Три портрета королевы
Французская художница Элизабет Виже-Лебрен несколько раз рисовала портрет королевы Марии Антуанетты. Об истории создания трех из них она рассказала в письме княгине Куракиной.
«Впервые я написала портрет королевы в 1779 году. Мария-Антуанетта находилась тогда в расцвете красоты и молодости: высокая, удивительно хорошо сложенная и достаточно полная, но без излишества. У нее была лучшая во всей Франции походка и величественно поднятая голова, что сразу выделяло ее среди придворных, ничуть не умаляя выражения доброты и благожелательности на лице. Однако весьма затруднительно дать представление о соединявшихся в ней изяществе и благородстве. Черты ее нельзя было назвать правильными; она унаследовала от семейства своего присущий австрийской нации длинный и узкий овал лица; глаза, отнюдь не большие, имели почти голубой цвет, взгляд светился умом и мягкостию. Нос у нее был гонкий и красивый, а рот не слишком большой, хотя губы могли бы быть и несколько меньшими.
Более всего обращал на себя внимание цвет ее лица, я никогда не видела такой светящейся и прозрачной кожи, на которую даже не ложились тени, и мне никак не удавалось передать это, как того хотелось бы: для сих слишком тонких оттенков просто недоставало красок. Ничего подобного я не видела ни у одной другой женщины.
Во время первого сеанса величественный вид королевы привел меня в чрезвычайное смущение, но та доброта, с которой она говорила со мной, вскоре рассеяла мою робость. Я изобразила королеву в платье с большими фижмами и розой в руке. Этот портрет был предназначен брату ее, императору Иосифу II. Были заказаны две копии: для российской императрицы и для апартаментов в Версале или Фонтенбло.
Мария-Антуанетта. 1779. Виже-Лебрен. Версаль.
В разное время я сделала еще несколько портретов королевы. На одном, поколенном, она изображена в перламутровом платье перед столом и вазой с цветами. Более всего мне нравилось писать королеву отнюдь не в парадных туалетах, и такие портреты дарились друзьям или посланникам. На одном из них она в соломенной шляпе и белом платье. Когда этот портрет появился в Салоне 1786 года, злые языки говорили, что королева захотела появиться перед публикой в одной рубашке. Уже тогда клевета начала поднимать голову.
Мария-Антуанетта. 1783. Виже-Лебрен.
Тем не менее сей портрет пользовался большим успехом. К концу выставки в театре «Водевиль» поставили пьесу, называвшуюся «Созвездие искусств». Архитектор Броньяр и жена его, которых подговорил сам автор, абонировали ложу на первое представление, чтобы отвезти меня на сию премьеру. Я совершенно ничего не подозревала, и можете вообразить мое удивление, когда актриса, изображавшая Искусство живописи, с совершенной достоверностью показала меня за работой над портретом королевы. При сем весь партер и ложи оборотились в мою сторону и раздался гром рукоплесканий. Я была бесконечно тронута сими изъявлениями признания.
Благодаря неизменно милостивой доброте королевы от моей первоначальной робости не осталось и следа. Когда Ее Величество узнала, что у меня недурной голос, редкие сеансы проходили без наших с нею дуэтов, сочиненных Гретри; она обожала музыку, хотя слух у нее не отличался безупречной верностию. Что касается разговоров, то трудно передать всю любезность и доброжелательство ее ко всем, кто удостаивался сей чести, и они останутся самыми светлыми моими воспоминаниями.
Однажды мне случилось манкировать назначенным сеансом, поелику вторая моя беременность приближалась уже к концу и неожиданно у меня начались сильные боли. На следующий день я поспешила в Версаль принести свои извинения. Королева собиралась на прогулку, и я сразу же приметила ее коляску перед дворцом, но все-таки поднялась, чтобы поговорить с камердинерами. Один из них, некий г-н Кампан, принял меня с демонстративной холодностию и раздраженным голосом громогласно объявил: «Мадам, Ее Величество ожидала вас вчера, и конечно же, сегодня сеанса не будет». На ответ мой, что я приехала лишь за повелениями Ее Величества, он отправился к королеве, которая пригласила меня к себе в кабинет, где заканчивала свой туалет. В руках она держала книгу и повторяла урок для дочери. Сердце у меня беспокойно билось. Королева повернулась ко мне и мягко сказала: «Вчера я все утро прождала вас. Что-нибудь случилось?» - «Увы, Ваше Величество, мне было очень плохо, и я не могла явиться к вашим услугам, а сегодня приехала только за вашими повелениями и сразу же уеду». - «О, нет, не уезжайте, раз уж вы проделали весь путь». Она велела распрячь коляску и позировала мне. От восторга при сих словах я буквально бросилась к своей коробке с красками и перевернула ее; кисти рассыпались по паркету, я стала наклоняться, чтобы собрать их, но королева предупредила меня: «Оставьте, в вашем положении этого нельзя делать». И она сама собрала мои кисти с пола.
Мария-Антуанетта с детьми. 1787. Виже-Лебрен. Версаль.
На картине (кроме королевы) изображены (слева направо):
1. Мария Тереза Шарлота.
2. Луи-Шарль, будущий Людовик XVII.
3. Луи-Жозеф, на тот момент дофин, умерший в 1789 году от костного туберкулеза.
Старший мальчик указывает на колыбель, в которой должна была находиться дочь королевы, София, умершая в 1786 году во время работы Виже-Лебрен над портретом.
Последний мой сеанс у Ее Величества происходил в Трианоне, где я писала ее голову для большой картины, изображавшей королеву вместе с детьми. Присутствовал тогдашний министр барон де Бретейль, который неумолчно злословил по поводу всех придворных дам. Должно быть, он почитал меня или глухой, или слишком деликатной, чтобы передавать его инвективы заинтересованным особам. Конечно, я молчала, но зато и не забыла ни единого из его слов. Завершив голову королевы и этюды первого дофина, madame Royale и герцога Нормандского, я сразу же нанялась картиной, которой придавала большое знамение, и окончила ее к Салону 1788 года. Мне передавали о ней такие разговоры, которые предвещали cамую жестокую критику. Все-таки я отослала картину, но сама не осмеливалась последовать за нею из страха неблагоприятного мнения публики. Опасения мои были настолько велики, что у меня сделался жар, И я заперлась у себя в комнате, где молила Бога об успехе. Наконец, явился брат мой с толпой друзей и с известием, что картина получила всеобщее одобрение.
После Салона король велел привезти картину в Версаль, и министр искусств г-н д'Анжвилье представил меня Его Величеству. Людовик XVI оказал мне честь и долго беседовал со мною, выражая при сем свое удовольствие, и заметил: «До сего времени и не очень понимал живопись, но вы заставили меня полюбить ее».
Картина моя была помещена в один из залов версальского дворца, и королева всякий раз проходила мимо нее, идя к мессе и возвращаясь обратно. После смерти дофина в 1789 году один только вид этой картины вызывал у нее столь живые воспоминания о жестокой сей потере, что она не могла смотреть на нее без слез и в конце концов попросила г-на д'Анжвилье убрать ее. Однако с обычной своей деликатностью королева сразу уведомила меня о сем. Таковой чувствительности обязана я сохранению моей картины, ибо чернь и бандиты, ворвавшиеся в скором времени к Их Величествам, несомненно, разодрали бы ее, как была изодрана в клочья даже постель королевы.»
Интересно: копия первого портрета предназначалась для Екатерины II. И где? Не доехала или впоследствии пропала?
P.S. Картинки кликабельны.
«Впервые я написала портрет королевы в 1779 году. Мария-Антуанетта находилась тогда в расцвете красоты и молодости: высокая, удивительно хорошо сложенная и достаточно полная, но без излишества. У нее была лучшая во всей Франции походка и величественно поднятая голова, что сразу выделяло ее среди придворных, ничуть не умаляя выражения доброты и благожелательности на лице. Однако весьма затруднительно дать представление о соединявшихся в ней изяществе и благородстве. Черты ее нельзя было назвать правильными; она унаследовала от семейства своего присущий австрийской нации длинный и узкий овал лица; глаза, отнюдь не большие, имели почти голубой цвет, взгляд светился умом и мягкостию. Нос у нее был гонкий и красивый, а рот не слишком большой, хотя губы могли бы быть и несколько меньшими.
Более всего обращал на себя внимание цвет ее лица, я никогда не видела такой светящейся и прозрачной кожи, на которую даже не ложились тени, и мне никак не удавалось передать это, как того хотелось бы: для сих слишком тонких оттенков просто недоставало красок. Ничего подобного я не видела ни у одной другой женщины.
Во время первого сеанса величественный вид королевы привел меня в чрезвычайное смущение, но та доброта, с которой она говорила со мной, вскоре рассеяла мою робость. Я изобразила королеву в платье с большими фижмами и розой в руке. Этот портрет был предназначен брату ее, императору Иосифу II. Были заказаны две копии: для российской императрицы и для апартаментов в Версале или Фонтенбло.
Мария-Антуанетта. 1779. Виже-Лебрен. Версаль.
В разное время я сделала еще несколько портретов королевы. На одном, поколенном, она изображена в перламутровом платье перед столом и вазой с цветами. Более всего мне нравилось писать королеву отнюдь не в парадных туалетах, и такие портреты дарились друзьям или посланникам. На одном из них она в соломенной шляпе и белом платье. Когда этот портрет появился в Салоне 1786 года, злые языки говорили, что королева захотела появиться перед публикой в одной рубашке. Уже тогда клевета начала поднимать голову.
Мария-Антуанетта. 1783. Виже-Лебрен.
Тем не менее сей портрет пользовался большим успехом. К концу выставки в театре «Водевиль» поставили пьесу, называвшуюся «Созвездие искусств». Архитектор Броньяр и жена его, которых подговорил сам автор, абонировали ложу на первое представление, чтобы отвезти меня на сию премьеру. Я совершенно ничего не подозревала, и можете вообразить мое удивление, когда актриса, изображавшая Искусство живописи, с совершенной достоверностью показала меня за работой над портретом королевы. При сем весь партер и ложи оборотились в мою сторону и раздался гром рукоплесканий. Я была бесконечно тронута сими изъявлениями признания.
Благодаря неизменно милостивой доброте королевы от моей первоначальной робости не осталось и следа. Когда Ее Величество узнала, что у меня недурной голос, редкие сеансы проходили без наших с нею дуэтов, сочиненных Гретри; она обожала музыку, хотя слух у нее не отличался безупречной верностию. Что касается разговоров, то трудно передать всю любезность и доброжелательство ее ко всем, кто удостаивался сей чести, и они останутся самыми светлыми моими воспоминаниями.
Однажды мне случилось манкировать назначенным сеансом, поелику вторая моя беременность приближалась уже к концу и неожиданно у меня начались сильные боли. На следующий день я поспешила в Версаль принести свои извинения. Королева собиралась на прогулку, и я сразу же приметила ее коляску перед дворцом, но все-таки поднялась, чтобы поговорить с камердинерами. Один из них, некий г-н Кампан, принял меня с демонстративной холодностию и раздраженным голосом громогласно объявил: «Мадам, Ее Величество ожидала вас вчера, и конечно же, сегодня сеанса не будет». На ответ мой, что я приехала лишь за повелениями Ее Величества, он отправился к королеве, которая пригласила меня к себе в кабинет, где заканчивала свой туалет. В руках она держала книгу и повторяла урок для дочери. Сердце у меня беспокойно билось. Королева повернулась ко мне и мягко сказала: «Вчера я все утро прождала вас. Что-нибудь случилось?» - «Увы, Ваше Величество, мне было очень плохо, и я не могла явиться к вашим услугам, а сегодня приехала только за вашими повелениями и сразу же уеду». - «О, нет, не уезжайте, раз уж вы проделали весь путь». Она велела распрячь коляску и позировала мне. От восторга при сих словах я буквально бросилась к своей коробке с красками и перевернула ее; кисти рассыпались по паркету, я стала наклоняться, чтобы собрать их, но королева предупредила меня: «Оставьте, в вашем положении этого нельзя делать». И она сама собрала мои кисти с пола.
Мария-Антуанетта с детьми. 1787. Виже-Лебрен. Версаль.
На картине (кроме королевы) изображены (слева направо):
1. Мария Тереза Шарлота.
2. Луи-Шарль, будущий Людовик XVII.
3. Луи-Жозеф, на тот момент дофин, умерший в 1789 году от костного туберкулеза.
Старший мальчик указывает на колыбель, в которой должна была находиться дочь королевы, София, умершая в 1786 году во время работы Виже-Лебрен над портретом.
Последний мой сеанс у Ее Величества происходил в Трианоне, где я писала ее голову для большой картины, изображавшей королеву вместе с детьми. Присутствовал тогдашний министр барон де Бретейль, который неумолчно злословил по поводу всех придворных дам. Должно быть, он почитал меня или глухой, или слишком деликатной, чтобы передавать его инвективы заинтересованным особам. Конечно, я молчала, но зато и не забыла ни единого из его слов. Завершив голову королевы и этюды первого дофина, madame Royale и герцога Нормандского, я сразу же нанялась картиной, которой придавала большое знамение, и окончила ее к Салону 1788 года. Мне передавали о ней такие разговоры, которые предвещали cамую жестокую критику. Все-таки я отослала картину, но сама не осмеливалась последовать за нею из страха неблагоприятного мнения публики. Опасения мои были настолько велики, что у меня сделался жар, И я заперлась у себя в комнате, где молила Бога об успехе. Наконец, явился брат мой с толпой друзей и с известием, что картина получила всеобщее одобрение.
После Салона король велел привезти картину в Версаль, и министр искусств г-н д'Анжвилье представил меня Его Величеству. Людовик XVI оказал мне честь и долго беседовал со мною, выражая при сем свое удовольствие, и заметил: «До сего времени и не очень понимал живопись, но вы заставили меня полюбить ее».
Картина моя была помещена в один из залов версальского дворца, и королева всякий раз проходила мимо нее, идя к мессе и возвращаясь обратно. После смерти дофина в 1789 году один только вид этой картины вызывал у нее столь живые воспоминания о жестокой сей потере, что она не могла смотреть на нее без слез и в конце концов попросила г-на д'Анжвилье убрать ее. Однако с обычной своей деликатностью королева сразу уведомила меня о сем. Таковой чувствительности обязана я сохранению моей картины, ибо чернь и бандиты, ворвавшиеся в скором времени к Их Величествам, несомненно, разодрали бы ее, как была изодрана в клочья даже постель королевы.»
Интересно: копия первого портрета предназначалась для Екатерины II. И где? Не доехала или впоследствии пропала?
P.S. Картинки кликабельны.