Записки юного врача
А мы тут коллективно морфием балуемся, правда, безопасным образом. Знаю, все так говорят до поры, до времени... Но что может быть безопаснее печатного слова, конечно если это не «Mein Kampf» какой. А это определенно не он:
Моей мотивацией прочесть эту книгу стало то, что издание содержит в себе «Записки юного врача», интересные мне прежде всего тем, что это были первые литературные пробы пера автором, чье более зрелое творчество мне очень импонирует (например, хрестоматийные «Мастер и Маргарита», отчаянно грустные «Роковые яйца», красивая своей светлой печалью «Белая гвардия» и т.п.). Кроме того, в книге есть и достаточно честная для своего времени повесть «Морфий», о степени автобиографичности которой критики до сих пор спорят. Она повествует о враче, ставшем морфинистом и так и не сумевшем преодолеть свою зависимость (что сам Булгаков сделать, однако, сумел). Также в издание вошел рассказ «Необыкновенные приключения доктора», хотя по форме тоже написанный в форме записок врача, побывавшего на кавказской войне, но к задуманным автором как цикл рассказов о первой практике молодого врача в глуши, отношения не имеющий (и, пожалуй, на мой взгляд, самый слабый из прочего).
Рассказы честны и беспощадны, что впрочем для меня было предсказуемо - моя бабушка была врачом и хотя практику свою начинала примерно на 2 десятилетия позже, но было это в Нарынской области в послевоенное время и разумеется тогда там не было никакой не устоявшейся врачебной практики, ни культуры населения к ней обращаться, а рассказы о той поре ее жизни я очень любила и потому мне было с чем сопоставить рассказы, вложенные Булгаковым в уста своего доктора Бомгарда. Оказавшись посланной по распределению единственной русской в кыргызской глубинке, ей пришлось приспосабливаться, в частности, она научилась говорить по-кыргызски, выбора ведь не было - надо же было жалобы больных как-то понимать. Рвала зубы и принимала роды в самых невероятных условиях, порой - прямо на пастбищах, ведь к помощи врача тогда прибегали в самых критических и уже запущенных, а потому неотложных случаях. Я даже перебрала старые архивные фотографии, вот эти оказались самыми первыми и думаю, молодой врач, прообразом которого был сам автор практиковал не в намного лучших условиях:
Язык автора менее цветист чем обычно, что возможно определяется позицией самого молодого врача, первое время старавшегося казаться серьезней и старше, мимоходом освященной в повествовании:
… Я в это время уже сидел за письменным столом, стараясь чтобы двадцатичетырехлетняя моя живость не выскакивала по возможности из профессиональной оболочки эскулапа.
Однако относительная сухость языка повествования расцветает народным выговором, в изобилии просачивающемся на страницы текста, живописующие прием пациентов в земской больнице и позволяющей догадываться о глубине существовавшей тогда пропасти между интеллигентным горожанином, выпускником института, и народом, причем не только на уровне владения родным языком, но и власти дремучих суеверий в то же время мирно сосуществующих с безалаберной халатностью в отношении предписаний (еще бы, зачем принимать по порошку в день, когда можно ускорить процесс выздоровления, приняв все 10 за раз!), а еще и святой простотой, позволяющей верить, что требующуюся по медицинским показаниям операцию можно заменить всемогущими «капельками»…
Даже рассказывая о событиях достаточно печальных (смерть молодой невесты агронома от перелома основания черепа вследствие неудачного катания ее женихом на санках, например) или страшной эпидемии сифилиса, захватившего многие деревни в плен и ставших жертвами хотя бы таким образом Первой Мировой, даже оставаясь в глубоком тылу, автор мастерски разбавляет повествование своим чувством юмора, делая чтение чуть менее тяжелым в плане эмоциональном - думаю, что в 1920-30гг. читатели были достаточно тонкой прослойкой русского общества - его образованная часть, преимущественно жившая в небольшом количестве относительно провинции развитых городов, и скорее всего в большинстве своем эти люди, российская, а позже советская интеллигенция не были настолько столь привычны к печатной чернухе, как мы с вами, увы… Ну вот хотя бы фрагмент для примера, разве не чудесен?
…конторщик Пальчиков, проживавший в Шалометьеве, влюбился в дочь агронома. Любовь была пламенная, иссушающая беднягино сердце. Он съездил в уездный город Грачевку и заказал себе костюм. Вышел этот костюм ослепительным, и очень возможно, что серые полоски на конторских штанах решили судьбу несчастного человека. Дочка агронома согласилась стать его женой.
Далеко не все рассказы попали в печать в авторской коррекции, да и не все были напечатаны при жизни. И пожалуй надо бы перечитать сейчас все спорное из созданного в тот период времени, пока очередное нововведение от блюстителей порядка, морали и нравственности светских и не очень не привело к запрету на ознакомление с творчеством Булгакова и Со опять. Вон и британская библиотека прославилась на весь мир из-за запрета ее электронных фильтров на доступ к «Гамлету» ввиду чрезмерно содержащегося в пьесе насилия. О времена, о нравы! (с) Может и не зря одной из финальных фраз в «Необыкновенных приключениях доктора» стала
Быть интеллигентом вовсе не значит обязательно быть идиотом…
Каким бы ни был патриотом Михаил Булгаков, его «белая юность», столь отличное от масс воспитание и образованность, да и просто желание заниматься литературным творчеством не для Советов, а просто потому, что это оказалось ему ближе даже медицины, которой он когда-то отдавался со всей искренностью молодого специалиста, автоматически определило его столь отличное место в плеяде российских, советских литераторов века 20-го. По крайней мере, для меня…