Характеристика Николая I в бытность того великим князем
Поздравляю baronet65 с Днем рождения. Очень рада, что твои мечты потихоньку сбываются, желаю, чтоб так было и дальше. Поскольку ты - поклонник обоих императоров Николаев, то вот характеристика первого из этих царей, принадлежащая перу дипломата П.Б.Козловского.
«Великий князь получил от природы высший дар, который может она уделить призванным судьбою быть выше других: никогда в жизни моей не видал я лица и осанки более благородных. Обыкновенные выражения физиономии его имеют что-то строгое и мизантропическое, пред которым становится как-то неловко. Улыбка его есть улыбка благоволения, но в ней не видать следа веселости. Привычка его повелевать собою так сроднилась со всем его существом, что вы не замечаете в нем ни малейшего принуждения, ничего изысканного и изученного, а между тем все его слова, как и движения его, подчиняются какому-то размеру, как будто пред ним лист бумаги с музыкальными нотами. Удивительная и чудная вещь вся его постановка. Он говорит с живостью, с простотою и приличием совершенным; все, что он говорит - умно; нет ни пошлой шутки, ни слова оскорбительного или неуместного; ничего нет в голосе его или в составлении его фразы, что указывало бы на гордость или притворство, а между тем вы чувствуете, что его сердце заперто, что эта преграда недоступна и что безумно было бы надеяться проникнуть в сокровенность мыслей его или приобресть его полную доверенность…
в.к.Николай. 1818. гр. Боллиегера по оригиналу Гебауэра.
…Как бы то ни было, физиономия великого князя так величественна и благородна, что я не мог оторваться от нее и все любовался ею. Если мои исторические впечатления верны, то он мне являлся Людовиком XIV, преобразованным духом нашего века. Великий князь занимается не только подробностями по части военной, но, сказывают, что он и отличный инженер и, следовательно, хороший математик. Окружающие его уверяли меня, что он обладает в высшей степени этою силою внимательности, которая, по знаменитому определению Montesquieu (Монтескье), не что иное, как гений. Одно характеристическое слово, которое может быть применимо ко всем членам Императорского дома, так живо сохранилось в памяти моей, что, кажется, и теперь слышу его. Речь шла о Париже: он говорил мне, что и не предвидит возможности туда съездить. «Разве, - прибавил он (это было в последние месяцы жизни Людовика XVIII), - что меня пошлют поздравить нового короля». - «Но ваше императорское высочество слишком высоко стоите, чтоб исполнить такое поручение», - возразил я ему. «Нисколько, - отвечал он, - могут послать меня, как и всякого другого». Это, так сказать, умаление личности своей встречается во всех великих князьях; оно имеет свой недостаток. Не есть ли это уничтожение всего прочего, когда и сами великие князья не имеют никакого права и преимущества, сродных и присущих их высокому рождению? Что же остается после на долю чувства самобытности всякой частной личности? Великий князь ограничил себя доныне деятельностью генерала; но все доказывает, что ему сродно быть со временем и государственным человеком. Если он кончит жизнь свою, не ознаменовав ее великими деяниями, то это покажет, что он не исполнил своего призвания, потому что природа одарила его качествами, тому приличными. Великий князь любит супругу свою, как он делает и все, просто и благородно. Он не расточает этих обыкновенных ласк, не выказывает этой малодушной нежности, которые приличны только пастушку, увенчанному миртами. Приязнь его и преданность к ней имеют отпечаток мужества, силы, искренней выразительности, которые тем более достойны уважения, что они редко встречаются в этих верховных слоях».
P.S. Цитировано по Мемуарным запискам П.А.Вяземского.
«Великий князь получил от природы высший дар, который может она уделить призванным судьбою быть выше других: никогда в жизни моей не видал я лица и осанки более благородных. Обыкновенные выражения физиономии его имеют что-то строгое и мизантропическое, пред которым становится как-то неловко. Улыбка его есть улыбка благоволения, но в ней не видать следа веселости. Привычка его повелевать собою так сроднилась со всем его существом, что вы не замечаете в нем ни малейшего принуждения, ничего изысканного и изученного, а между тем все его слова, как и движения его, подчиняются какому-то размеру, как будто пред ним лист бумаги с музыкальными нотами. Удивительная и чудная вещь вся его постановка. Он говорит с живостью, с простотою и приличием совершенным; все, что он говорит - умно; нет ни пошлой шутки, ни слова оскорбительного или неуместного; ничего нет в голосе его или в составлении его фразы, что указывало бы на гордость или притворство, а между тем вы чувствуете, что его сердце заперто, что эта преграда недоступна и что безумно было бы надеяться проникнуть в сокровенность мыслей его или приобресть его полную доверенность…
в.к.Николай. 1818. гр. Боллиегера по оригиналу Гебауэра.
…Как бы то ни было, физиономия великого князя так величественна и благородна, что я не мог оторваться от нее и все любовался ею. Если мои исторические впечатления верны, то он мне являлся Людовиком XIV, преобразованным духом нашего века. Великий князь занимается не только подробностями по части военной, но, сказывают, что он и отличный инженер и, следовательно, хороший математик. Окружающие его уверяли меня, что он обладает в высшей степени этою силою внимательности, которая, по знаменитому определению Montesquieu (Монтескье), не что иное, как гений. Одно характеристическое слово, которое может быть применимо ко всем членам Императорского дома, так живо сохранилось в памяти моей, что, кажется, и теперь слышу его. Речь шла о Париже: он говорил мне, что и не предвидит возможности туда съездить. «Разве, - прибавил он (это было в последние месяцы жизни Людовика XVIII), - что меня пошлют поздравить нового короля». - «Но ваше императорское высочество слишком высоко стоите, чтоб исполнить такое поручение», - возразил я ему. «Нисколько, - отвечал он, - могут послать меня, как и всякого другого». Это, так сказать, умаление личности своей встречается во всех великих князьях; оно имеет свой недостаток. Не есть ли это уничтожение всего прочего, когда и сами великие князья не имеют никакого права и преимущества, сродных и присущих их высокому рождению? Что же остается после на долю чувства самобытности всякой частной личности? Великий князь ограничил себя доныне деятельностью генерала; но все доказывает, что ему сродно быть со временем и государственным человеком. Если он кончит жизнь свою, не ознаменовав ее великими деяниями, то это покажет, что он не исполнил своего призвания, потому что природа одарила его качествами, тому приличными. Великий князь любит супругу свою, как он делает и все, просто и благородно. Он не расточает этих обыкновенных ласк, не выказывает этой малодушной нежности, которые приличны только пастушку, увенчанному миртами. Приязнь его и преданность к ней имеют отпечаток мужества, силы, искренней выразительности, которые тем более достойны уважения, что они редко встречаются в этих верховных слоях».
P.S. Цитировано по Мемуарным запискам П.А.Вяземского.