В Петербурге - даже два отделения, и одно из них - самое многочисленное. Много отделений в Поволжье - Казань, Чебоксары, Нижний Новгород, Саратов, Самара, Ульяновск, Волгоград, Ярославль, Ижевск, Йошкар-Ола. В Центральном регионе - Тверь, Брянск, Орёл, Тамбов, Иваново, Воронеж, Липецк, Рязань. На Урале - Екатеринбург, Челябинск, Пермь. В Сибири - Омск, Томск, Новосибирск, Новокузнецк. Есть региональные отделения на юге России - в Ростове-на-Дону, Ставрополе, Махачкале, Краснодаре, Сочи. На северо-западе -Новгород Великий, Сыктывкар, Петрозаводск, Череповец.
Некоторые отделения - в Ставрополе, в Екатеринбурге, в Ростове, Нижневартовске, - выпускают свои периодические издания по истории идей и интеллектуальной истории и устраивают ежегодные межрегиональные конференции. Одно из самых активных, ростовское, издает ежегодный альманах «Cogito», каждый год проводит конференцию «Человек второго плана в истории». По итогам такой конференции мы недавно издали книгу «В тени великих: образы и судьбы» (в петербургском издательстве «Алетейя»). И эта серия - «Человек второго плана в истории» - будет продолжена.
У нас были ежегодные конференции Общества в Саратове, Казани, Ставрополе, Перми, Екатеринбурге, Нижнем Новгороде. Раз в три года собираем всех в Москве - правда, для многих это слишком дорого. Когда были нормальные гранты, которые давали людям возможность оплатить дорогу, участие было более активным. Но всё равно: на конференции 2010 года в Нижнем Новгороде «Национальный /социальный характер: археология идеи и современное наследство» было представлено 160 докладов. И на конференцию 2011 года (она пройдёт в ноябре в Челябинске) заявлено столько же. Конференции открытые. В них участвуют не только члены общества и не только маститые учёные со степенями, но и молодёжь - аспиранты. В некоторых отделениях принимают и дипломников, магистрантов, студентов, которые уже определились со своей специализацией и хотят заниматься интеллектуальной историей. Скажем, в Екатеринбурге довольно много было молодых - потому что там давно есть магистратура.
По названиям конференций можно судить о главных направлениях исследований. В 2000-м была конференция «Преемственность и разрывы в интеллектуальной истории», в 2001 - «Историческое знание и интеллектуальная культура», в 2002 - «Наука и власть». Потом - «Межкультурное взаимодействие и его интерпретации», «Междисциплинарные подходы к изучению прошлого до и после постмодерна»; «Новый образ исторической науки в век глобализации и информатизации», «Историческое знание: теоретические основания и коммуникативные практики»; «Политические и интеллектуальные сообщества в сравнительной перспективе». Эта конференция была одной из самых интересных, - жаль, она не получила продолжения. Мы её впервые проводили вместе с политологами: мы начали тогда новый проект - по интеллектуальным сообществам разного типа. В 2008-м была конференция «Теория и методы исторической науки». В 2009-м - «Сообщество историков высшей школы России: научная практика и образовательная миссия», в 2010-м - «Национальный / социальный характер: археология идеи и современное наследство», в нынешнем - «История и историки в пространствк национальной и мировой культуры XVIII-XXI вв.».
Были три конференции по одному из наших любимых проектов: «Межкультурный диалог в прошлом и настоящем». Это - всё, связанное с образами Другого, чужого, врага: противопоставление «свои - чужие», формирование таких идей и в интеллектуальных текстах, и в более широкой среде - и, кстати, их взаимодействие, на которое у нас обращают мало внимания. Думают, раз человек интеллектуал, значит, его история исключительно интеллектуальна. А у нас в ресурсах - те же стереотипы, что и у всех. Другое дело, что интеллектуал может, если очень захочет, попытаться критически себя отрефлексировать. Но это случается далеко не всегда. Кроме того, для этого нужен определённый понятийный аппарат.
«З-С»: Как бы вы охарактеризовали сегодняшнее состояние вашей дисциплины в России и в мире?
Л.Р.: Сейчас у нас появилось новое поколение историков, которые занимаются историей науки в культурном контексте: скажем, историей научной революции как смены парадигм, причём в тесном контакте со всеми прочими сферами жизни этого времени. Наша сотрудница Вера Владимировна Зверева занимается историей научной революции в таком широком контексте. Стали иначе, чем прежде, заниматься историей религий. Точнее, речь сегодня идёт о религиозной истории как части истории интеллектуальной, истории не религиозных учений, не церкви как института, - а религиозных идей, развивающихся в контексте общих умственных тенденций своей эпохи. Это совершенно другой пласт и фактов, и текстов.
В одно время с возрождением интеллектуальной истории начинается лингвистический поворот: внимание к языку, к речи, к дискурсам. Это не просто стало модным, но принесло плоды. Изучение, во-первых, текста в широком смысле: не замкнутого, а интертекста. Во-вторых, функционирования текстов в социальной среде - и в той, которая порождает текст, и в других социальных и культурных средах, в новых интерпретациях. Такой подход к изучению текстов как раз характерен для интеллектуальной истории.
В нашем исследовательском пространстве сливаются две составляющие - интеллектуальная и историческая. Мы изучаем не только интеллектуальную деятельность, но и её динамику во времени. Основной акцент здесь - на изменениях. Возможности, которые были, но не реализовались, тоже учитываются.
У интеллектуальной деятельности есть свои особые условия: во-первых, общие социальные условия, во-вторых - микроусловия. Это различные институты, которые в данном обществе структурируют соответствующие виды деятельности. Одно из распространённых направлений современной интеллектуальной истории - изучение научных школ. Далее, сюда входит история идей, учений, текстов и их восприятия. Жизнь идей и текстов в культурной микро-, мезо- и макросреде. Продукты, результаты, пересмотр прежних результатов, отношения между старым и новым. Связи между людьми и текстами, преемственность внутри интеллектуального сообщества, формирование таких сообществ - «республик учёных»: это сообщества, возникающие путём переписки - благодаря тому, что люди читают произведения друг друга и переписываются между собой, для чего совсем не обязательно очное знакомство.
Есть и многое другое. Лингвистический поворот привлёк внимание к нарративу - совершенно на другом уровне, чем прежде. История персон и событий, которую отвергали все, начиная с классиков «Анналов», - вдруг опять вышла вперёд. Только уже с новыми подходами и представлениями. Такая «посмертная» история у идей тоже бывает.
«З-С»: Какие традиции в науке вы подолжаете? Лавджоя, например, вы числите среди своих предшественников?
Л.Р.: Конечно, хотя его программа осталась нереализованной. Он называл её «историей идей», но она была куда шире: включала и исторические аспекты разных форм творческой деятельности, и идеи, которые распространялись в обществе - не только среди интеллектуалов, но и в слоях, более низких по образовательному статусу. То есть, и то, что потом французские историки стали называть «историей ментальности» или «историей народной культуры». Включала она и ту составляющую, которую даже сейчас немногие учитывают: то, что я называю «субстратом» - а Лавджой называл «интеллектуальным лейтмотивом» той или иной эпохи.
Что касается других авторитетов… Очень ценю французскую историю интеллектуалов. Например, замечательного историка Кристофа Шарля - у нас переводилась его работа «Интеллектуалы во Франции: Вторая половина XIX века» (1). Это как раз то направление, которое акцентировало роль интеллектуалов в обществе: интеллектуалы и общество, интеллектуалы и власть, французские интеллектуалы против французского государства; дело Дрейфуса…
Могу назвать выдающихся учёных, которые многое сделали для преобразования современного исторического знания. Это американец Хейден Уайт - изучение исторических дискурсов и нарративов; голландский философ Франклин Анкерсмит и «новая интеллектуальная история». Или, например, итальянская микроистория: Эдоардо Гренди, Джованни Леви, один из самых сциентистски настроенных представителей этого направления; и, конечно, Карло Гинзбург. Ведь кто такой Меноккьо, герой его знаменитой книги «Сыр и черви» (2)? - Народный интеллектуал.
Всё это само по себе очень интересно и плодотворно. Но сводить интеллектуальную историю к этому нельзя. Я рассматриваю эти направления - с исследовательской, методологической точки зрения - как взаимодополняющие.
«З-С»: Поговорим о вашей «проблемной» программе.
Л.Р.: Наша программа называется очень широко: «Идеи и люди интеллектуальной истории Европы». Это - общая программа, над которой мы сейчас работаем; она началась в этом году, но шли к ней мы давно.
Чтобы крупный проект был реализован, нужна хоть какая-то поддержка. В 2010-м мы наконец получили грант РГНФ на проект «Идеи и люди: интеллектуальная жизнь Европы в Новое время». Его мы сейчас и ведём. Но перед этим много лет, с 2001 года, мы работали над несколькими проектами, связанными с историей исторического сознания: с представлениями людей о прошлом, о соотношении прошлого, настоящего и будущего; с проблематикой исторической памяти, с образами времени, преобладавшими в ту или иную эпоху. Их результаты воплотились в сериях книг.
Наши серии выходят в разных издательствах. В издательстве «Кругъ», например - серия «Образы истории». В 2010 году в ней вышла книга «Образы времени и исторические представления: Россия, Восток, Запад» - результат проекта, завершённого в 2009-м. Несколько больших книг: «История и память: историческая культура Европы до начала Нового времени», «Диалоги со временем: память о прошлом в пространстве культуры», «История через личность: историческая биография сегодня» и др. Ещё у нас были небольшие тематические сборники, например «Мир и война в социокультурном контексте» - плод активной деятельности нашего петербургского отделения, которое ежегодно проводит конференцию по культурным представлениям.
«З-С»: Расскажите, пожалуйста, о ваших собственных исследовательских интересах.
Л.Р.: Практически всё, что есть в наших изданиях - темы, которые мне интересны. Прежде всего это - персональная история. Думаю, одна из самых больших наших заслуг - привлечение внимания к этому направлению. В 2009-м году вышла в свет моя книга «Новая историческая наука и социальная история» - о состоянии историографической науки в последней трети ХХ века. Первое издание было в 1998-м, это второе. Только что в свет вышла книга, которая продолжает её: «Историческая наука на рубеже XX-XXI вв.: социальные теории и историографическая практика». Там речь идёт о междисциплинарном взаимодействии, о заимствовании некоторых теорий социальных наук и их трансформации в историографической практике - словом, о науке на рубеже веков и с перспективой на ближайшее, по крайней мере, десятилетие.
Если говорить о направлениях, это теоретические проблемы интеллектуальной истории, персональная история (я рада, что сумала привлечь внимание к этому направлению!), гендерная история. У меня есть книга «Женщины и мужчины в истории: Новая картина европейского прошлого». Кроме того, моя любимая тематика, по которой я хочу тоже сделать книгу - историческое сознание, историческая память.
«З-С»: Неожиданный вопрос: как всё это уместить в 24 данных нам в сутках часа?
Л.Р.: Не знаю… Когда дети были маленькие, это было, конечно, невозможно уместить. Но сейчас, когда они все выросли, я стараюсь… Если бы не организационная и административная работа, я бы, конечно, реализовала еще многие свои планы. Надеюсь написать ещё несколько книг. Много внимания требует и коллективный проект «Идеи и люди: интеллектуальная жизнь Европы в Новое время». Новое время - самое интересное. Когда ныне действующие формы интеллектуальной жизни только-только нащупывались, они были очень разнообразными и неожиданными.
Конечно, что-то приходится откладывать. Когда-то я очень хотела написать о проблеме, связанной с осмыслением в историографии опыта ранних революций, прежде всего английской.
Один из самых больших авторитетов для меня - в истории науки вообще -Николай Иванович Кареев. Среди его многочисленных трудов была замечательная книжка: «Две английские революции». Там есть крайне интересные прозрения, и я хочу показать это в историко-историографическом контексте, больше даже в интеллектуальном.
В прошлом году я получила премию имени Кареева, которую считаю своей самой большой наградой.
Беседовала Ольга Балла yettergjart
____________________________________
(1) Шарль Кристоф. Интеллектуалы во Франции: Вторая половина XIX века. М.: Новое издательство, 2005.
(2) Гинзбург Карло. Сыр и черви. Картина мира одного мельника, жившего в XVI в. - М.: РОССПЭН, 2000.