Владимир Мамонтов: Про нашего брата
В далекие-далекие годы, когда мы, открыв рот, слушали Бориса Березовского, который рассказывал, как нелегко, а главное, дорого вызволять людей из чеченского плена, вышел у меня с коллегой принципиальный спор.
Он прибежал взволнованный. Закрыл дверь. Сел поближе. И шепотом сказал, что у него есть возможность, добытая через очень секретные каналы, принять участие в операции боевиков. Главного бандюгу он называл «полевой командир». Прочих бандюг - «бойцами».
--------------------------------------------
Демократический корреспондент Бабицкий берет интервью у своих коллег по борьбе с Россией и РУССКИМИ!
Глаза его горели - мы благодаря его связям и личному знакомству с неуловимым Ушатом Помоевым становились обладателями охрененного эксклюзива: мы могли опубликовать репортаж, как нашу шестую (или пятую) желтороту пьяные русские собаки, жирные и тупые генералы кинули под засаду, а благородные ичкерийские разбойники, сожалея, но исполняя патриотический волчий долг, перестреляли ее всю.
- То есть нам не нужен такой эксклюзив? - трагическим голосом переспросил коллега.
- Не-а, - сказал я.
И тут у меня вырвалась нехорошая фраза, о которой я, честно говоря, не жалею:
- Понимаешь, лучше быть русской собакой, чем чеченским шакалом.
И тогда, и сейчас я понимал ее нетолерантность, непедагогичность и все такое прочее. Больше того: я отлично знал, что в той войне вполне могло такое быть - и бывало не раз, что русские взводы и роты ложились в землю и запахивались в нее навечно из-за тупых приказов. Но я не мог и не могу себе представить, что репортаж об этом можно вести с той стороны.
А коллега мог представить. Причем я абсолютно не готов сейчас утверждать, что он делал это за бабки. Больше того: скорее всего, он делал это из тогда распространенного непреодолимого профессионального желания получить то, чего нет ни у кого, принести кусок парного мяса в зубах в редакцию - и даже рассчитывал на восхищение и поощрение. А ему стали мямлить, что не едят человечину. И другим не советуют.
Представьте, это были такие времена, что он удивился: оба-на. Тогда матушку-Россию еще и не на такие куски драли. Кто призраком красной ртути торговал. Кто портянками. Кто голых недоэпилированных лебедушек у Мавзолея фотографировал. Кто агентуру сдавал. Кто цветмет. И наш брат - журналист шел в фарватере, потерявши из виду всякие бакены. Соглашался на Бог знает какие глупости и пошлости, чтобы заработать, прогреметь, а лучше и то, и другое сразу.
Правозащитник Ковалев в компании тех, кому он в подвалах грозненского вокзала помогал резать головы русским солдатам между обращениями к мировой общественности с просьбой разбомбить Россию!
Наш брат - журналист в те достославные годы с остервенением и самоотдачей погружался в действительность - со всеми вытекающими. Становился ее полноправным актором, даже не замечая, как переставал быть журналистом: одна из самых трагикомических историй тех лет - когда двое репортеров, отправившиеся по приглашению бандитов (ну, в смысле, борцов за независимость) в далекий бандитский тыл, внезапно обнаружили, что взяты в заложники. Их изумлению не было предела: мы же журналисты!
Корреспондент Масюк берет интервью у своих кумиров. Через неделю они же посадят ее в яму, будут требовать выкуп, насиловать. а кассеты со съемками насилия продавать на рынке Грозного!
Долго смеялись барбудос; а потом предложили девушке (а одним из репортеров была девушка) не смешить людей, а старым испытанным способом послужить освободительной борьбе. Тогда парня обещали ножиком не резать. Она героически согласилась, а потом (о, Господи, ведь это все было) они оба описывали это на страницах газеты, а читатели взахлеб читали, а конкуренты клацали зубами, этот текст я вспоминаю сейчас со спазматическим изумлением и запоздалым содроганием, да и они тоже - они имеют возможность вспоминать, поскольку все закончилось относительно благополучно, без смертоубийства.
Абсолютно независимый корреспондент Политковская со своим другом и соратником по борьбе с Россией и РУССКИМИ!
А ведь бывало, что кончалось им самым. На этом фоне предлагаю даже не вспоминать про битых «демократизаторами» и попавших в автозаки.
Короче, это были, если честно, прекрасные и романтические времена. Тогда ледоколов не подавали. Времена те (да и последовавшие за ними) принесли нашему цеху отнюдь не только смех и позор, а подлинные примеры бескорыстной верности профессии. Так или иначе, но на выходе из них журналистский цех получил несколько непреложных правил, которые сделали профессию много скучнее. Как и армейские уставы, написаны эти правила в том числе кровью. И все это было длинное вступление, чтобы сказать: я не поддерживаю петицию в защиту фотографа Дениса Синякова, арестованного вместе с гринписовцами при попытке экологического абордажа платформы «Приразломная».
Разумеется, его надо отпустить, как только выяснится, что он действительно журналист: на это у него должно быть удостоверение. Или хоть окончательная и бесповоротная бумага, броня, подтверждающая, что он работает на то или иное издание. Отпустить в ту же секунду. Это по закону. (Если он блогер, то данный закон его, увы, не защищает.) Да и по понятиям: журналистов не полагается арестовывать, когда они на работе. Даже если они работают на митингах. И штурмах. Тезис о шерсти и свиньях работает здесь, но дело не в нем, а в цивилизованном подходе, укоренившемся во всем мире.
Но и журналист в том самом мире обязан маленько отличаться от митингующего. И штурмовика. Чтобы не сидеть под арестом, а то и похуже, он обязан: иметь удостоверение, в некоторых случаях - специальный жилет с гордой надписью «Журналист NN» (и ничего смешного), снимать, записывать, наблюдать, интервьюировать, а не тащить транспарант, заводить крючья и кидать камнями в полицию.
Скажете: а Денис никакие крючья на платформу не заводил. Он честно снимал. Но тут вот какое дело: он на том ледоколе был единственный журналист. Внештатный журналист. Что ресурс подтвердил, кстати, с большим опозданием. Но зато потом, когда закрутилась история об очередном преступлении кровавого режима, не пустившего мирных гринписовцев на буровую, ресурс вышел с несколько даже истерическими квадратиками вместо фотографий (забавно, но священная коровы рекламы затронута не была). В знак протеста и солидарности. Это означает для меня ровно одно: Денис знал, на что шел. Он не был приглашен на борт в составе пула зеленых, желтых и даже красных СМИ.
Он, покуда плыл, не спасался от арктических холодов, опрокидывая рюмашку, как это водится, с коллегами из «Новой», «Завтра» и «Моего района». Он не намеревался сохранять объективность, согласно уставам и хартиям. Он был на стороне вполне одиозной, неплохо экипированной ледокольной организации, про которую давно известно, что тамошние экологи, хотят они или нет, а надежная крыша провокаторов и спецслужбистов. Может, она и поблагороднее будет ичкерийских инсургентов, потравояднее точно, но журналистов, работающих на одной стороне, не бывает. Тем более - за счет принимающей стороны.
Конечно, это личный выбор каждого, кем быть, и ничего тут сверхординарного нет, профессия у нас не чистоплюйская. Надо просто понимать: личное приглашение «осветить» хорошо подготовленный перформанс - в горах ли до схода «зеленки», у храма ли Христа Спасителя, во льдах ли Арктики - переводит нашего брата - журналиста в пламенные партийные публицисты. А у тех арест и отсидка в контракт входят. Считаются большой удачей и обещают тринадцатую зарплату. Или хоть скандальную известность.
Это надо понимать - ну и все, собственно.
http://nnm.me/blogs/OlDi/vladimir-mamontov-pro-nashego-brata/