Маскарад-2
**
- Антарес, сними маску.
- Не могу, - улыбнулся Антарес. - Застежка заела.
- Не бывает масок с застежками.
- Тебе виднее, - согласился Антарес.
Единственный, у кого было собственное лицо. Правда, злые языки утверждали, что это тоже маска, которую носят разные люди. Маска Антареса.
Это имя не подходило ему ни с какой стороны, но он не протестовал по пустякам.
- В каждом есть зло, - утешила его Лаватера. - Кроме того, тебе идет.
- Хорошо, - кивнул тогда Антарес, - буду Антаресом. Посмотрим, как это имя на меня повлияет.
Не повлияло никак, но Роза однажды сказала мне, что его изображал Вега. И что он признался в этом Розе под большим секретом. Ну, еще до того, как они поссорились, то есть позавчера.
С тех пор я иногда думаю - а вдруг Антарес, это действительно не Антарес? Ведь он не просто честен, а просто-таки вызывающе правдив. Ему не интересен Маскарад, он бы вообще презирал лицедейство, будь склонность к презрению чертой его характера.
"Страшный человек, - сказала однажды про него Лаватера. - Никак себя не проявляет. Где черти этого омута?".
Кажется, она побаивается его, поэтому все их разговоры с тех пор происходили у меня в голове.
Мы сидели в столовой, у меня был пирожок, а у Антареса - водка. Действительность была расположена к Антаресу так, что заставляла окружающих ревновать. Ну спрашивается, откуда водка в нашей столовой? Не принес же он ее с собой - будь у Антареса водка, он выпил бы ее с кем-нибудь у себя в комнате. Значит, ему налила Буфетчица. Он сказал ей: "ваш халат заставляет задуматься о многообразии оттенков прекрасного" или что-нибудь в этом роде, способное задурить голову впечатлительной бабушке. И вот я мыслено вижу, как она, улыбаясь, чокается бутылкой с Антаресом, которому только что налила в пластиковый стаканчик. А потом обращается к следующему в очереди, и Антарес вежливо уходит допивать за свободный стол.
Неньюфар говорит, что под маской искренности Антареса нет лица, там лишь кровь, текщая из самого сердца мира.
Можно сказать и так. Но не всем, поэтому я продолжаю изучать Антареса, чтобы не обознаться на маскараде, ибо не умею слышать биение сердца мира и прочие пафосные вещи (возможно, будь я Лаватерой, у меня получилось бы, только сдается мне, что у ее мира какое-то другое сердце).
Я возвращаюсь к себе в комнату с сильным желанием надеть маску Отшельника. Возможно тогда Антарес поймет что я за человек на самом деле, и мы вместе хотя бы выпьем водки у него в комнате. А войдя в измененное состояние сознания в компании с Антаресом, я наконец-то пойму, кем мне быть на маскараде.
*
Вечером раздается стук в дверь.
- Да? - спрашиваю я.
- Моха?
- Я, - говорю.
И понимаю, что приехала моя подруга Уви.
Рывком распахнув дверь, я обнимаю ее, мы роняем Увины чемоданы, странно легкие, и я спрашиваю:
- Уви, почему у тебя такие легкие чемоданы?
- Хе, - говорит Уви, - это потому, что каждый полон примерно на треть.
- А почему бы тебе было просто не взять один чемодан?
- Интересная тема для разговора, - соглашается Уви, складывая чемоданы мне на кровать.
Уви похожа на большого ребенка. Она не носит видимых масок, но прекрасно делает их из слов. Если существует сердце словесного мира, то именно оно когда-то породило Увирандру.
- Прежде, чем мы заговорим о чемоданах, - начинает она, - я должна тебя предупредить - там, внизу, я стукнулась об труп, поэтому если ты в чем-то виновата, у тебя есть время собрать вещи.
- Труп? - офигеваю я.
- Труп, - говорит она. - При жизни он был мужчиной.
Мне становится нехорошо. Чтобы проверить одно нехорошее подозрение, я ставлю Увирандру лицом к фотографии, висящей над столом.
- Он случайно не похож на третью девушку справа?
- Какая страшная баба... нет, ни капельки. Говорю ж, мужик.
- Фух, - говорю. - Хорошо. Ты тут располагайся пока, а я пойду, опознаю.
- Зачем? - моргает Увирандра голубыми глазами. - Он же не похож на твою знакомую.
- Тьфу! - говорю я, а Увирандра ржет. Может быть надеть маску Увирандры?
...Внизу уже толпа, я протискиваюсь к центру, размышляя о том, что Увирандра могла и не узнать, а общение с Политиком - опасное дело, и что несмотря на мнение Уви, я все же...
Во внутреннем ряду меня узнали расступились. Глядя вниз, на пол из серых мраморных плит, я вижу совершенно мертвого человека, лежащего на спине. На нем смутно знакомый мне летный китель без трех золотых пуговиц, старые джинсы и кроссовки невнятной фирмы. Из середины кителя, воткнутый по рукоятку, торчит личный нож Буфетчицы - с деревянной ручкой и клепками такого же цвета, как волосы у покойного. Я смотрю в его светлые глаза и вижу совершенно чужое мне лицо.
По крайней мере, люди не признали бы сходства, нарисуй кто в таком виде нашего Антареса.
- Его отравили водкой, - говорю я, не узнавая свой голос.
*
***
- Ты права. Нож в груди - еще та маска, посмертная причем, потому что при жизни он был бы против, правильно?
Мы собрались за столом в комнате Веги и Антареса, кто хотел идти на маскарад в трауре, уже сейчас надел его, иные даже и недошитый. У остальных растерянные лица, и я задаю себе вопрос, что раз существует костюм скорби, можно было бы и костюм растерянности придумать. Наш Вега очень рассудителен, и тоже не ведает, в чем идти на маскарад, ибо все маски находит скучными.
- Теперь мы никогда не узнаем, кем бы он стал на Маскараде, - говорит Лили.
- Антаресом, - предполагаю я. - У него ведь было неправильное имя.
- Лаватера просто так имен не дает, - говорит кто-то мне незнакомый, а Роза фыркает.
- Еще скажи, что у нее рыжие волосы, - возмущается она.
Это старая шутка, но всегда найдется идиот, в присутствии которого она станет актуальной. Центр во вселенной Лаватеры давно уже найден, и все, кто оказывается поблизости от него, начинает нести подобную чушь.
- А что, у нее еще и волосы рыжие? - почти честно недоумевает Уви.
Роза фыркает.
- Не ржите, идиоты, - негодует Уви. - У вас труп на первом этаже.
- Его уже увезли, - напоминает Вега. - А вот чего никогда не было у Лаватеры, так это рыжих волос.
Поднявшись со своего места я заглядываю сначала под кровать Веги, потом под кровать Антареса. Там полно коробок со стеклянными шариками и блокнотами.
- Ты чего там ищешь? - спрашивает Вега.
- Не знаю, - отвечаю я и нахожу бутылку водки.
Выкатив, я некоторое время рассматриваю ее на свету, но в голове вдруг образуется полная пустота, и, автоматически приняв протянутый Уви батон черного хлеба, я оглядываюсь в поисках ножа.
Безымянное существо в унылом макияже протигивает мне какую-то перочинную систему, отыскав ее глубоко в кармане и, по-моему, страшно за нее переживая.
- Я не сломаю, - утешаю его я.
- Это нож Лаватеры, - говорит существо. - Я его украла.
- Пипец, - бормочет себе под нос Увирандра. Я изображаю, что глажу ее по голове.
- Да, как на зоне, - гордо соглашается Вега. - Убивают и воруют.
- И это тоже, - вздыхает дипломатичная Уви, выразительно глядя на стол. - Одной бутылки, кстати, не хватит.
- Бутылку Буфетчицы менты забрали на анализ, - подает голос из своего угла наш друг Бета. Этот человек очень обижается, когда его называют метросексуалом. Поэтому ходит в телогрейке, однако не может не ухаживать за ногтями. С такой концепцией облика маску носить просто опасно - разденут прежде, чем тебя успеют спасти те из окружающих, кто хоть немного наделен даром предвидения. Или хотя бы умением логически мыслить.
Глядя на него с явной симпатией, Уви протягивает нож.
- Может, это тебе ее заменит?
- Э... При соприкосновении с человеческим телом нож Лаватеры оказывается вырезанным из пороллона, - отказывается наш денди, наливая Увирандре водки.
По-моему они влюбились друг в друга с первого взгляда. Умеет же Лаватера объединять людей.
Существо темнеет лицом забирает свой ценный нож обртано.
- Ну... эта... чтоб ему на том свете хорошо было, - поднимает стаканчик Вега.
- А мы не отравимся? - внезапно пугается Уви.
Все замирают, переглядываясь, а Бета невозмутимо выпивает свой стакан до дна, точно воду.
- Если я умру, - говорит он, - то в моей смерти будет виноват Вега.
Всем становится немного стыдно, и они тоже потихоньку пьют.
- Он был самым хорошим среди нас, - говорит Роза. - Самым... настоящим.
- Настоящим кем?
- Просто настоящим, - охотно объясняет за нее Уви. - Адекватным.
- Да, - кивает Роза. - А мы все трусы. Мы даже веселиться не можем без масок. Мы боимся себя.
- Ты боишься меня? - пихает меня Уви локтем в бок.
- Иди в жопу, - говорю я.
На маскараде я буду в маске Жопы. В конце концов у меня траур.
Приняв это решение, я успокаиваюсь и ощущаю некоторое неудобство: неужели смерть Антареса была нужна только для того, чтобы мне было в чем пойти на увеселительное мероприятие? Однако.
- Да простит он нас, - говорю я, поднимая стакан. И начинаю рыдать.
Уви почему-то тоже, все пытаются нас утешать, и только Бета смотрит в пол, водя длинным ногтем по краю стакана.
- Если я не могу помочь, - говорит он сам себе, - то предпочитаю заниматься глупостями. Можно глупый вопрос?
Половина поминальщиков продолжает шуметь, но Уви, весьма расположенная к Бете, кивает.
- Давай вопрос.
- Почему Антарес пил отравленную водку внизу, если у него здесь была бутылка своей, чистой?
****
- "Там на тонких розовых ветвях", - мурлыкала Маргарита.
- Дура, - отозвалась Роза. - У меня нет ветвей.
- Девки, заткнитесь. Видели внизу объявление? - Уви как всегда была в курсе всего.
- Что там? - поинтересовалась Марго.
"Смерть гр. Антареса наступила добровольно.
Врач,
Политик".
Я любовно посыпала пудрой маску Жопы.
- Мазать блестками или нет? - спрашиваю.
Подруги исчерпали рецепты правильного обращения со мной и только переглянулись.
- Скоро маскарад, - сказала я.
- Мы знаем, Моха, - осторожно, как к душевнобольной, обратилась ко мне Лили.
- "Когда все надевают маски, истина должна умереть", - зачитал Бета.
- Или возродиться, - парировала Увирандра. - Ибо выбор масок твоих есть наикратчайщий путь к тебе.
- Но если маска - это проекция тебя изнутри, то она, видно, и есть самая что ни на есть истинная реалия, - солидно прокомментировал Вега.
- Это Гегель. Ложь отрицает правду, но если вдаваться в ложь подробно, то по ее особенностям можно узнать, кто имено врал, - сказала Роза.
Бета снял телогрейку.
- Понятно, что на мне за костюм?
- Разочарование!
- Замешательство...
- Эскапизм?
Все старались перекричать друг друга.
- Мой костюм Жопы лучше, - сказала я, когда они затихли.
- Подстава, - сказала Уви. - Видите, синие волны?
Все увидели синие волны.
- Вообще-то это любовь, - обиделся Бета. - Видите желтые лучи?... Моха, ты чего?
- Жопы не выдерживают присутствия любви, - я сгребла свои тряпки и открыла дверь ногой. - Прощайте.
...Я шла по улице в самом удачном своем костюме и радовалась, что догадалась помазать его лицо блестками. По крайней мере, меня нельзя было обвинить в непристойности. Голая жопа - неприлично, а жопа с блестками - это уже гламур.
- Привет, Жопа, - остановил меня кто-то. - К маскараду готовишься?
Я подняла Жо... то есть голову. Передо мной стояла Смерть.
- Привет, ты чья? - спрашиваю.
- Была бы твоей, но Жопа бессмертна, - вздохнула Смерть. - Хотя ты мне нравишся. Если мы придем к Политику вместе, у нас будет больше шансов узнать последние распоряжения по поводу маскарада.
И мы заключили альянс. Этим альянсом мы и вошли в крашенные лепниной двери, и, держась за руки (косу Смерть держала в другой руке), поднялись на третий этаж. И нас никто не остановил.
- Слушай Смерть, - вспомнила я, - ты часто наступаешь добровольно?
- Всегда, - ответила Смерть. - Меня нельзя заставить наступить.
Значит, Политик и Врач были правы.
А скоро еще и маскарад. Вот жопа.
*
- Вот Жопа, - представила меня Смерть, - а я...
- Я не слепой, - распорядитель попятился. - Сейчас вас примут.
- Слушай, Жоп, - зашептала Смерть, - у тебя есть точильный брусок?
- Откуда?
- Ну... знаешь, бывает, приходит кто-нибудь к кому-нибудь с этим бруском вот, мол, брусок, а тот, к кому пришли и говорит засунь его в жопу... я думаю, он должен быть.
- Иди в жопу, говорю. Нет во мне бруска.
Смерть странно на меня смотрит.
Тем временем еще более высокие резные двери отворяются, и из-за них появляется ухмыляющийся Политик.
- Тебя наверно интересует, - спрашивает он, - чья Смерть рядом с тобой, Моха?
- Я Жопа, - говорю я.
- Увы, нет. Сегодня ко мне приходил Отшельник. Его маски слишком хороши для маскарада, поэтому я отправил его в Тюрьму. А твои слишком плохи.
- А Антарес? - выпаливаю я.
- Ну согласись, два человека, слишком хорошо умеющие заглядывать под маски - это перебор для одного государства.
Все ясно. Поэтому в столовой мы пили втроем - я, Антарес, и Смерть Антареса. Все ясно.
- Я объявляю вам импичмент, - говорю я вяло. Меня никто не слышит.
- Я - ваша Жопа, - говорю я тогда. - Пусть даже и плохая. Лучшей вы не заслужили.
....Смерть любезно вызвалась сопровождать меня в Тюрьму.
*
В соседней камере уже томился Отшельник - мы миновали его и остановились у следующей, где нас приветствовал простой Узник.
Он рассказал, что является узником не столько этой тюрьмы - заключение для него даже в некотором роде благо - сколько своей зеркальной одежды. Люди так часто давили на него, что ему пришлось обзавестись чем-нибудь для отражения их агрессии. Сначала это были, как у всех, перстни, запонки и брошки, но их не хватало, и со временем вся его одежда стала сверкающей, а потом и зеркальной. Теперь каждый видит вместо лица Узника свое собственное, и давить на него не решается.
Узник спросил, не страдаем ли мы со Смертью жаждой саморазрушения, а то ведь он из-за этого понятно каким образом может пострадать. Мы отвечали, что нет.
- Тогда добро пожаловать, - торжественно проговорил Узник, отступая от входа в камеру.
Мы вошли.
- Здесь по крайней мере есть камни, - пробормотала Смерть и начала точить косу об стену.
- Так ты моя? - спросила я.
- Нет.
- Зеркального Узника?
- Я Смерть Политика, но какая, скажи пожалуйста, из меня Смерть, если у меня коса тупая? Верно говорят - из Жопы ничего нельзя вернуть.
Я так и не поняла, обиделась на меня Смерть или нет.
*
Утром Уви принесла передачу.
- Вообще-то, - проинформировала она, - вам их носить нельзя, но я заговорила охрану, и мы можем потрепаться, пока эти козлы разгружаются.
- Лаватера вернулась? - спросила я.
- Это которая рыжая? Нет.
- Не рыжая. А такая...
Я так и не смогла припомнить ни одной особой приметы Лаватеры, даже голоса, хотя едва ли это воспоминание помогло бы мне.
- Как девочки? - спросила я.
- Грустят. Сначала Антарес, потом ты. Еще их бесит, что все эти события мешают им готовиться к маскараду. Роза ноет, Марго ругается. Бета...
- Так он же вроде не девочка.
- Да, но он такой милый. Совершенно не похож на мужика. Так вот, Бетельгейзе передает тебе запеченный в хлебе напильник. Я спрашивала, напильники можно передавать, ведь это старая добрая традиция. Только в кабачок их нельзя вставлять, а то ржавеют, но откуда у Беты кабачок? Он и хлеб-то сам не печет, в булочную ходил за длинным батоном. На.
- Передай ему большое спасибо. Я знаю, он настоящий друг.
- Ха! Не только он! Вот девочки свили тебе веревку из простыней, даже я отдала свое ватное одеяло. Тоже на. Только не размахивай ею, а то вата во все стороны полетит, уборщица ругаться будет.
- Спасибо,Уви. Я очень тронута.
- Никогда не видела тронутой Жопы! - обрадовалась Уви. - После того, как вытащишь напильник и сбежишь, хлеб можно есть, он почти свежий, вчерашний. Ну, я б тебя поцеловала, но у тебя внешность не в том стиле. Так что прощай. Мы еще придем.
Когда я вернулась, Узник спросил:
- Она на тебя не давит?
- Кто?
- Эта твоя подруга.
- Да нет вроде.
- А то может, ты и не хочешь бежать, а они за тебя уже все решили. Это неэтично.
- Да.
Я подумала, что из Узника получится хорошее зеркало в полный рост, как раз такое, какое нужно Розе. Но это если на Узника надавить.
*(окончание следует)
- Антарес, сними маску.
- Не могу, - улыбнулся Антарес. - Застежка заела.
- Не бывает масок с застежками.
- Тебе виднее, - согласился Антарес.
Единственный, у кого было собственное лицо. Правда, злые языки утверждали, что это тоже маска, которую носят разные люди. Маска Антареса.
Это имя не подходило ему ни с какой стороны, но он не протестовал по пустякам.
- В каждом есть зло, - утешила его Лаватера. - Кроме того, тебе идет.
- Хорошо, - кивнул тогда Антарес, - буду Антаресом. Посмотрим, как это имя на меня повлияет.
Не повлияло никак, но Роза однажды сказала мне, что его изображал Вега. И что он признался в этом Розе под большим секретом. Ну, еще до того, как они поссорились, то есть позавчера.
С тех пор я иногда думаю - а вдруг Антарес, это действительно не Антарес? Ведь он не просто честен, а просто-таки вызывающе правдив. Ему не интересен Маскарад, он бы вообще презирал лицедейство, будь склонность к презрению чертой его характера.
"Страшный человек, - сказала однажды про него Лаватера. - Никак себя не проявляет. Где черти этого омута?".
Кажется, она побаивается его, поэтому все их разговоры с тех пор происходили у меня в голове.
Мы сидели в столовой, у меня был пирожок, а у Антареса - водка. Действительность была расположена к Антаресу так, что заставляла окружающих ревновать. Ну спрашивается, откуда водка в нашей столовой? Не принес же он ее с собой - будь у Антареса водка, он выпил бы ее с кем-нибудь у себя в комнате. Значит, ему налила Буфетчица. Он сказал ей: "ваш халат заставляет задуматься о многообразии оттенков прекрасного" или что-нибудь в этом роде, способное задурить голову впечатлительной бабушке. И вот я мыслено вижу, как она, улыбаясь, чокается бутылкой с Антаресом, которому только что налила в пластиковый стаканчик. А потом обращается к следующему в очереди, и Антарес вежливо уходит допивать за свободный стол.
Неньюфар говорит, что под маской искренности Антареса нет лица, там лишь кровь, текщая из самого сердца мира.
Можно сказать и так. Но не всем, поэтому я продолжаю изучать Антареса, чтобы не обознаться на маскараде, ибо не умею слышать биение сердца мира и прочие пафосные вещи (возможно, будь я Лаватерой, у меня получилось бы, только сдается мне, что у ее мира какое-то другое сердце).
Я возвращаюсь к себе в комнату с сильным желанием надеть маску Отшельника. Возможно тогда Антарес поймет что я за человек на самом деле, и мы вместе хотя бы выпьем водки у него в комнате. А войдя в измененное состояние сознания в компании с Антаресом, я наконец-то пойму, кем мне быть на маскараде.
*
Вечером раздается стук в дверь.
- Да? - спрашиваю я.
- Моха?
- Я, - говорю.
И понимаю, что приехала моя подруга Уви.
Рывком распахнув дверь, я обнимаю ее, мы роняем Увины чемоданы, странно легкие, и я спрашиваю:
- Уви, почему у тебя такие легкие чемоданы?
- Хе, - говорит Уви, - это потому, что каждый полон примерно на треть.
- А почему бы тебе было просто не взять один чемодан?
- Интересная тема для разговора, - соглашается Уви, складывая чемоданы мне на кровать.
Уви похожа на большого ребенка. Она не носит видимых масок, но прекрасно делает их из слов. Если существует сердце словесного мира, то именно оно когда-то породило Увирандру.
- Прежде, чем мы заговорим о чемоданах, - начинает она, - я должна тебя предупредить - там, внизу, я стукнулась об труп, поэтому если ты в чем-то виновата, у тебя есть время собрать вещи.
- Труп? - офигеваю я.
- Труп, - говорит она. - При жизни он был мужчиной.
Мне становится нехорошо. Чтобы проверить одно нехорошее подозрение, я ставлю Увирандру лицом к фотографии, висящей над столом.
- Он случайно не похож на третью девушку справа?
- Какая страшная баба... нет, ни капельки. Говорю ж, мужик.
- Фух, - говорю. - Хорошо. Ты тут располагайся пока, а я пойду, опознаю.
- Зачем? - моргает Увирандра голубыми глазами. - Он же не похож на твою знакомую.
- Тьфу! - говорю я, а Увирандра ржет. Может быть надеть маску Увирандры?
...Внизу уже толпа, я протискиваюсь к центру, размышляя о том, что Увирандра могла и не узнать, а общение с Политиком - опасное дело, и что несмотря на мнение Уви, я все же...
Во внутреннем ряду меня узнали расступились. Глядя вниз, на пол из серых мраморных плит, я вижу совершенно мертвого человека, лежащего на спине. На нем смутно знакомый мне летный китель без трех золотых пуговиц, старые джинсы и кроссовки невнятной фирмы. Из середины кителя, воткнутый по рукоятку, торчит личный нож Буфетчицы - с деревянной ручкой и клепками такого же цвета, как волосы у покойного. Я смотрю в его светлые глаза и вижу совершенно чужое мне лицо.
По крайней мере, люди не признали бы сходства, нарисуй кто в таком виде нашего Антареса.
- Его отравили водкой, - говорю я, не узнавая свой голос.
*
***
- Ты права. Нож в груди - еще та маска, посмертная причем, потому что при жизни он был бы против, правильно?
Мы собрались за столом в комнате Веги и Антареса, кто хотел идти на маскарад в трауре, уже сейчас надел его, иные даже и недошитый. У остальных растерянные лица, и я задаю себе вопрос, что раз существует костюм скорби, можно было бы и костюм растерянности придумать. Наш Вега очень рассудителен, и тоже не ведает, в чем идти на маскарад, ибо все маски находит скучными.
- Теперь мы никогда не узнаем, кем бы он стал на Маскараде, - говорит Лили.
- Антаресом, - предполагаю я. - У него ведь было неправильное имя.
- Лаватера просто так имен не дает, - говорит кто-то мне незнакомый, а Роза фыркает.
- Еще скажи, что у нее рыжие волосы, - возмущается она.
Это старая шутка, но всегда найдется идиот, в присутствии которого она станет актуальной. Центр во вселенной Лаватеры давно уже найден, и все, кто оказывается поблизости от него, начинает нести подобную чушь.
- А что, у нее еще и волосы рыжие? - почти честно недоумевает Уви.
Роза фыркает.
- Не ржите, идиоты, - негодует Уви. - У вас труп на первом этаже.
- Его уже увезли, - напоминает Вега. - А вот чего никогда не было у Лаватеры, так это рыжих волос.
Поднявшись со своего места я заглядываю сначала под кровать Веги, потом под кровать Антареса. Там полно коробок со стеклянными шариками и блокнотами.
- Ты чего там ищешь? - спрашивает Вега.
- Не знаю, - отвечаю я и нахожу бутылку водки.
Выкатив, я некоторое время рассматриваю ее на свету, но в голове вдруг образуется полная пустота, и, автоматически приняв протянутый Уви батон черного хлеба, я оглядываюсь в поисках ножа.
Безымянное существо в унылом макияже протигивает мне какую-то перочинную систему, отыскав ее глубоко в кармане и, по-моему, страшно за нее переживая.
- Я не сломаю, - утешаю его я.
- Это нож Лаватеры, - говорит существо. - Я его украла.
- Пипец, - бормочет себе под нос Увирандра. Я изображаю, что глажу ее по голове.
- Да, как на зоне, - гордо соглашается Вега. - Убивают и воруют.
- И это тоже, - вздыхает дипломатичная Уви, выразительно глядя на стол. - Одной бутылки, кстати, не хватит.
- Бутылку Буфетчицы менты забрали на анализ, - подает голос из своего угла наш друг Бета. Этот человек очень обижается, когда его называют метросексуалом. Поэтому ходит в телогрейке, однако не может не ухаживать за ногтями. С такой концепцией облика маску носить просто опасно - разденут прежде, чем тебя успеют спасти те из окружающих, кто хоть немного наделен даром предвидения. Или хотя бы умением логически мыслить.
Глядя на него с явной симпатией, Уви протягивает нож.
- Может, это тебе ее заменит?
- Э... При соприкосновении с человеческим телом нож Лаватеры оказывается вырезанным из пороллона, - отказывается наш денди, наливая Увирандре водки.
По-моему они влюбились друг в друга с первого взгляда. Умеет же Лаватера объединять людей.
Существо темнеет лицом забирает свой ценный нож обртано.
- Ну... эта... чтоб ему на том свете хорошо было, - поднимает стаканчик Вега.
- А мы не отравимся? - внезапно пугается Уви.
Все замирают, переглядываясь, а Бета невозмутимо выпивает свой стакан до дна, точно воду.
- Если я умру, - говорит он, - то в моей смерти будет виноват Вега.
Всем становится немного стыдно, и они тоже потихоньку пьют.
- Он был самым хорошим среди нас, - говорит Роза. - Самым... настоящим.
- Настоящим кем?
- Просто настоящим, - охотно объясняет за нее Уви. - Адекватным.
- Да, - кивает Роза. - А мы все трусы. Мы даже веселиться не можем без масок. Мы боимся себя.
- Ты боишься меня? - пихает меня Уви локтем в бок.
- Иди в жопу, - говорю я.
На маскараде я буду в маске Жопы. В конце концов у меня траур.
Приняв это решение, я успокаиваюсь и ощущаю некоторое неудобство: неужели смерть Антареса была нужна только для того, чтобы мне было в чем пойти на увеселительное мероприятие? Однако.
- Да простит он нас, - говорю я, поднимая стакан. И начинаю рыдать.
Уви почему-то тоже, все пытаются нас утешать, и только Бета смотрит в пол, водя длинным ногтем по краю стакана.
- Если я не могу помочь, - говорит он сам себе, - то предпочитаю заниматься глупостями. Можно глупый вопрос?
Половина поминальщиков продолжает шуметь, но Уви, весьма расположенная к Бете, кивает.
- Давай вопрос.
- Почему Антарес пил отравленную водку внизу, если у него здесь была бутылка своей, чистой?
****
- "Там на тонких розовых ветвях", - мурлыкала Маргарита.
- Дура, - отозвалась Роза. - У меня нет ветвей.
- Девки, заткнитесь. Видели внизу объявление? - Уви как всегда была в курсе всего.
- Что там? - поинтересовалась Марго.
"Смерть гр. Антареса наступила добровольно.
Врач,
Политик".
Я любовно посыпала пудрой маску Жопы.
- Мазать блестками или нет? - спрашиваю.
Подруги исчерпали рецепты правильного обращения со мной и только переглянулись.
- Скоро маскарад, - сказала я.
- Мы знаем, Моха, - осторожно, как к душевнобольной, обратилась ко мне Лили.
- "Когда все надевают маски, истина должна умереть", - зачитал Бета.
- Или возродиться, - парировала Увирандра. - Ибо выбор масок твоих есть наикратчайщий путь к тебе.
- Но если маска - это проекция тебя изнутри, то она, видно, и есть самая что ни на есть истинная реалия, - солидно прокомментировал Вега.
- Это Гегель. Ложь отрицает правду, но если вдаваться в ложь подробно, то по ее особенностям можно узнать, кто имено врал, - сказала Роза.
Бета снял телогрейку.
- Понятно, что на мне за костюм?
- Разочарование!
- Замешательство...
- Эскапизм?
Все старались перекричать друг друга.
- Мой костюм Жопы лучше, - сказала я, когда они затихли.
- Подстава, - сказала Уви. - Видите, синие волны?
Все увидели синие волны.
- Вообще-то это любовь, - обиделся Бета. - Видите желтые лучи?... Моха, ты чего?
- Жопы не выдерживают присутствия любви, - я сгребла свои тряпки и открыла дверь ногой. - Прощайте.
...Я шла по улице в самом удачном своем костюме и радовалась, что догадалась помазать его лицо блестками. По крайней мере, меня нельзя было обвинить в непристойности. Голая жопа - неприлично, а жопа с блестками - это уже гламур.
- Привет, Жопа, - остановил меня кто-то. - К маскараду готовишься?
Я подняла Жо... то есть голову. Передо мной стояла Смерть.
- Привет, ты чья? - спрашиваю.
- Была бы твоей, но Жопа бессмертна, - вздохнула Смерть. - Хотя ты мне нравишся. Если мы придем к Политику вместе, у нас будет больше шансов узнать последние распоряжения по поводу маскарада.
И мы заключили альянс. Этим альянсом мы и вошли в крашенные лепниной двери, и, держась за руки (косу Смерть держала в другой руке), поднялись на третий этаж. И нас никто не остановил.
- Слушай Смерть, - вспомнила я, - ты часто наступаешь добровольно?
- Всегда, - ответила Смерть. - Меня нельзя заставить наступить.
Значит, Политик и Врач были правы.
А скоро еще и маскарад. Вот жопа.
*
- Вот Жопа, - представила меня Смерть, - а я...
- Я не слепой, - распорядитель попятился. - Сейчас вас примут.
- Слушай, Жоп, - зашептала Смерть, - у тебя есть точильный брусок?
- Откуда?
- Ну... знаешь, бывает, приходит кто-нибудь к кому-нибудь с этим бруском вот, мол, брусок, а тот, к кому пришли и говорит засунь его в жопу... я думаю, он должен быть.
- Иди в жопу, говорю. Нет во мне бруска.
Смерть странно на меня смотрит.
Тем временем еще более высокие резные двери отворяются, и из-за них появляется ухмыляющийся Политик.
- Тебя наверно интересует, - спрашивает он, - чья Смерть рядом с тобой, Моха?
- Я Жопа, - говорю я.
- Увы, нет. Сегодня ко мне приходил Отшельник. Его маски слишком хороши для маскарада, поэтому я отправил его в Тюрьму. А твои слишком плохи.
- А Антарес? - выпаливаю я.
- Ну согласись, два человека, слишком хорошо умеющие заглядывать под маски - это перебор для одного государства.
Все ясно. Поэтому в столовой мы пили втроем - я, Антарес, и Смерть Антареса. Все ясно.
- Я объявляю вам импичмент, - говорю я вяло. Меня никто не слышит.
- Я - ваша Жопа, - говорю я тогда. - Пусть даже и плохая. Лучшей вы не заслужили.
....Смерть любезно вызвалась сопровождать меня в Тюрьму.
*
В соседней камере уже томился Отшельник - мы миновали его и остановились у следующей, где нас приветствовал простой Узник.
Он рассказал, что является узником не столько этой тюрьмы - заключение для него даже в некотором роде благо - сколько своей зеркальной одежды. Люди так часто давили на него, что ему пришлось обзавестись чем-нибудь для отражения их агрессии. Сначала это были, как у всех, перстни, запонки и брошки, но их не хватало, и со временем вся его одежда стала сверкающей, а потом и зеркальной. Теперь каждый видит вместо лица Узника свое собственное, и давить на него не решается.
Узник спросил, не страдаем ли мы со Смертью жаждой саморазрушения, а то ведь он из-за этого понятно каким образом может пострадать. Мы отвечали, что нет.
- Тогда добро пожаловать, - торжественно проговорил Узник, отступая от входа в камеру.
Мы вошли.
- Здесь по крайней мере есть камни, - пробормотала Смерть и начала точить косу об стену.
- Так ты моя? - спросила я.
- Нет.
- Зеркального Узника?
- Я Смерть Политика, но какая, скажи пожалуйста, из меня Смерть, если у меня коса тупая? Верно говорят - из Жопы ничего нельзя вернуть.
Я так и не поняла, обиделась на меня Смерть или нет.
*
Утром Уви принесла передачу.
- Вообще-то, - проинформировала она, - вам их носить нельзя, но я заговорила охрану, и мы можем потрепаться, пока эти козлы разгружаются.
- Лаватера вернулась? - спросила я.
- Это которая рыжая? Нет.
- Не рыжая. А такая...
Я так и не смогла припомнить ни одной особой приметы Лаватеры, даже голоса, хотя едва ли это воспоминание помогло бы мне.
- Как девочки? - спросила я.
- Грустят. Сначала Антарес, потом ты. Еще их бесит, что все эти события мешают им готовиться к маскараду. Роза ноет, Марго ругается. Бета...
- Так он же вроде не девочка.
- Да, но он такой милый. Совершенно не похож на мужика. Так вот, Бетельгейзе передает тебе запеченный в хлебе напильник. Я спрашивала, напильники можно передавать, ведь это старая добрая традиция. Только в кабачок их нельзя вставлять, а то ржавеют, но откуда у Беты кабачок? Он и хлеб-то сам не печет, в булочную ходил за длинным батоном. На.
- Передай ему большое спасибо. Я знаю, он настоящий друг.
- Ха! Не только он! Вот девочки свили тебе веревку из простыней, даже я отдала свое ватное одеяло. Тоже на. Только не размахивай ею, а то вата во все стороны полетит, уборщица ругаться будет.
- Спасибо,Уви. Я очень тронута.
- Никогда не видела тронутой Жопы! - обрадовалась Уви. - После того, как вытащишь напильник и сбежишь, хлеб можно есть, он почти свежий, вчерашний. Ну, я б тебя поцеловала, но у тебя внешность не в том стиле. Так что прощай. Мы еще придем.
Когда я вернулась, Узник спросил:
- Она на тебя не давит?
- Кто?
- Эта твоя подруга.
- Да нет вроде.
- А то может, ты и не хочешь бежать, а они за тебя уже все решили. Это неэтично.
- Да.
Я подумала, что из Узника получится хорошее зеркало в полный рост, как раз такое, какое нужно Розе. Но это если на Узника надавить.
*(окончание следует)