80
...Они пришли сеять смерть. Нести горе и разрушение. Грабить, насиловать, морить голодом, истязать, жечь живьём. Вожди освободили их от "химеры, называемой совестью", внушили им осознание своей избранности и превосходства над другими.
Все нации и народности на огромном пространстве от западной границы СССР до линии Архангельск - Волга - Астрахань подлежали тотальному уничтожению, выселению, порабощению. Максимум для рабов - элементарная грамота, позволяющая вести счёт до ста и понимать приказы хозяев. Единицы подлежали онемечиванию - если подходили по форме черепа.
Из дневника унтер-офицера 35-го стрелкового полка Гейнца Клина: "...Фельдфебель стрелял каждой в голову. Одна женщина умоляла, чтобы ей сохранили жизнь, но и ее убили. Я удивляюсь самому себе - я могу совершенно спокойно смотреть на эти вещи... Не изменяя выражения лица, я глядел, как фельдфебель расстреливал русских женщин. Я даже испытывал при этом некоторое удовольствие..."
Через 1418 дней и ночей те, кто не пожелал превратиться в крематорский пепел или бессловесное ничто, будут праздновать день избавления от фашистского ига - этой чумы ХХ века, свой общий день независимости, свободы, возможности жить, любить, растить детей, День Победы - один на всех, со слезами на глазах.
А пока...
Кто-то исступлённо давил на спусковые рычаги своего "Максима". В кожухе не осталось воды, ещё немного и пулемет заклинит... Командир немецкой пехотной роты послал группу солдат в обход... Они уже где-то рядом, слева - в ложбинке, сейчас забросают гранатами... Да и хрен с ними! Фронт! Надо держать фронт! До конца вбивать раскалённый свинец в ненавистные фигуры.
Кто-то, закрыв лицо руками и рухнув в траву, в бессильной злобе глотал жирный дым от горящих в ряд на полевом аэродроме самолётов.
А кто-то уже начал побеждать, совершая первый воздушный таран, ловя в перекрестие прицела тевтонский крест, глядя на ткнувшийся мордой в кювет, смрадно горящий немецкий бронетранспортер, докладывая о потерявших строй вражеских бомбардировщиках, хаотично сбрасывающих морские мины, в одиночку встав между немецким танком и женщинами с детьми, укрывшимся в здании пограничной комендатуры.
Кто-то, не разбирая чинов и званий, матерясь, орал в телефонную трубку до хрипоты - требуя подкреплений, огня, доложить обстановку, инструкций.
Кто-то без всяких инструкций поднимал бойцов в первые контратаки.
Где-то немецкие танки, ушедшие далеко вперёд, внушали ужас, сеяли панику, наматывали на гусеницы колонны беженцев. Где-то враг не сможет продвинуться ни на метр дни, недели.
Кто-то, с разорванной в клочья душой, ломая ногти и сбивая в кровь руки, пытался откопать в дымящихся развалинах свою жену и ребенка.
Кто-то втайне ликовал и злорадствовал, а кто-то, обняв родных на прощанье, без колебаний шел в военкомат.
Кто-то, вложив ствол пистолета в рот, уже не видел ничего, кто-то поднимал руки, выбирая бесчестие.
Кто-то поседел за минуты, кто-то, минуя юность, сразу становился мужчиной.
Слово "война" разделило в этот день судьбы сотен миллионов на до и после, разделило на живых и мертвых, на тех, кому суждено сгинуть безвестно в лагерях смерти и тех, кто распишется на стенах поверженного Рейхстага, подлецов и героев, нечисть и людей.
Вечером командир 3 батальона 18 пехотного полка вермахта майор Нойхоф будет докладывать срывающимся от волнения голосом: "Я не ожидал ничего подобного. Это же чистейшее самоубийство, но русские атаковали силы батальона пятеркой бойцов..."
Алексей Куракин (https://t.me/alelskin)