ПРАЗДНИК, КОТОРЫЙ ВСЕГДА.
(СЦЕНАРИЙ, музыкой навеяло)
Раннее майское утро. Дорога почти пустая. По ней едет до блеска вымытая машина. Под зеркалом заднего вида привязана георгиевская ленточка. Камера отъезжает от нее, в кадре мужчина за рулем, объясняет рядом сидящему сыну
Отец: И тем, что наша страна теперь такая большая и сильная, тем, что мы с тобой может вот так вот ехать, радоваться и никого не бояться, мы обязаны им. И для всех нас этот день - святой. День великой Победы…
Машина проезжает мимо автобусной остановки на Олимпийском проспекте. Камера задерживается. В кадре остается один единственный человек, стоящий на остановке. Он вполоборота, с палочкой, подходит к расписанию автобусов и внимательно его разглядывает, смотрит на часы. Камера теперь видит его лицо, пластырем склеенные очки, лоснящийся пиджак и вся грудь - в орденах.
Камера летит над Красной площадью, куда на трибуны стекаются люди, а за поворотом, на Васильевском спуске, строятся колонны солдат, в громкоговоритель ими командует нервный офицер. Солдаты поправляют кители, неспешно выстраиваются по команде, времени до парада еще много…
По пустому Олимпийскому проспекту едет милицейская машина. В машине майор и старлей, одетые в парадную форму.
Старлей: А я, сука, ваще выступил, я седня до семи. Потом дома выпью, бля, наконец. Этот день же святой в натуре. Вот выпью бля. Не могу иначе. Праздник же ебты такой...особенный.
Майор: А мне бля на салюте еще стоять. Ну отдежурю и на хуй к своим. На дачу. У нас, ты понимаешь, традиция. Все за столом, короче там, собираемся 9 мая. Надькин отец песни военные так поет, ну прямо душу рвет на хер. Эх бля... пррррробирает. Молодец старик. Девяносто сука лет, ты прикинь? Всю войну жопой вверх прохерачил, а как огурец.
Старлей: Да... Бля...Живчик!….Мало их осталось, короче. Так глянешь, пиздец жалкие, аж не по себе. На хера, спрашивается до таких лет дожили...Хорошо если семья такая...ну нормальная, не выкинули на улицу помирать …
Машина проезжает мимо уже знакомой нам остановки. Старик с орденами растеряно оглядывается вокруг, мимо проезжают немногочисленные машины. Автобуса все нет. Старик снова смотрит на часы.
Камера пролетает над театром Советской Армии, там у парка, возле Академии генштаба скопилось много пустых рейсовых автобусов. Из репродукторов доносится духовая музыка военных лет. В сторону Шереметьевской и Олимпийского движение перекрыто красно-белыми летами, свободен только один выезд с кольца, в сторону Октябрьской улицы, надо все площадью, споря друг с другом разносятся два мужским и женским голосом повторяемые объявления.
ОБЪЯВЛЕНИЕ 1: Уважаемые пассажиры, в связи с проведением праздничных мероприятий с 8.30 до 15.00 9 мая движение рейсовых маршрутов автобусов номер 213, 456, 719 и 127 будет изменено…Движение будет полностью восстановлено сразу после окончания праздничных мероприятий, схему движения уточняйте в справочных центрах на остановках общественного транспорта…
ОБЪЯВЛЕНИЕ 2: …Повторяю, курсанты-барабанщики садятся в автобус с номером 14, офицерский состав - в автобус с номером 2, духовая группа -автобус со знаком «труба», технический персонал - автобус с номером 8….
Камера возвращается на Олимпийский, там едет машина-джип, к ручке водительской двери привязана георгиевская ленточка, на заднем сиденье дети, впереди - родители, дети, перебивая друг друга, волнуются, что все опоздают к началу парада…
Мама: надо было раньше вставать, быстрее есть, перестаньте галдеть…
Папа: Еще почти полчаса, Москва пустая, что за паника, все мы успеем…
Ребенок (увидев в окне старика на остановке): Ой, смотрите, ветеран!!!
Второй Ребенок: Ветеран! Ветеран!
Папа: Сегодня их будет много на параде. Это их праздник, потому что это - их Победа!
Дети машут в окно ветерану.
Стиарик, увидев джип, взмахивает ему палочкой, в попытке привлечь к себе внимание, дети расценивают этот жест как жест приветствия, машут ему еще интенсивней.
Джип уехал. Старик, опираясь на палочку, расхаживает из угла в угол остановки, поглядывая то на дорогу, то на часы.
Площадь у Большого театра. Площадь украшена шарами, в проходе, ближе к театру, играет одетый a’la guerre духовой оркестр. Вокруг фонтана аккуратно расставлены заранее приготовленные таблички с номерами полков, названиями фронтов. У каждой сидят нарядно одетые одинаковые девушки со стилизованными косичками, в театрального вида гимнастерках. Девушки одна за другой выкрикивают номера полков, название, кое у кого даже есть списки ветеранов.
Под табличками ветераны сбиваются в немногочисленные кучки, к таким сразу подлетает молоденькая корреспондентка с микрофоном и оператором, с ходу начинается интервью, старики охотно, перебивая друг друга рассказывают…Корреспондентка морщится: слишком долго, безуспешно пытается перебить. Затем приглашает кого-то одного для интервью в прямом эфире, старики упираются, желая выступать только всем вместе, у кого-то находится аккордеон, хохоча, затягивают «Рио-Риту», начинаются танцы. Корреспондентка с оператором с энтузиазмом снимают.
У одной из табличек никого нет. Девушка, сидящая под ней жалуется подруге
Девушка 1: Говорили: Семенов вот какой-то и Хаммер. Фамилия какая смешная. И не поймешь мужчина или женщина: Н.К….
Девушка 2: А год рождения ты видела?
Девушка 1: У Семенова этого 1913, а у Хаммера 1920-й!
Девушка 2: (смеется): Ну Хаммер этот совсем молоденький, может и подкатит, особенно если женщина. Женщины они ж по статистике живут дольше.
Девушка 1: А если нет? Просижу тут как дура… Вон у всех как бодренько программа идет…А я что Васильпалычу в отчете писать буду?
Камера пролетает над Красной площадью. Там уже начинается парад. Проехала машина Министра обороны, начался показ техники, с трибун звучат теплые приветствия.
На Олимпийском проспекте совсем пусто. Старичок безвольно сидит на скамейке и смотрит на небо, в котором с гулом и полосами триколорного дыма начинают свой пролет истребители.
По проспекту, в сторону остановки, перекрикивая даже истребители, ведомая под руки внуками, идет старушка. В руках - букет сирени, грудь - в орденах. Старушка скандалит:
Старушка: Я совершенно нормально себя чувствую. Что вы в меня вцепились! Ну как это так остаться дома! Надо было выезжать раньше. И Коле надо было позвонить! Митенька, надо было попросить твоего отца, чтобы нас подвез! Заехали бы за Колей и вместе бы туда вовремя приехали. Ну что за паникерство…
Внуки, пересиливая добрый смех, спорят со старушкой.
Со сторны театра Советской Армии, видимо, сняли оцепление. Нарядная толпа валит по Олимпийскому, кто-то попивает пиво, многие несут на плечах детей, почти у всех приколоты георгиевские ленточки, молодежь скандирует
«Раааа-сссс---яяяя!!!» и «Спа-си-бо де-ду за по-бе-ду!!!»
Старушка, уже почти несомая внуками против течения толпы, оказывается на заполненной людьми остановке. Привалившегося к стеклу старика замечает не сразу. Расталкивая внуков и совсем посторонних людей, пробирается к нему...Сразу начинает тряси за лацкан пиджака и орать в ухо.
Старушка: Коленька, Коля! Как хорошо, ты тоже опаздываешь, вот что значит один батальон, Коля!…
Она, на самом деле, все уже понимает, но остановиться не может.
Старушка: Коля, это же я, Нинка Хаммер, «Белка, я - береза, прием!»
Она гладит его по голове, люди пихают ее, пробираясь к первому, подошедшему после снятия кордона, автобусу. Букетик сирени падает на землю, она что-то шепчет, но что - не слышно, потому что с Красной площади, сделав парадный разворот, возвращаются истребители.
Толпа празднично одетых людей вокруг остановки замирает, машет самолетам руками и цветами, автобус ритмично сигналит, все кричат «УРА!»