Утром - деньги, вечером - стулья!
Есть в нашем чудесном городишке совершенно удивительный мебельный магазин с поэтичным названием "Мебель". Нет, во Мценске, конечно же, много подобных заведений: крайне несовременных и... Но этот воплощает какую-то вселенскую тоску по безвозвратно ушедшим в небытие (ой ли?) временам советского сервиса и товароведения. Случилась у меня нужда: табуреты для прихожей понадобились. Это такие миленькие маленькие стульчики, чтобы и сесть, и залезть, и опереться. Пришла я по наущению моих любезных родителей в магазин: табурет за 280 руб., два - за 560. Это ли не антисанкционные расценки. Завидуй, Европа!
То, что магазин являет вид печальный, я уже упомянула, но что во глубине магазинных сводов и хитросплетений шкапов-стеллажей скрывается она - квинтэссенция советской продавщицы, которая ненавидит всех и каждого, входящих в двери магазина и нагло переступающих порог, я увидела не сразу. Выбираю я искомое, стоя спиной к ней, разговариваю по телефону, уточняя форму-цвет-размер-цену у папы. Эта мадам пост-макияжного возраста решила дать дельный совет: "Тубаретки берите уже, хорошие!"
Я обернулась и по традиции жанра сказала: "Дайте две! Черных." А дальше - феерия!!!
- Черных нет, - обрадовалась она. Нет, правда, очень обрадовалась. Оживилась, встрепенулась. Как-там в русской народной сказке: "Что ты, черный конь подо мной споткнулся, черный ворон - встрепенулся, черный пес - ощетинился?" Так вот тут было все сразу - в одном лице. Почти что Янус-двуликий.
- Дайте две серых, - на витрине стояло две: одна черная, другая серая, почти как гуси у бабуси...
- А нету. Тубаретки только эти вон осталИся.
- Давайте эти, - не скажу, чтобы расстроилась, но как-то начала напрягаться.
- Чек нужен? - совершенно непринужденно поинтересовался продавец, обязанный выбить кассовый чек.
Я быстро ответила:
- Нужен, - надеясь расплатиться и уже уйти, в конце-то концов.
Подала тысячу рублей и услышала практически возмущенный вопль:
- Нет сдачи, нету мелочи!
- Сходите разменяйте, - как-то я не так себе представляла обязанности продавца. Однозначно не так.
- Чой-то, у меня нет.
Я почему-то подумала, что вот-вот сейчас она просто отвернется от меня и займется своими делами.
В кармане лежали десятирублевые монеты, набралось как раз 60 рублей. Отсчитала нужную сумму, забрала сдачу. Стою, жду.
- Еще чо? - тетенька надеялась на продолжение покупок.
- Заверните, упакуйте. Я же должна их как-то нести, - говорю я спокойным, заметьте тоном. Нет, мне не нужны бантики и золотистая фольга в цветочек, но элементарно - в пленку, связать веревкой, скотчем, завернуть...
- Нам не предоставляют упаковочный материал. Хозяева не дают. Дорого.
Я упомянула про книгу отзывов и предложений, на что получила молниеносный ответ от мадамы: "Хозяева в Орле!" Это, по-видимому, должно было навести меня на мысль, что чихать они хотели с с нашего БигБена на эту книгу.
Я не отчаялась и попросила соединить хотя бы скотчем. Тетенька обрадовалась, предвкушая быструю развязку и бросилась обматывать табуреты. Бросилась... Прямо-таки бросилась. Я еле успела ее остановить возмущением:
- Вы даже бумагой не обернете и приклеите скотч к поверхности? На ней же останутся липкие пятна, которые пыль потом соберут.
- Водой помоете потом, - не напрягаясь особенно прошипела уже почти продавщица.
- Дайте какую-нибудь бумагу и оберните поверхность под скотч, - уже требовала я. Такое ощущение, что я покупаю эти табуретки именно для того, чтобы потом с них скотч отмывать.
- Умные все тут, все знаете, - ворчала она уже на публику, потому что в магазине появился еще один покупатель - женщина пенсионного возраста, явно сочувствующая "страданиям" несчастно продавца, которого заставляют выполнять ее обязанности.
Меня это начинало уже выводить из себя:
- Мне, может быть, сюда работать устроиться, чтобы самой оборачивать товар для покупателей, чтобы это выглядело прилично? - я злилась, но не ругалась.
В конце концов я взяла у нее газету, потому что она ее положила только на одну табуретку, собираясь снова обматывать скотчем, не обращая внимания на то, что вторая сторона - без газеты. Взяла и сама обернула, предложила ей обмотать, дождалась, пока она отрежет скотч и направилась к выходу.
- Все такие умные пошли, - уже почти в спину мне полетело.
- Потому у нас в стране все и через седьмое колено, что никто ни за что не отвечает, всем все равно... Это было последнее, что я произнесла уже в дверях, имея твердое намерение больше туда не заходить.
То, что магазин являет вид печальный, я уже упомянула, но что во глубине магазинных сводов и хитросплетений шкапов-стеллажей скрывается она - квинтэссенция советской продавщицы, которая ненавидит всех и каждого, входящих в двери магазина и нагло переступающих порог, я увидела не сразу. Выбираю я искомое, стоя спиной к ней, разговариваю по телефону, уточняя форму-цвет-размер-цену у папы. Эта мадам пост-макияжного возраста решила дать дельный совет: "Тубаретки берите уже, хорошие!"
Я обернулась и по традиции жанра сказала: "Дайте две! Черных." А дальше - феерия!!!
- Черных нет, - обрадовалась она. Нет, правда, очень обрадовалась. Оживилась, встрепенулась. Как-там в русской народной сказке: "Что ты, черный конь подо мной споткнулся, черный ворон - встрепенулся, черный пес - ощетинился?" Так вот тут было все сразу - в одном лице. Почти что Янус-двуликий.
- Дайте две серых, - на витрине стояло две: одна черная, другая серая, почти как гуси у бабуси...
- А нету. Тубаретки только эти вон осталИся.
- Давайте эти, - не скажу, чтобы расстроилась, но как-то начала напрягаться.
- Чек нужен? - совершенно непринужденно поинтересовался продавец, обязанный выбить кассовый чек.
Я быстро ответила:
- Нужен, - надеясь расплатиться и уже уйти, в конце-то концов.
Подала тысячу рублей и услышала практически возмущенный вопль:
- Нет сдачи, нету мелочи!
- Сходите разменяйте, - как-то я не так себе представляла обязанности продавца. Однозначно не так.
- Чой-то, у меня нет.
Я почему-то подумала, что вот-вот сейчас она просто отвернется от меня и займется своими делами.
В кармане лежали десятирублевые монеты, набралось как раз 60 рублей. Отсчитала нужную сумму, забрала сдачу. Стою, жду.
- Еще чо? - тетенька надеялась на продолжение покупок.
- Заверните, упакуйте. Я же должна их как-то нести, - говорю я спокойным, заметьте тоном. Нет, мне не нужны бантики и золотистая фольга в цветочек, но элементарно - в пленку, связать веревкой, скотчем, завернуть...
- Нам не предоставляют упаковочный материал. Хозяева не дают. Дорого.
Я упомянула про книгу отзывов и предложений, на что получила молниеносный ответ от мадамы: "Хозяева в Орле!" Это, по-видимому, должно было навести меня на мысль, что чихать они хотели с с нашего БигБена на эту книгу.
Я не отчаялась и попросила соединить хотя бы скотчем. Тетенька обрадовалась, предвкушая быструю развязку и бросилась обматывать табуреты. Бросилась... Прямо-таки бросилась. Я еле успела ее остановить возмущением:
- Вы даже бумагой не обернете и приклеите скотч к поверхности? На ней же останутся липкие пятна, которые пыль потом соберут.
- Водой помоете потом, - не напрягаясь особенно прошипела уже почти продавщица.
- Дайте какую-нибудь бумагу и оберните поверхность под скотч, - уже требовала я. Такое ощущение, что я покупаю эти табуретки именно для того, чтобы потом с них скотч отмывать.
- Умные все тут, все знаете, - ворчала она уже на публику, потому что в магазине появился еще один покупатель - женщина пенсионного возраста, явно сочувствующая "страданиям" несчастно продавца, которого заставляют выполнять ее обязанности.
Меня это начинало уже выводить из себя:
- Мне, может быть, сюда работать устроиться, чтобы самой оборачивать товар для покупателей, чтобы это выглядело прилично? - я злилась, но не ругалась.
В конце концов я взяла у нее газету, потому что она ее положила только на одну табуретку, собираясь снова обматывать скотчем, не обращая внимания на то, что вторая сторона - без газеты. Взяла и сама обернула, предложила ей обмотать, дождалась, пока она отрежет скотч и направилась к выходу.
- Все такие умные пошли, - уже почти в спину мне полетело.
- Потому у нас в стране все и через седьмое колено, что никто ни за что не отвечает, всем все равно... Это было последнее, что я произнесла уже в дверях, имея твердое намерение больше туда не заходить.