"Сей ужасный для нас переворот" или Николай Павлович - наследник престола
В своих записках император Николай Павлович рассказал очень интересные вещи о том, как он был назначен наследником российского престола.
«В лето 1819-го года находился я в свою очередь с командуемою мной тогда 2-й гвардейской бригадой в лагере под Красным Селом. Пред выступлением из оного было моей бригаде линейное ученье, кончившееся малым маневром в присутствии императора. Государь был доволен и милостив до крайности. После ученья пожаловал он к жене моей обедать; за столом мы были только трое. Разговор во время обеда был самый дружеский, но принял вдруг самый неожиданный для нас оборот, потрясший навсегда мечту нашей спокойной будущности. Вот в коротких словах смысл сего достопамятного разговора.
Великий князь Николай Павлович. 1817. Гравюра Годби.
Государь начал говорить, что он с радостью видит наше семейное блаженство (тогда был у нас один старший сын Александр, и жена моя была беременна старшей дочерью Мариею); что он счастия сего никогда не знал, виня себя в связи, которую имел в молодости; что ни он, ни брат Константин Павлович не были воспитаны так, чтоб уметь ценить с молодости сие счастие; что последствия для обоих были, что ни один, ни другой не имели детей, которых бы признать могли, и что сие чувство самое для него тяжелое. Что он чувствует, что силы его ослабевают; что в нашем веке государям, кроме других качеств, нужна физическая сила и здоровье для перенесения больших и постоянных трудов; что скоро он лишится потребных сил, чтоб по совести исполнять свой долг, как он его разумеет; и что потому он решился, ибо сие считает долгом, отречься от правления с той минуты, когда почувствует сему время. Что он неоднократно о том говорил брату Константину Павловичу, который, быв одних с ним почти лет, в тех же семейных обстоятельствах, притом имея природное отвращение к сему месту, решительно не хочет ему наследовать на престоле, тем более, что они оба видят в нас знак благодати божией, дарованного нам сына. Что поэтому мы должны знать наперед, что мы призываемся на сие достоинство.
Император Александр I. 1823. Гравюра Фонтэна по оригиналу Жерара.
Мы были поражены как громом. В слезах, в рыдании от сей ужасной неожиданной вести мы молчали! Наконец государь, видя, какое глубокое, терзающее впечатление слова его произвели, сжалился над нами и с ангельскою, ему одному свойственною ласкою начал нас успокаивать и утешать, начав с того, что минута сему ужасному для нас перевороту еще не настала и не так скоро настанет, что может быть лет десять еще до оной, но что мы должны заблаговременно только привыкать к сей будущности неизбежной.
Тут я осмелился ему сказать, что я себя никогда на это не готовил и не чувствую в себе сил, ни духу на столь великое дело; что одна мысль, одно желание было - служить ему изо всей души, и сил, и разумения моего в кругу поручаемых мне должностей; что мысли мои даже дальше не достигают.
Дружески отвечал мне он, что когда вступил на престол, он в том же был положении; что ему было тем еще труднее, что нашел дела в совершенном запущении от совершенного отсутствия всякого основного правила и порядка в ходе правительственных дел; ибо хотя при императрице Екатерине в последние годы порядку было мало, но все держалось еще привычками; но при восшествии на престол родителя нашего совершенное изменение прежнего вошло в правило: весь прежний порядок нарушился, не заменяясь ничем. Что с восшествия на престол государя по сей части много сделано к улучшению, и всему дано законное течение; и что потому я найду все в порядке, который мне останется только удерживать.
Кончился сей разговор; государь уехал, но мы с женой остались в положении, которое уподобить могу только тому ощущению, которое, полагаю, поразит человека, идущего спокойно по приятной дороге, усеянной цветами и с которой всюду открываются приятнейшие виды, когда вдруг разверзается под ногами пропасть, в которую непреодолимая сила ввергает его, не давая отступить или воротиться. Вот - совершенное изображение нашего ужасного положения.»
Император Николай Павлович. 1826. Гравюра по оригиналу Крюгера.
Лето 1819 года. Официальный наследник - Константин Павлович. Впрочем, похоже, он отнюдь не горел желанием получить трон. «Удушат. Как папеньку удушили» - считал Константин. Чтобы надеть на голову корону нужна определенная смелость, Константин ей не обладал. «Удушат, как папеньку удушили» - считал он. Но наследником он был удобным. Введение Павлом I передачу престола по мужской линии, сильно облегчило жизнь его старшему сыну. Как бы не был он непопулярен в определенные годы, никто не хотел видеть на троне такую неадекватную особу, как Константин. Поэтому желающих устроить заговор против императора было немного. Марта Вильмотт, подруга княгини Дашковой, писала в 1806 году: «По правде, я думаю, что Александра не сожгут на костре, как ведьму; по сравнению с Константином он блистает, так как последний стремится не уступить в грехе и пороке Павлу; по крайней мере, жестокости, совершаемые Константином, могут сравниться с преступлениями римского императора Нерона. Какое бы неудовольство не вызывал нынешний император, общеизвестная мерзость характера брата спасет Александра от судьбы его предшественников».
Цесаревич Константин. 1820-е. Гравюра Киселева.
Меня, как особую маньячку-Александрофилку, еще очень заинтересовала фраза «что он счастия сего никогда не знал, виня себя в связи, которую имел в молодости». Интересно, что имелось в виду? Что Александр в бытность цесаревичем подхватил какую-нибудь венерическую болезнь, после которой у него с детьми проблемы были? Честно говоря, при том образе жизни, что он вел, я бы удивилась, если бы этого не случилось. Интересно, что о чем-то подобном рассказывает Греч в своих записках. Речь идет как раз о юности Александра. «Джемс Виллие прибыл в Россию в звании подлекаря и определился в Семеновский полк батальонным врачом. Он успел оказать важную медицинско-секретную услугу шефу полка, Александру Павловичу, который обещал ему свое покровительство, но не мог ничего в то время сделать.» Секретная медицинская услуга, не более, не менее.
P.S. Картинки кликабельны.
«В лето 1819-го года находился я в свою очередь с командуемою мной тогда 2-й гвардейской бригадой в лагере под Красным Селом. Пред выступлением из оного было моей бригаде линейное ученье, кончившееся малым маневром в присутствии императора. Государь был доволен и милостив до крайности. После ученья пожаловал он к жене моей обедать; за столом мы были только трое. Разговор во время обеда был самый дружеский, но принял вдруг самый неожиданный для нас оборот, потрясший навсегда мечту нашей спокойной будущности. Вот в коротких словах смысл сего достопамятного разговора.
Великий князь Николай Павлович. 1817. Гравюра Годби.
Государь начал говорить, что он с радостью видит наше семейное блаженство (тогда был у нас один старший сын Александр, и жена моя была беременна старшей дочерью Мариею); что он счастия сего никогда не знал, виня себя в связи, которую имел в молодости; что ни он, ни брат Константин Павлович не были воспитаны так, чтоб уметь ценить с молодости сие счастие; что последствия для обоих были, что ни один, ни другой не имели детей, которых бы признать могли, и что сие чувство самое для него тяжелое. Что он чувствует, что силы его ослабевают; что в нашем веке государям, кроме других качеств, нужна физическая сила и здоровье для перенесения больших и постоянных трудов; что скоро он лишится потребных сил, чтоб по совести исполнять свой долг, как он его разумеет; и что потому он решился, ибо сие считает долгом, отречься от правления с той минуты, когда почувствует сему время. Что он неоднократно о том говорил брату Константину Павловичу, который, быв одних с ним почти лет, в тех же семейных обстоятельствах, притом имея природное отвращение к сему месту, решительно не хочет ему наследовать на престоле, тем более, что они оба видят в нас знак благодати божией, дарованного нам сына. Что поэтому мы должны знать наперед, что мы призываемся на сие достоинство.
Император Александр I. 1823. Гравюра Фонтэна по оригиналу Жерара.
Мы были поражены как громом. В слезах, в рыдании от сей ужасной неожиданной вести мы молчали! Наконец государь, видя, какое глубокое, терзающее впечатление слова его произвели, сжалился над нами и с ангельскою, ему одному свойственною ласкою начал нас успокаивать и утешать, начав с того, что минута сему ужасному для нас перевороту еще не настала и не так скоро настанет, что может быть лет десять еще до оной, но что мы должны заблаговременно только привыкать к сей будущности неизбежной.
Тут я осмелился ему сказать, что я себя никогда на это не готовил и не чувствую в себе сил, ни духу на столь великое дело; что одна мысль, одно желание было - служить ему изо всей души, и сил, и разумения моего в кругу поручаемых мне должностей; что мысли мои даже дальше не достигают.
Дружески отвечал мне он, что когда вступил на престол, он в том же был положении; что ему было тем еще труднее, что нашел дела в совершенном запущении от совершенного отсутствия всякого основного правила и порядка в ходе правительственных дел; ибо хотя при императрице Екатерине в последние годы порядку было мало, но все держалось еще привычками; но при восшествии на престол родителя нашего совершенное изменение прежнего вошло в правило: весь прежний порядок нарушился, не заменяясь ничем. Что с восшествия на престол государя по сей части много сделано к улучшению, и всему дано законное течение; и что потому я найду все в порядке, который мне останется только удерживать.
Кончился сей разговор; государь уехал, но мы с женой остались в положении, которое уподобить могу только тому ощущению, которое, полагаю, поразит человека, идущего спокойно по приятной дороге, усеянной цветами и с которой всюду открываются приятнейшие виды, когда вдруг разверзается под ногами пропасть, в которую непреодолимая сила ввергает его, не давая отступить или воротиться. Вот - совершенное изображение нашего ужасного положения.»
Император Николай Павлович. 1826. Гравюра по оригиналу Крюгера.
Лето 1819 года. Официальный наследник - Константин Павлович. Впрочем, похоже, он отнюдь не горел желанием получить трон. «Удушат. Как папеньку удушили» - считал Константин. Чтобы надеть на голову корону нужна определенная смелость, Константин ей не обладал. «Удушат, как папеньку удушили» - считал он. Но наследником он был удобным. Введение Павлом I передачу престола по мужской линии, сильно облегчило жизнь его старшему сыну. Как бы не был он непопулярен в определенные годы, никто не хотел видеть на троне такую неадекватную особу, как Константин. Поэтому желающих устроить заговор против императора было немного. Марта Вильмотт, подруга княгини Дашковой, писала в 1806 году: «По правде, я думаю, что Александра не сожгут на костре, как ведьму; по сравнению с Константином он блистает, так как последний стремится не уступить в грехе и пороке Павлу; по крайней мере, жестокости, совершаемые Константином, могут сравниться с преступлениями римского императора Нерона. Какое бы неудовольство не вызывал нынешний император, общеизвестная мерзость характера брата спасет Александра от судьбы его предшественников».
Цесаревич Константин. 1820-е. Гравюра Киселева.
Меня, как особую маньячку-Александрофилку, еще очень заинтересовала фраза «что он счастия сего никогда не знал, виня себя в связи, которую имел в молодости». Интересно, что имелось в виду? Что Александр в бытность цесаревичем подхватил какую-нибудь венерическую болезнь, после которой у него с детьми проблемы были? Честно говоря, при том образе жизни, что он вел, я бы удивилась, если бы этого не случилось. Интересно, что о чем-то подобном рассказывает Греч в своих записках. Речь идет как раз о юности Александра. «Джемс Виллие прибыл в Россию в звании подлекаря и определился в Семеновский полк батальонным врачом. Он успел оказать важную медицинско-секретную услугу шефу полка, Александру Павловичу, который обещал ему свое покровительство, но не мог ничего в то время сделать.» Секретная медицинская услуга, не более, не менее.
P.S. Картинки кликабельны.