О исповеди как о настоящем чуде в моей жизни.
Моё небольшое предисловие: если я подходил к Таинству Исповеди с полной осознанностью, а не просто как к «пропуску ко Причастию», то после неё у меня было внутреннее чувство, что я снова стал тем чистым мальчишкой, каким когда-то был, с широко открытыми глазами, смотрящим на мир с радостью и изумлением, восторгаясь каждой мелочью: солнечными зайчиками, ветерком, запутавшимся в моих волосах, пением птиц… Но я принимал такое чудесное преображение после чистосердечной Исповеди за плод моего богатого воображения, не более того.
А сегодня, читая слова Гилберта Честертона (ставшего впоследствии католиком), с удивлением нашел у него практически те же ощущения! Описывает он их, конечно, гораздо ярче, чем я. Не поленюсь перепечатать их вручную в свою заметку:
"… Многим кажется странным и непонятным, что, по учению Церкви, исповеданный и отпущенный грех уничтожен, не существует, и человек начинает жить заново, словно и не грешил. И вот когда католик идет к исповеди, он действительно вступает в утренний свет начала и новыми глазами смотрит сквозь мир на сверкающий дворец. Он верит, что в тёмном углу в короткие минуты таинства Господь сотворил его снова по образу Своему и подобию. Господь попытался еще раз, и человек опять также нов, как в настоящем детстве. Он стоит в белом свете начала, и движение времени не пугает его. Даже если он стар и немощен, ему несколько минут от роду."
Гилберт Честертон.