Струны человеческой души...
Сколько чужих страданий может принять на себя один человек? Грехи скольких может он отмолить? Вопрос о том, что важнее, как жить, или как умереть, последнее время преследует меня ненавязчиво возникая вновь и вновь в разных ипостасях, в этот раз - посредством японской драмы «Бирманская арфа» 1956 года Кона Итикавы, экранизировавшего одноимённый роман Митио Такэямы:
В картине на примере бирманской компании в очередной раз показано противоречие интересов и идеалов человека, желающего жить в мире с собой и другими, и страны, претендующей на господство и отправляющей своих патриотично воспитанных сынов умирать на чужую землю. На момент объявления Японией капитуляции в Бирме все еще воевали ее солдаты и часть командиров посчитала ниже своего достоинства сдаться, предпочитая умереть за свою страну. Иные же, ставящие человеческие жизни выше политических амбиций правителей, предпочли отправиться со своими отрядами в лагерь военнопленных и пусть и с поражением вернуться на родину, которой, очевидно они еще нужны, хотя бы для ее послевоенного восстановления. Но для тонко чувствующего и перелагающего свои эмоции в музыку, извлекаемую из бирманской арфы рядового Мидзусимы война, а если быть точнее ее наблюдаемые последствия во всей неприкрытости ужаса и бессмысленности, стали путем к себе, способом познания глубины страданий мира и благости служения людям через служение Богу.
Мидзусима был контужен, убеждая один из все еще держащих оборону японских отрядов сдаться ради жизни. Отряд был в итоге уничтожен британским артиллерийским огнем, а рядового, отправленного с миротворческой миссией выходил буддийский монах. Впечатления, полученные Мидзусимой по пути в лагерь военнопленных оказались столь сильны, что он решает оставить мир и Японию, став бирманским монахом. Как это произошло и почему, думаю стоит смотреть картину или читать первоисточник (что я собираюсь сделать, думаю, книга лишь обоготит мои впечатления, полученные от экранизации).
Сначала фильм показался излишне слащавым и наивным, все эти столь знакомые нам по нашей недавней истории строевые под песню; странные, отвлекающие внимание противника танцы, чтоб добраться до боеприпасов; последующее братание с поющими что-то свое англичанами… Даже казалось бы столь важный эпизод проявления героизма японским отрядом, отказавшимся сдаваться, иначе как гипертрофированным в эмоциональном плане не назовешь (особенно исходя из привычных нам стереотипах о неэмоциональных японцах), но сам фильм будто преображается с преображением рядового Мидзусимы, вот только создается впечатление, что контузия, послужившая тому причиной и возвращение памяти после нее будто вырвали молодого солдата из цепких объятьев майи, показав ему реальный мир войны, смерти и… жизни. И фильм становится совсем другим, по крайней мере в эпизодах, связанных с превратившимся, сначала можно сказать случайно, а потом - уже осознанно в буддийского монаха молодого японца, мы видим его глазами оборотную сторону наступившего наконец мира, его кровавую цену, которую кто-то должен был заплатить сразу, а кто-то - возможно будет платить всю оставшуюся жизнь. Фильм становится вместе с новообращенным монахом созерцательнее, выхватывая все больше и больше трогательных моментов - маленького бирманского артиста, просящего подаяние, чудесных в простоте своей людей, пришедших на помощь выбивающемуся из сил человеку, делающему благое дело, да просто сам мир, который вмещает всех нас, но иногда не может вместить душу мертвеца, которой Мидзусима находит лучшее по его мнению, святое место последнего приюта… И хотя и в конце много моментов, которые не могут вызвать улыбки просто из-за того, что авторы перестарались в изображении коллективизма и ответственности за товарища, не смотря на упоминание бед потерпевшей поражение Японии, люди остаются людьми, независимо от принадлежности к этносу - они хотят вернуться к мирной, довоенной жизни - ходить работать на фабрику, развозить почту, гоняя на велосипеде по Гиндзе, или просто сходить вечером в кино. Забыть об этом ужасе, как будто его не было. Но всегда будут те, кто не умеет жить так просто. Как Мидзусима, показавший иной путь своим товарищам (для него, в общем-то, единственно возможный), или как его сослуживец, который в общем-то и не очень был взволнован монашеским обетом и нежеланием возвращаться на родину своего соратника до тех пор, пока последнее письмо командиру зачитанное отряду публично не открыло для него истинных причин казалось бы дезертирства. Вот только такой демарш требует великой силы духа и иногда таки способен разбудить что-то в сердце рядового обывателя, как тот солдат, чьи слова последними звучат в фильме…