Мемуары моей бабушки. Самый замечательный.
Был ещё один поход.
Самый замечательный.
На этот раз мы шли к довольно далекой цели: на высоте 3 ½ км перевал, за которым уже была Франция. Туда просто гуляющие не ходили. Шли мы обычной своей группкой: женщины и дети и впереди папа.
Шли сначала довольно широкой дорожкой, вьющейся по склону горы.
Сначала были луга, пестревшие цветами, родники, то здесь то там выбивающиеся из-под камней, маленькие, журчащие и быстро стекающие ручейки. Дальше трава стала низкой будто подстриженной, и в её яркой зелени фонариками вспыхивали горные колокольчики, с коротенькими стеблями, несущими по одному довольно крупному - как на наш ранний сон - цветку. И до того яркой голубизны были эти колокольчики, до того тугими были их чашечки!
Потом на дороге появился наш летний табор - шалэ в котором жили работницы, изготовляющие сыры. В первой комнате стоял огромный котел, где варились сыры, во второй они обсыхали на полках.
Мы подошли как раз, когда козы пришли с гор и настало время их доить. Шамперийки невысокие крепкие девушки в коричневых брюках из грубой коричневой шерсти, таких же плотно, по-женски облегающих их фигуры и в традиционных красных шерстяных платочках с вышитым на углу эдельвейсом и надписью «Champery». Они проворно и ловко доили коз и в подойниках пенилось и пузырилось молоко. Они приветливо поздоровались с нами и налили каждому из нас по большой чашке теплого пенящегося душистого молока.
Мы продолжали свой путь вверх. Трава попадалась реже. Тропинка стала уже. Кое-где торчали невысокие скалы, на серо-желтой земле лежали груды камней.
Среди них попадались невысокие кусты рододендронов - горных альпийских роз - с мелкими ярко-красными или темно-розовыми лепестками.
Еще выше в расщелинах и среди камней лежал снег. Стало прохладно.
Но вот вверху, за небольшим выступом мы увидели вершину перевала и небольшой дом пограничного поста. До него оставалось идти минут 20.
Вдруг подул холодный ветер. Не то низкая туча, не то густой туман заклубился вокруг нас. Дождь не лил, он как-то окутывал нас и одежда становилась холодной и мокрой шли по тропинке, едва видя её.
Наконец добежали до домика пограничников. Два человека в форме вышли, посмотрели на нас и впустили в помещение. В небольшой печурке горел огонь. Мы подошли к ней. За окном было почти совсем темно.
Вдруг всё засветилось и затрещало. Ослепительные молнии то пронзали мглу острыми зигзагами, то шарами катились по горам и одновременно раздавался громкий треск, а потом откуда-то снизу отзвуком гремели глухие раскаты. Было страшно и вместе стем нельзя было оторвать взгляда от окна.
Пограничники нам объяснили, что боятся тут нечего, что у них надежные громоотводы, что все это скоро пройдет.
И вот в самый разгар грозы рывком открылись двери и в помещение ворвались две фигуры. С их капюшонов и плащей стекала вода и сразу нельзя было разобрать, что это за люди. Они что-то сказали пограничникам, те ответили им. Потом развязанные плащи и рюкзаки упали на землю и мы увидели двух женщин, уже не очень молодых, крепких, грубоватых. На них были штаны, внизу стянутые обмотками и их грубые шерстяные свитеры плотно облегали их объемные фигуры. Пограничники их видно хорошо знали. Как оказалось они идут с французской стороны в одну из ближайших деревушек навестить родственников. Критически оглядев нас, они бросили несколько замечаний о клятой погоде, которая не способствует прогулкам. Потом развернув свои рюкзаки, вынули свертки с едой и уже ни на кого не обращая внимания, уселись за стол и принялись обстоятельно закусывать.
На дворе гроза затихла так же быстро как налетела. Мы вышли посмотреть, что происходит кругом.
Ослепило синее синее небо и земля устланная тонким слоем снега и внизу под нами над долиной тучи и раскатисто гремящий там гром.
А воздух был до того чист и свеж, что казалось пьешь его, как воду из горного родника.
Вышли и обе шарообразные тетки. Осмотрелись кругом и вернулись в дом. Там они быстро собрали свои пожитки, сунули в рюкзаки свои мокрые плащи, обменялись шутками с пограничниками и вышли.
Мы вышли вслед за ними. Они что-то еще лазили наверху, а мы двинулись вниз по тропинке.
После дождя и снега тропинка была скользкая и мы спускались медленно. Вдруг что-то перелетело через нас - это шарообразные тетки прямо по горе, опираясь на высокие палки, прямо мчались вниз, проскакивая извилины дороги. Зараженный ловкостью с которой они прыгали вниз, папа тоже попробовал спускаться их приемом, но скоро должен был остановиться - не было их уменья. Мы потом долго подсмеивались над ним, вспоминая, как он догонял горных фей.
Мы еще только спустились до половины горы, а они уже мячиками докотились до деревни.
Прояснилось и внизу и домики деревни уже хорошо различались.
Вдруг нас привлек необыкновенно нежный запах. Мы свернули чуть в сторону и увидели небольшую поляну, всю усеянную мелкими, удивительно нежными и душистыми луговыми лилиями. Это вероятно были именно те лилиии, о которых в Евангелии сказано, что они не сеют, не жнут… т.е. не прядут, не ткут.
С ними не шли ни в какое сравнение ни грубые золотые лилии на мантиях бурбонских королей, ни нащи садовые крупные лилии, сделанные будто из воска или бумаги, и пахнущие крепко и одуряюще.
Еще одинпоход мы должны были совершить с папой. В день праздника Федерации группа туристов отправляющаяся к самым вершинам Dent du Midi. Это был настоящий горный поход. Были гиды с веревками и топориками, предстояло пройти с километр по леднику.
Я очень мечтала об этом восхождении. Но заболела мама и мы должны были остаться. Только поздно вечером мы увидели, как у самых вершин зажглись костры и ярко горели на фоне ночного неба.
Их, кажется, было 22 по числу Швейцарских кантонов.
Потом мы из Шампери спустились к Женевскому озеру, где прожили еще около месяца.
Больше побывать в Швейцарии мне уже никогда не пришлось.
А читать об этих местах мне потом много приходилось. Ведь именно там прожил в в годы эмиграции Ленин. Он катался на пароходиках- чайках по Женевскому озеру. Подымался на окрестные горы, любовался теми же видами, что и я в детстве.
Самый замечательный.
На этот раз мы шли к довольно далекой цели: на высоте 3 ½ км перевал, за которым уже была Франция. Туда просто гуляющие не ходили. Шли мы обычной своей группкой: женщины и дети и впереди папа.
Шли сначала довольно широкой дорожкой, вьющейся по склону горы.
Сначала были луга, пестревшие цветами, родники, то здесь то там выбивающиеся из-под камней, маленькие, журчащие и быстро стекающие ручейки. Дальше трава стала низкой будто подстриженной, и в её яркой зелени фонариками вспыхивали горные колокольчики, с коротенькими стеблями, несущими по одному довольно крупному - как на наш ранний сон - цветку. И до того яркой голубизны были эти колокольчики, до того тугими были их чашечки!
Потом на дороге появился наш летний табор - шалэ в котором жили работницы, изготовляющие сыры. В первой комнате стоял огромный котел, где варились сыры, во второй они обсыхали на полках.
Мы подошли как раз, когда козы пришли с гор и настало время их доить. Шамперийки невысокие крепкие девушки в коричневых брюках из грубой коричневой шерсти, таких же плотно, по-женски облегающих их фигуры и в традиционных красных шерстяных платочках с вышитым на углу эдельвейсом и надписью «Champery». Они проворно и ловко доили коз и в подойниках пенилось и пузырилось молоко. Они приветливо поздоровались с нами и налили каждому из нас по большой чашке теплого пенящегося душистого молока.
Мы продолжали свой путь вверх. Трава попадалась реже. Тропинка стала уже. Кое-где торчали невысокие скалы, на серо-желтой земле лежали груды камней.
Среди них попадались невысокие кусты рододендронов - горных альпийских роз - с мелкими ярко-красными или темно-розовыми лепестками.
Еще выше в расщелинах и среди камней лежал снег. Стало прохладно.
Но вот вверху, за небольшим выступом мы увидели вершину перевала и небольшой дом пограничного поста. До него оставалось идти минут 20.
Вдруг подул холодный ветер. Не то низкая туча, не то густой туман заклубился вокруг нас. Дождь не лил, он как-то окутывал нас и одежда становилась холодной и мокрой шли по тропинке, едва видя её.
Наконец добежали до домика пограничников. Два человека в форме вышли, посмотрели на нас и впустили в помещение. В небольшой печурке горел огонь. Мы подошли к ней. За окном было почти совсем темно.
Вдруг всё засветилось и затрещало. Ослепительные молнии то пронзали мглу острыми зигзагами, то шарами катились по горам и одновременно раздавался громкий треск, а потом откуда-то снизу отзвуком гремели глухие раскаты. Было страшно и вместе стем нельзя было оторвать взгляда от окна.
Пограничники нам объяснили, что боятся тут нечего, что у них надежные громоотводы, что все это скоро пройдет.
И вот в самый разгар грозы рывком открылись двери и в помещение ворвались две фигуры. С их капюшонов и плащей стекала вода и сразу нельзя было разобрать, что это за люди. Они что-то сказали пограничникам, те ответили им. Потом развязанные плащи и рюкзаки упали на землю и мы увидели двух женщин, уже не очень молодых, крепких, грубоватых. На них были штаны, внизу стянутые обмотками и их грубые шерстяные свитеры плотно облегали их объемные фигуры. Пограничники их видно хорошо знали. Как оказалось они идут с французской стороны в одну из ближайших деревушек навестить родственников. Критически оглядев нас, они бросили несколько замечаний о клятой погоде, которая не способствует прогулкам. Потом развернув свои рюкзаки, вынули свертки с едой и уже ни на кого не обращая внимания, уселись за стол и принялись обстоятельно закусывать.
На дворе гроза затихла так же быстро как налетела. Мы вышли посмотреть, что происходит кругом.
Ослепило синее синее небо и земля устланная тонким слоем снега и внизу под нами над долиной тучи и раскатисто гремящий там гром.
А воздух был до того чист и свеж, что казалось пьешь его, как воду из горного родника.
Вышли и обе шарообразные тетки. Осмотрелись кругом и вернулись в дом. Там они быстро собрали свои пожитки, сунули в рюкзаки свои мокрые плащи, обменялись шутками с пограничниками и вышли.
Мы вышли вслед за ними. Они что-то еще лазили наверху, а мы двинулись вниз по тропинке.
После дождя и снега тропинка была скользкая и мы спускались медленно. Вдруг что-то перелетело через нас - это шарообразные тетки прямо по горе, опираясь на высокие палки, прямо мчались вниз, проскакивая извилины дороги. Зараженный ловкостью с которой они прыгали вниз, папа тоже попробовал спускаться их приемом, но скоро должен был остановиться - не было их уменья. Мы потом долго подсмеивались над ним, вспоминая, как он догонял горных фей.
Мы еще только спустились до половины горы, а они уже мячиками докотились до деревни.
Прояснилось и внизу и домики деревни уже хорошо различались.
Вдруг нас привлек необыкновенно нежный запах. Мы свернули чуть в сторону и увидели небольшую поляну, всю усеянную мелкими, удивительно нежными и душистыми луговыми лилиями. Это вероятно были именно те лилиии, о которых в Евангелии сказано, что они не сеют, не жнут… т.е. не прядут, не ткут.
С ними не шли ни в какое сравнение ни грубые золотые лилии на мантиях бурбонских королей, ни нащи садовые крупные лилии, сделанные будто из воска или бумаги, и пахнущие крепко и одуряюще.
Еще одинпоход мы должны были совершить с папой. В день праздника Федерации группа туристов отправляющаяся к самым вершинам Dent du Midi. Это был настоящий горный поход. Были гиды с веревками и топориками, предстояло пройти с километр по леднику.
Я очень мечтала об этом восхождении. Но заболела мама и мы должны были остаться. Только поздно вечером мы увидели, как у самых вершин зажглись костры и ярко горели на фоне ночного неба.
Их, кажется, было 22 по числу Швейцарских кантонов.
Потом мы из Шампери спустились к Женевскому озеру, где прожили еще около месяца.
Больше побывать в Швейцарии мне уже никогда не пришлось.
А читать об этих местах мне потом много приходилось. Ведь именно там прожил в в годы эмиграции Ленин. Он катался на пароходиках- чайках по Женевскому озеру. Подымался на окрестные горы, любовался теми же видами, что и я в детстве.