После падения Дьенбьенфу: путь в лагерь.
Про то, что произошло после падения Дьенбьенфу я уже писала не один раз. Но все же хочу еще раз поднять эту тему, поскольку Клод Моран является непосредственным участником событий и потому что он в ту пору был солдатом, не обремененным какими-то идеологическими установками.
Парашютисты в Дьенбьенфу. Март 1954. Камю или Перо.
«Нас разделили на группы по 12 человек, причем даже не обыскали. Да и что они бы могли у нас забрать? У меня ничего не было при себе кроме металлического браслета на запястье с идентификационным номером (Вот ответ на вопрос о браслетах. -К-К). Мы шли и вьеты шли вместе с нами, мы шли, шли и шли. На рассвете колонна останавливалась и мы бросались на землю, мертвые от усталости…
Сначала мы составляли одну большую колонну, потом нас разделили на группки по 12 или 15 человек, каждую охранял один бо дои (солдат - К-К), вооруженный винтовкой или автоматом Калашникова (Вот в этом сомневаюсь. В Алжире АК чешского производства еще встречались. Но в Индокитае?!-К-К). Чем меньше цель, тем меньше шансов, что ее заметит самолет-разведчик, поэтому через несколько дней наши маленькие группы шли и при свете дня. По дороге мы встречали колонны грузовиков Молотова, почти точные копии американских GMC, но советского производства. Они тащили пушки, а в их кузовах были вьетнамские солдаты, которые равнодушно смотрели на нас. Мы для них больше не существовали. Другие грузовики перевозили провизию и амуницию, этот же груз вьетнамцы транспортировали на сотнях велосипедах…
Я чудом спас свою шкуру в Дьенбьенфу и сейчас, когда все закончилось, единственной моей целью было выжить. Все просто: выжить. Есть, пить, идти и не подхватить какой-нибудь болезни. Выжить. Такова была моя программа. И точка!
Я думал только об одном: парень, что шел впереди, не должен упасть, иначе я упаду на него, а парень, что шел сзади, не должен задеть меня, падая, и все. Выжить!
Если я замечал съедобный лист на дереве, я на ходу срывал его и жевал. Ничего в голове, пустота, нет даже «Боже, спаси меня!», и тем более нет серпа и молота, я ни о чем не думал, не задавал себе вопросов.
Я все еще живой и мне некого благодарить за это, так что нечего молиться, я бросил это дело после своего первого причастия и не собирался начинать сейчас…
Обмен пленными. 13-14 июля 1954.
Я жив, вода солоновата, но я пью ее, я внимательно слежу за тем, чтобы съесть все, что мне дают, не потеряв ни единого зернышка риса, не расплескав воды.
В этой колонне я снова видел братство легионеров, которое уже замечал раньше на операциях или в Изабели. Если бы среди пленных не было легионеров, моральный дух был бы более низок. Пленные в каждой группе чувствовали, что они под их защитой, неофициальной, но ощутимой. Когда кто-нибудь падал от усталости или изнеможения, они помогали ему подняться и тащили его, даже если он не был легионером. Они по-братски относились ко всем. Много раз я держался только потому, что один из них давал мне кусочек сушеной рыбы или несколько зерен риса, хотя он меня совсем не знал. У меня не было в этом крайней нужды потому что я был тощ как сэндвич из железнодорожного буфета (И еще и мал ростом, что в подобных обстоятельствах немаловажно. -К-К), но этого хватало для того, чтобы придать мне мужества и чтобы я снова мог переставлять ноги, одна за другой, одна за другой, одна за другой. Моей идефикс была вода. По дороге нам встречалось множество ручьев с водой, которую более-менее можно было пить. Если я пил, все было в порядке.
Возможно, мы находились в более благоприятных условиях, не знаю, во всяком случае наш путь не имел ничего общего с теми знаменитыми конвоями, которые шли месяцами и месяцами. Пленного Дьенбьенфу нельзя даже сравнивать с теми, кто гнил в лагерях с 1950-го или 1951-го.
Вьеты нередко давали нам вареную или сушеную рыбу, которую получали у рыбаков. Если ее не было, нам выдавали традиционный рис и иногда - половину сушеного банана. Как же далеко отсюда было то придорожное бистро в Ханое, где подавали пиво, местную водку, суп и собачатину!
Вьеты внимательно следили, чтоб мы не воровали рис, но во время марша это было невозможно сделать, и потом, такая идея даже не приходила нам в голову. Я представил свою надгробную плиту с надписью: «Умер из-за нескольких зернышек риса». Нет. Это было бы слишком глупо….
Французские пленные, обменянные на вьетнамцев. Июль1954. Ж. Ферран.
Вьеты предупреждали тех из нас, кто питал надежду на побег:
- Солдаты капиталист дезертир. Кончать река.
Бежавшие пленные считались дезертирами, а во всех армиях мира, в принципе дезертиров расстреливали…
Только в дешевых фильмах могли появиться рыцари без страха и упрека, которые с пренебрежением относились бы к бо дои и никогда не сдавались бы: «И тогда он посмотрел стальными глазами в глаза бо дои, который, поколебавшись, отвел взгляд и опустил винтовку…» Скажешь тоже!
Я смотрел на землю и мои товарищи по несчастью - тоже. Те, кто рассказывают иное, лгут. Когда ты находишься в реанимации в госпитале, ты не развлекаешься тем, что сочиняешь стихи чтоб написать их на стене. Ты замыкаешься в своей раковине, ничего не видишь, ничего не слышишь. Нужно помочиться? На ходу. Хочешь срать? Ты вежливо просишь бо дои и он тебе указывает место куда отойти. Все остальное - литературщина, «Отверженные» скверно написаны.
Вьеты не шутили, они ликвидировали тех, кого называли дезертирами. Привет героям. Крышка, ваша семья даже не узнает как и где вы умерли. Да и от страны вы не получите признания, у меня было такое чувство, что она нас бросила.
И даже если спасешься, куда идти? Без компаса, без карты, не зная где ты находишься и где наши войска, и это при условии, что они еще есть в этом регионе. Нет. Это идиотизм.
Я шел, я ел сам не знаю с кем, я так уставал, что у меня не было ни времени, ни желания болтать. Да, в американских фильмах это тоже есть: парень, доставая сигарету, с вдохновенным видом рассказывает о своей жизни: о своей образцовой жене, об образцовых детях, не забыв своих образцовых родителей и образцовую любовницу (а также образцового хозяина и образцовую машину).»
(Jean-Noël Marchandiau «J'avais 20 ans en Indochine»)
Фотографии с сайта http://www.ecpad.fr/.
Парашютисты в Дьенбьенфу. Март 1954. Камю или Перо.
«Нас разделили на группы по 12 человек, причем даже не обыскали. Да и что они бы могли у нас забрать? У меня ничего не было при себе кроме металлического браслета на запястье с идентификационным номером (Вот ответ на вопрос о браслетах. -К-К). Мы шли и вьеты шли вместе с нами, мы шли, шли и шли. На рассвете колонна останавливалась и мы бросались на землю, мертвые от усталости…
Сначала мы составляли одну большую колонну, потом нас разделили на группки по 12 или 15 человек, каждую охранял один бо дои (солдат - К-К), вооруженный винтовкой или автоматом Калашникова (Вот в этом сомневаюсь. В Алжире АК чешского производства еще встречались. Но в Индокитае?!-К-К). Чем меньше цель, тем меньше шансов, что ее заметит самолет-разведчик, поэтому через несколько дней наши маленькие группы шли и при свете дня. По дороге мы встречали колонны грузовиков Молотова, почти точные копии американских GMC, но советского производства. Они тащили пушки, а в их кузовах были вьетнамские солдаты, которые равнодушно смотрели на нас. Мы для них больше не существовали. Другие грузовики перевозили провизию и амуницию, этот же груз вьетнамцы транспортировали на сотнях велосипедах…
Я чудом спас свою шкуру в Дьенбьенфу и сейчас, когда все закончилось, единственной моей целью было выжить. Все просто: выжить. Есть, пить, идти и не подхватить какой-нибудь болезни. Выжить. Такова была моя программа. И точка!
Я думал только об одном: парень, что шел впереди, не должен упасть, иначе я упаду на него, а парень, что шел сзади, не должен задеть меня, падая, и все. Выжить!
Если я замечал съедобный лист на дереве, я на ходу срывал его и жевал. Ничего в голове, пустота, нет даже «Боже, спаси меня!», и тем более нет серпа и молота, я ни о чем не думал, не задавал себе вопросов.
Я все еще живой и мне некого благодарить за это, так что нечего молиться, я бросил это дело после своего первого причастия и не собирался начинать сейчас…
Обмен пленными. 13-14 июля 1954.
Я жив, вода солоновата, но я пью ее, я внимательно слежу за тем, чтобы съесть все, что мне дают, не потеряв ни единого зернышка риса, не расплескав воды.
В этой колонне я снова видел братство легионеров, которое уже замечал раньше на операциях или в Изабели. Если бы среди пленных не было легионеров, моральный дух был бы более низок. Пленные в каждой группе чувствовали, что они под их защитой, неофициальной, но ощутимой. Когда кто-нибудь падал от усталости или изнеможения, они помогали ему подняться и тащили его, даже если он не был легионером. Они по-братски относились ко всем. Много раз я держался только потому, что один из них давал мне кусочек сушеной рыбы или несколько зерен риса, хотя он меня совсем не знал. У меня не было в этом крайней нужды потому что я был тощ как сэндвич из железнодорожного буфета (И еще и мал ростом, что в подобных обстоятельствах немаловажно. -К-К), но этого хватало для того, чтобы придать мне мужества и чтобы я снова мог переставлять ноги, одна за другой, одна за другой, одна за другой. Моей идефикс была вода. По дороге нам встречалось множество ручьев с водой, которую более-менее можно было пить. Если я пил, все было в порядке.
Возможно, мы находились в более благоприятных условиях, не знаю, во всяком случае наш путь не имел ничего общего с теми знаменитыми конвоями, которые шли месяцами и месяцами. Пленного Дьенбьенфу нельзя даже сравнивать с теми, кто гнил в лагерях с 1950-го или 1951-го.
Вьеты нередко давали нам вареную или сушеную рыбу, которую получали у рыбаков. Если ее не было, нам выдавали традиционный рис и иногда - половину сушеного банана. Как же далеко отсюда было то придорожное бистро в Ханое, где подавали пиво, местную водку, суп и собачатину!
Вьеты внимательно следили, чтоб мы не воровали рис, но во время марша это было невозможно сделать, и потом, такая идея даже не приходила нам в голову. Я представил свою надгробную плиту с надписью: «Умер из-за нескольких зернышек риса». Нет. Это было бы слишком глупо….
Французские пленные, обменянные на вьетнамцев. Июль1954. Ж. Ферран.
Вьеты предупреждали тех из нас, кто питал надежду на побег:
- Солдаты капиталист дезертир. Кончать река.
Бежавшие пленные считались дезертирами, а во всех армиях мира, в принципе дезертиров расстреливали…
Только в дешевых фильмах могли появиться рыцари без страха и упрека, которые с пренебрежением относились бы к бо дои и никогда не сдавались бы: «И тогда он посмотрел стальными глазами в глаза бо дои, который, поколебавшись, отвел взгляд и опустил винтовку…» Скажешь тоже!
Я смотрел на землю и мои товарищи по несчастью - тоже. Те, кто рассказывают иное, лгут. Когда ты находишься в реанимации в госпитале, ты не развлекаешься тем, что сочиняешь стихи чтоб написать их на стене. Ты замыкаешься в своей раковине, ничего не видишь, ничего не слышишь. Нужно помочиться? На ходу. Хочешь срать? Ты вежливо просишь бо дои и он тебе указывает место куда отойти. Все остальное - литературщина, «Отверженные» скверно написаны.
Вьеты не шутили, они ликвидировали тех, кого называли дезертирами. Привет героям. Крышка, ваша семья даже не узнает как и где вы умерли. Да и от страны вы не получите признания, у меня было такое чувство, что она нас бросила.
И даже если спасешься, куда идти? Без компаса, без карты, не зная где ты находишься и где наши войска, и это при условии, что они еще есть в этом регионе. Нет. Это идиотизм.
Я шел, я ел сам не знаю с кем, я так уставал, что у меня не было ни времени, ни желания болтать. Да, в американских фильмах это тоже есть: парень, доставая сигарету, с вдохновенным видом рассказывает о своей жизни: о своей образцовой жене, об образцовых детях, не забыв своих образцовых родителей и образцовую любовницу (а также образцового хозяина и образцовую машину).»
(Jean-Noël Marchandiau «J'avais 20 ans en Indochine»)
Фотографии с сайта http://www.ecpad.fr/.