Мемуары моей бабушки. Война.
И вот в одно из серых пасмурных утр мы узнали, что Германия начала с Россией войну.
Мы сейчас же двинули на Берлин, откуда через посольство можно было получить визы на отъезд.
Зося и её испуганная воспитательница держались нас. Она остановилась с нами в пансионе сестер Керн. Там уже была Варвара Вс. с Люсей и все вместе стали хлопотать о выезде.
В Берлине атмосфера накалялась. По улицам проходили манифестации с военными лозунгами и песнями. На больших военных машинах стояли солдаты и призывали к завоеваниям и победам.
Народ толпившийся кругом (в основном городские обыватели) махал руками и кричал Hoch!
За два дня военный психоз разросся. Уже нельзя было на улице говорить по-русски или по-французски. Всюду нас преследовали подозрительные, враждебные взгляды.
Попробовали пойти в кино. Там на хронике: маршируют войска, народ кричит, машины и орудия мчат по улицам. В зале тоже накал растет - крики, топот ногами…
Решили уйти по добру по здорову.
В пансионе тоже настроение напряженное. Бедные Кернши напуганы. Это очень хорошие добрые старые девы. Они искренне привыкли и привязались к нам. Они не хотят войны. Они боятся - вдруг к ним сюда, в Берлин, ворвутся козаки. О, Козаки - эти почти сказочные чудовища. И еще они боятся, будет война - разъедутся гости и русские и другие, а с одних немцев - провинциалов не наживешься. Их маленькое дело может прогореть.
Зато племянник! О тут мы имели полную возможность познакомиться с прототипом нациста, будущего фашиста.
Этот господин, лет 35-40, служащий какого-то учреждения изредка появлялся у тетушек за общим обеденным столом. Вероятно добрые старухи делились своими, не таким уж обильными доходами, со своим дорогим племянником и он приходил порыться в их карманах.
Выглядел он вполне прилично, но как-то весь комплекс отрицательных черт германской элиты.
За столом он вел себя корректно, носвысока относился к нам русским, очень редко удостаивал двумя-тремя словами. Бразильцев и других латиноамериканских студентов он вообще считал чем-то вроде обезьян, безусловно низшей расой. И то, что среди этих юношей были исключительно хорошо сложенные, красивые, умные парни - его переубедить не могло.
Более ни менее на равных он разговаривал со шведами, но и то всё же с высшей ступени.
И вот сейчас, в эти мрачные напряженные дни он вдруг ворвался во время обеда в столовую с иступленным криком «русский убил нашего кронпринца! Русские войска на 20 км вторглись в Фатерланд!» (Это была провокация. Никто еще никуда не вторгался. Зато на другой день было сообщено, что немецкие войска выбили русских и сами на несколько км за границу. Это для поднятия духа патриотизма у публики. )
Он был весь день радостный. Кричал, махал руками грозил.
Взволнованные тетушки безуспешно старались его успокоить. Он выскочил из комнаты, хлопнув дверями.
Через два дня мы уезжали. Ехать прямо через границу, обычным путем. Говорили, что немцы высаживают русских из эшалонов, бросают в сарай, там держат их по несколько дней, а потом в товарных вагонах отвозят назад.
Надо было ехать окружным путем через Данию. Швецию, Финляндию.
Наши хозяйки очень тепло и трогательно прощались с нами, выражали уверенность, что война долго не продолжится, что мы ещё увидимся.
С большой симпатией и сочувствием прощались с нами бразильцы. Внимательно и вежливо, хоть чуть сдержанно шведы и норвежцы (нейтральные!)
Выехали поздно вечером. Поразило. Носильщик, который грузил в вагон наши вещи учтиво с явной симпатией и благожелательством говорил с нами.
Мы приехали в портовый город. Утром должны были погрузиться на пароход и переправиться в Швецию.
Для ночевки были предоставлены за небольшую плату дачные домики. Рано утром я выбежала к морю. Снова серое, ровное Балтийское море. Тут у берега ещё спокойное и безразличное. Дальше туда к берегам России уже военное.
Перевозили беженцев на старых грузовых суденышках. Они подъезжали и отбывали.
А на берегу толпилась уйма народу. Тут были и студенты, и рабочие, приехавшие в Германию на заработки и, как мы застрявшие на курорте обыватели и несколько высокопоставленных лиц. И нравилось этой шумящей, взволнованной публике, что в её среде есть «знатные» и даже один министр. Министр просвещения Кассо. Желтый, измученный, как жалко он выглядел в этой толпе, он - гроза русских студентов, русской передовой интеллигенции.
Толпа передвигалась, теснилась, шумела. Вот отошел еще один пароход, не взявший и десятой части ожидающих.
Раздались крики: солдат сбросил в воду ребенка!
Прошел патруль с офицером. Крики замолкли. Шум утих.
Мы выбрались из душной, тесно окружившей нас толпы и сели немного в стороне. Люся заплакала. Она хотела пить. Возле нас раздался голос: «Nun was los? Warum veint die Kleine?» Плотный человек в рабочей блузе гладил ласково Люсину голову. «Ich will wasser» сквозь плач ответила Люся. «Nun Kom mit mich» он взял девочку за руку, а нам сделал знак следовать за ним. Вар.Вс., мама и я пошли. Зося и её воспитательница остались.
Мы пришли к сторожке. Рабочий, за которым мы шли был портовым сторожем. Он завел нас в дом. Скромная женщина в белом фартуке вопросительно смотрела на нас. Он сказал: Это русские. Они ждут парохода. Устали и хотят пить. А малышка совсем замучалась.
Женщина улыбнулась нам. Принесла свежей воды. Люсе дала кусок хлеба и яблоко.
Мы поблагодарили. Нет, мы не сунули рабочему или его жене пару пфенингов или марку. Обе матери пожали им руки и сказали: «Спасибо»
«Вы думаете мы хотим войны?» сказал рабочий. «Война - это для богатых. Они зарабатывают на ней. Для вас и для нас это одинаковое несчастье»
Вдали загудел гудок нового парохода. Наш хозяин взял Люсю на руки и повел нас к посадке. Он пробил нам дорогу через толпу, довел до самого трапа. На прощанье сказал: «Всего хорошего. Доедьте благополучно. Расти счастливой, маленькая»
Началась посадка.
Этот немецкий рабочий вошел в мою память на всю жизнь.
Может быть благодаря ему, когда много много лет спустя, когда по нашей земле маршировали фашистские войска и душа была полна горечи и гнева, я сумела под массой касок и вражеских шинелей увидеть отдельных, людей ненавидящих войну, таких же как тот тогда там на пристани, рабочих людей, понимающих ужас и нелепость войны, желающих мирно и честно трудиться…
Мы доехали до острова Мальмё. Оттуда в Копенгаген. Тут русских встречали местные жители. Они разбирали к себе на ночлег русских.
Нас пригласил пожилой датчанин.
Отвел в свою 4-х комнатную квартиру. Поручил нас своей прислуге, сам уехал ночевать к брату. Мы спали на чисто застеленных кроватях, утром нас ждал завтрак - по паре яичек и кофе.
Часов в 12 приехал хозяин, справился о самочувствии, о том, как спалось. Помог устроить дело с билетами.
Вечером сам отвез к пароходу!
На благодарность ответил - немцы затеяли войну. Мы должны помогать всем, кто от неё терпит.
Счастливого пути.
Потом норвегия, где у нас были знакомые и куда нам из дому должны были переслать деньги.
5 дней в норвегии. Знакомство с её людьми спокойными, мирными приветливыми. Поездка по фиорду на лодке, скалы, синее небо, ярко зеленые - даже в конце августа - луга.
Потом Стокгольм. Люди сдержанные, деловые. К русским относятся не враждебно, но и не благосклонно. Просто не замечают.
Потом Финляндия и дорога на Петербург, ставший уже Петроградом.
А навстречу эшелоны вагонов, набитых солдатами, отправляющимися на фронт. И радость, что уже среди своих и комок, подступающий к горлу при виде этих молодых солдат, которые всё ближе всё неуклоннее приближались к войне.
В Петроград мы попали во время наиполного солнечного затмения.
От этого было ещё тревожнее, ещё неуютнее. Потом мы приехали домой и тут все было почти, как всегда и прзрак войны отошел. Только мелькал на страницах журналов. А жизнь шла и молодость набиралась сил. И радоти и интересы онных лет заслоняли всё, непосредственно не задевало нас.
За границей я уже больше никогда не была.