Берёзовые почки
Пахнет мокрой листвой. Запах весны и ностальгии. Запах влажных берёзовых почек…
Почки настаиваются в полосатом чайнике с мордочкой кота на боку и хвостиком на крышке. Детство вернулось.
…В детстве я больше всего любила бабушку Соню, - я называла её бабуля, - она жила с нами, и всюду переезжала с нами, и всё-таки немножко и отдельно: всюду, куда бы мы не приезжали, родители покупали ей домик в деревне. Зимой она жила в городе; начиная с весны - в этом домике, мы его называли дачей, и летом к ней приезжала я: благодаря этому у меня никогда не было каникул в городе. Деревня, где в те годы был бабушкин домик, называлась неподходящим ей бессмысленным именем Цеденево. Вопреки своему имени, сказочная была деревенька. В ней стояли семь бревенчатых домов с резными кокошниками на окнах, и было электричество. И всё. Радио, телевизора, газа и водопровода не было. Магазина, конечно, не было тоже: путь к нему лежал через луг мимо пруда, через школьную рощу (школа оказалась двухэтажным зданием красного кирпича в псевдоготическом стиле; откуда такая красотища взялась в ярославской деревушке, неясно; и от этого, и ещё от своей уединённости, место казалось необычным и таинственным… уходя за грибами, я каждый раз забредала и в эту рощу тоже, не потому, что там было много грибов - хотя их было действительно много, крепеньких таких подосиновиков - а чтоб залезть на высокий фундамент и заглянуть в окошко внутрь класса, неожиданно обычного), за рощей через ржаное поле, вдоль глубокого оврага со свалкой на дне - и в низину в большую деревню Верхние Ямы. Такому парадоксальному названию я завидовала, - но сама деревня мне не нравилась. Она была большая, домов около сорока, и неинтересная, неуютная какая-то. Свалка рядом с нею казалась совершенно обоснованной.
Однажды, по пути за хлебом в этот самый магазинчик (больше там всё равно ничего не бывало) я встретила шаровую молнию.
Она небрежно плыла по воздуху, вся такая переливающаяся, и чпокнулась в дорогу прямо у моих ног.
Было совсем нестрашно, чпок! - и всё.
И красиво.
Наш дом был последним со стороны пруда. А в другой стороне, у берёзовой рощи и озера, жил единственный ребёнок в деревне. Мне в жизни всегда везло, - поэтому единственный ребёнок оказалась девочкой, да ещё и в точности моего возраста. Правда, цыганкой. Они были оседлые цыгане, никуда не кочевали, но общества не любили, и оттого их дом стоял несколько на отшибе. Впрочем, какое там общество, в этой деревне, старики да старушки… Таня была совершенно потрясающая: черноглазая, черноволосая, а как она пела! Казалось, что березовая роща обладает великолепной акустикой, такой у неё был голосище. И абсолютный слух. И маленький игрушечный домик, всё в той же берёзовой роще. Я уж не помню, кто его ей построил сперва - помню, что я внесла в него существенные изменения и дополнения, из-за чего домик стал «наш». С моим приездом в домике появились полки, очаг, в котором можно было жечь настоящие дрова (очаг сложила моя бабушка из булыжников), и куча посуды. Ах, какая это была посуда! - не какие-нибудь там розовые пластмассовые чайнички, о нет. У меня был самый настоящий чайник, покрытый коричневой эмалью с мелкими белыми вкраплениями, элегантного дизайна годов эдак пятидесятых - расширяющийся внизу возле дна, с изящно изогнутым носиком, с изогнутой грибком ручкой. И алюминиевые кастрюли, с аппетитными закрученными бортиками вверху. И железные миски. И кружка, настоящая металлическая кружка, пожертвованная мне доброй соседкой, у которой я увидела её в сенях возле ведра с водой, и не смогла отойти от восторга. В общем, невозможные богатства были в нашем кукольном домике, и мы могли бы варить куклам самые настоящие супы, - да вот только продукты никто нам переводить не давал. И мы варили берёзовые почки, благо, их в берёзовой роще было сколько угодно. Я уж думала, я и забыла этот запах, а вот поди ж ты…
…Как мне надоело лечиться. Травки, таблетки, укольчики. Лето какое-то сумасшедшее, я надеялась солнышком напитаться для зимы - и на тебе. Болею.
Осталось ещё три диагноза. К октябрю, надеюсь, вылечу все: болеть конкретно достало.
Почки настаиваются в полосатом чайнике с мордочкой кота на боку и хвостиком на крышке. Детство вернулось.
…В детстве я больше всего любила бабушку Соню, - я называла её бабуля, - она жила с нами, и всюду переезжала с нами, и всё-таки немножко и отдельно: всюду, куда бы мы не приезжали, родители покупали ей домик в деревне. Зимой она жила в городе; начиная с весны - в этом домике, мы его называли дачей, и летом к ней приезжала я: благодаря этому у меня никогда не было каникул в городе. Деревня, где в те годы был бабушкин домик, называлась неподходящим ей бессмысленным именем Цеденево. Вопреки своему имени, сказочная была деревенька. В ней стояли семь бревенчатых домов с резными кокошниками на окнах, и было электричество. И всё. Радио, телевизора, газа и водопровода не было. Магазина, конечно, не было тоже: путь к нему лежал через луг мимо пруда, через школьную рощу (школа оказалась двухэтажным зданием красного кирпича в псевдоготическом стиле; откуда такая красотища взялась в ярославской деревушке, неясно; и от этого, и ещё от своей уединённости, место казалось необычным и таинственным… уходя за грибами, я каждый раз забредала и в эту рощу тоже, не потому, что там было много грибов - хотя их было действительно много, крепеньких таких подосиновиков - а чтоб залезть на высокий фундамент и заглянуть в окошко внутрь класса, неожиданно обычного), за рощей через ржаное поле, вдоль глубокого оврага со свалкой на дне - и в низину в большую деревню Верхние Ямы. Такому парадоксальному названию я завидовала, - но сама деревня мне не нравилась. Она была большая, домов около сорока, и неинтересная, неуютная какая-то. Свалка рядом с нею казалась совершенно обоснованной.
Однажды, по пути за хлебом в этот самый магазинчик (больше там всё равно ничего не бывало) я встретила шаровую молнию.
Она небрежно плыла по воздуху, вся такая переливающаяся, и чпокнулась в дорогу прямо у моих ног.
Было совсем нестрашно, чпок! - и всё.
И красиво.
Наш дом был последним со стороны пруда. А в другой стороне, у берёзовой рощи и озера, жил единственный ребёнок в деревне. Мне в жизни всегда везло, - поэтому единственный ребёнок оказалась девочкой, да ещё и в точности моего возраста. Правда, цыганкой. Они были оседлые цыгане, никуда не кочевали, но общества не любили, и оттого их дом стоял несколько на отшибе. Впрочем, какое там общество, в этой деревне, старики да старушки… Таня была совершенно потрясающая: черноглазая, черноволосая, а как она пела! Казалось, что березовая роща обладает великолепной акустикой, такой у неё был голосище. И абсолютный слух. И маленький игрушечный домик, всё в той же берёзовой роще. Я уж не помню, кто его ей построил сперва - помню, что я внесла в него существенные изменения и дополнения, из-за чего домик стал «наш». С моим приездом в домике появились полки, очаг, в котором можно было жечь настоящие дрова (очаг сложила моя бабушка из булыжников), и куча посуды. Ах, какая это была посуда! - не какие-нибудь там розовые пластмассовые чайнички, о нет. У меня был самый настоящий чайник, покрытый коричневой эмалью с мелкими белыми вкраплениями, элегантного дизайна годов эдак пятидесятых - расширяющийся внизу возле дна, с изящно изогнутым носиком, с изогнутой грибком ручкой. И алюминиевые кастрюли, с аппетитными закрученными бортиками вверху. И железные миски. И кружка, настоящая металлическая кружка, пожертвованная мне доброй соседкой, у которой я увидела её в сенях возле ведра с водой, и не смогла отойти от восторга. В общем, невозможные богатства были в нашем кукольном домике, и мы могли бы варить куклам самые настоящие супы, - да вот только продукты никто нам переводить не давал. И мы варили берёзовые почки, благо, их в берёзовой роще было сколько угодно. Я уж думала, я и забыла этот запах, а вот поди ж ты…
…Как мне надоело лечиться. Травки, таблетки, укольчики. Лето какое-то сумасшедшее, я надеялась солнышком напитаться для зимы - и на тебе. Болею.
Осталось ещё три диагноза. К октябрю, надеюсь, вылечу все: болеть конкретно достало.