Поток сознания
Давненько я не ела абрикосового варенья или, как оно там называется, конфитюра. Да, того самого конфитюра -сочного, прозрачного, словно пронизанного солнцем, вобравшего в себя вкус лета и моря...
Посидеть бы со старой подругой у уличной печке да звезды посчитать, как Ежик и Медвежонок. И не думать ни о чем: ни о деньгах, ни о карьере, ни об уборке, ни о людях, ни о завтрашнем дне, - а думать только о вечности, о бесконечности Вселенной, о том, есть ли звездах люди и кто живет в лесу под поваленной рябиной; рассказывать сказки и небылицы, греть у огня вымоченные в росе или в реке ноги...
Да, я все еще там. Я прикипела душой и сердцем к родной земле, к этим домикам, где нет центрального отопления и водоснабжения, зато есть печь. И дрова, которые надо пилить и колоть. А потом можно ходить по щиколотку в опилках и щепках и вдыхать аромат смолы и дерева, которым пропах весь дровяной сарай. Зимой здесь теплее, чем снаружи. Пеньки покрываются инеем и ажурным людом, щепки под ногами смерзаются, а под крышей и в стенах между досок спят до весны жуки и бабочки. Ранней весною,когда все еще в снегу, и появляются только самые первые цветы мать-и-мачехи, да и те на теплотрассах, одна из этих бабочек проснется. И она, не выдержав томительного ожидания в темноте, вылетит к свету, к обманчивому теплому солнцу, и будет удивлять и радовать маленьких и взрослых детей, чтобы потом, вечером, - еще до того, как солнце сядет за горизонт, - быть настигнутой все еще зимним морозом. Подтаявший снег твердеет, рисует тончайшее кружево на своей поверхности, а на обочинах дорог вырастают целые колонии прозрачных кораллов - таких тонких и хрупких, что глазу не верится, и тогда ты касаешься их рукой, и они от этого легкого прикосновения осыпаются с тихим мелодичным звоном. И тогда, не в силах остановиться, ты проводишь рукой по целому рою этих снежных кристаллов, и они падают и звенят, оповещая своей музыкой о приходе весны - той, кого мы все так долго ждали и звали. Придет Масленица, и зашагает по подтаявшему льду, и он уже не захрустит недовольно и сварливо, как бывало зимой, а гулко ухнет, ломаясь толстыми пластами. А она все будет идти и идти, обходить леса, и деревни, и города; будет останавливаться, чтобы посмотреть в ледяное зеркало рек и морей, - и от ее дыхания рассыпется соленой крошкой морской лед, выглянет из немощных ледяных рук веселая, лукавая река.
А утром я, как в детстве, побегу смотреть следы, что оставила весна на примятом снеге и потопала дальше уже в мокрых валенках. Я встану в ее след и посмотрю на солнце, прищурив глаза, - совсем как она минуту назад, - а в лицо мне дунет неожиданно теплый южный ветер, распахнет на мне куртку, скинет шапку, пролетит насквозь, оставив вокруг особый неуловимый запах счастья, жизни, весны. И я вдохну полной грудью, а потом закричу, ликуя, да вдруг как побегу вслед за ушедшей Масленицей, провалюсь в протаявший снег, завалюсь на спину и буду смеяться, глядя в скромное ситцевое небо...
Но это будет потом. Впереди еще длинные и темные осенние ночи, дни, заполненные запахами костров и прелых листьев, первые заморозки, ослепительный первозданный снег на застывшей ледяными гребнями черной земле, а потом свист вьюги и запах елки. Все это еще впереди, а сейчас я протяну руку и выключу светильник. Кот Сократ уже спит, значит и мне пора.
Посидеть бы со старой подругой у уличной печке да звезды посчитать, как Ежик и Медвежонок. И не думать ни о чем: ни о деньгах, ни о карьере, ни об уборке, ни о людях, ни о завтрашнем дне, - а думать только о вечности, о бесконечности Вселенной, о том, есть ли звездах люди и кто живет в лесу под поваленной рябиной; рассказывать сказки и небылицы, греть у огня вымоченные в росе или в реке ноги...
Да, я все еще там. Я прикипела душой и сердцем к родной земле, к этим домикам, где нет центрального отопления и водоснабжения, зато есть печь. И дрова, которые надо пилить и колоть. А потом можно ходить по щиколотку в опилках и щепках и вдыхать аромат смолы и дерева, которым пропах весь дровяной сарай. Зимой здесь теплее, чем снаружи. Пеньки покрываются инеем и ажурным людом, щепки под ногами смерзаются, а под крышей и в стенах между досок спят до весны жуки и бабочки. Ранней весною,когда все еще в снегу, и появляются только самые первые цветы мать-и-мачехи, да и те на теплотрассах, одна из этих бабочек проснется. И она, не выдержав томительного ожидания в темноте, вылетит к свету, к обманчивому теплому солнцу, и будет удивлять и радовать маленьких и взрослых детей, чтобы потом, вечером, - еще до того, как солнце сядет за горизонт, - быть настигнутой все еще зимним морозом. Подтаявший снег твердеет, рисует тончайшее кружево на своей поверхности, а на обочинах дорог вырастают целые колонии прозрачных кораллов - таких тонких и хрупких, что глазу не верится, и тогда ты касаешься их рукой, и они от этого легкого прикосновения осыпаются с тихим мелодичным звоном. И тогда, не в силах остановиться, ты проводишь рукой по целому рою этих снежных кристаллов, и они падают и звенят, оповещая своей музыкой о приходе весны - той, кого мы все так долго ждали и звали. Придет Масленица, и зашагает по подтаявшему льду, и он уже не захрустит недовольно и сварливо, как бывало зимой, а гулко ухнет, ломаясь толстыми пластами. А она все будет идти и идти, обходить леса, и деревни, и города; будет останавливаться, чтобы посмотреть в ледяное зеркало рек и морей, - и от ее дыхания рассыпется соленой крошкой морской лед, выглянет из немощных ледяных рук веселая, лукавая река.
А утром я, как в детстве, побегу смотреть следы, что оставила весна на примятом снеге и потопала дальше уже в мокрых валенках. Я встану в ее след и посмотрю на солнце, прищурив глаза, - совсем как она минуту назад, - а в лицо мне дунет неожиданно теплый южный ветер, распахнет на мне куртку, скинет шапку, пролетит насквозь, оставив вокруг особый неуловимый запах счастья, жизни, весны. И я вдохну полной грудью, а потом закричу, ликуя, да вдруг как побегу вслед за ушедшей Масленицей, провалюсь в протаявший снег, завалюсь на спину и буду смеяться, глядя в скромное ситцевое небо...
Но это будет потом. Впереди еще длинные и темные осенние ночи, дни, заполненные запахами костров и прелых листьев, первые заморозки, ослепительный первозданный снег на застывшей ледяными гребнями черной земле, а потом свист вьюги и запах елки. Все это еще впереди, а сейчас я протяну руку и выключу светильник. Кот Сократ уже спит, значит и мне пора.