Ashes 2 ashes….
Какого дьявола? Кто притащил сюда этих телок? С полдюжины студенток-дантистов из Перу и Аргентины, плюс Беатрис - девушка-лингвист из Бразилии, плоскомордая и шепелявая, ее мама была из Японии, а папа латинос…. Смесь гремучая и на внешность и на произношение: по-английски она говорила с диким немецким акцентом, а когда переводила нам тексты Rammstain, пытаясь переорать музыку, ее Du Hast звучал почти также, как если бы писклявые вьетнамцы зарычали немецкий Dance Metal….
Эти дуры привели сюда Айолу - Алабамского гомосека-интеллектуала. В Орлеан он сбежал потому что в Бирмингеме его глумили как только можно, а тут он поступил в Tulane и гордился демократией и вседояволяющей неприкосновенностью.
Айола орал, что придет его мужчина-полицейский и накажет всех нас за грехи наши своей дубинкой, потому как Создатель не печется о своей пастве. Судя по лимонной корочке торчащей из гомосековой рубашки, он сегодня пьет какую-то дорогую дрянь, чтоб повыпендриваться перед телками, которых изучал со страхом и трепетом, как научный проект. А судя по тому что карман его рубашки уже чернел прожженной дырой от окурка, пьет он сегодня много…. Придурок.
По-любому, эти ушлепки притащились сюда чтобы повисеть на решетках бара и пофоткаться в клетках. Айола орет что он гей каких свет не видел, и что он любого мужика завалит, потому что он знает все… на него оборачивается пара волосатых реднеков и машут кулаками - заткнись жопотрах! Телки, которые нихрена не понимают по-английски, висят на нем и прутся от Айолы, влюбленные в молодого, смазливого и обходительного белого парня.
Странная дурацкая привычка заканчивать день в Dungeon наводит на мысль о том что мы скоро сопьемся… Шэг отрицательно качает головой, он почти не пьет да и немудрено, с его то друзьями… Шэгги говорит в таких случаях, что пить скучно - что ни пей все одно и то же, а потом еще и башка болит. Мы сегодня трепались о том, что в музыке надо не просто трясти башкой и голосить бессмысленную дрянь, важно помнить и то ради чего ты это делаешь. Шэг с истинно евротрэшевой нудливостью, доказывал мне, что словами можно изменить мир одного человека,, и значит, и весь мир в целом. Я как-то не верю в такие вещи, - политики бьются над этим в периоды патриотического подъема, например перед выборами, и вроде бы без толку… Хрень это все.
Тут жирная готелка лет сорока пяти вскакивает со стула и хватает свою маленькую обритую собачку, гулявшую по барной стойке и внезапно задравшую ножку около стакана с чьим-то виски. Невинный до последней секунды песик резво обесенел, и в качестве мести за испорченный акт пи-пи тяпнул хозяйку за чертову руку.
Готелка завопила мрачным матом и с перепугу отшвырнула собачку, полетевшую через стойку прямо на бар и бутылки со стаканами, аккуратно расставленными по пыльным стеклянным полкам. Все летит в кучу. Бармен с обидой перерастающей в охренение ловит бутылки, которые сейчас похожи на фигурки из домино, собака верещит и заливается лаем, потому что глаза жжет спиртом, брызнувшим ей туда, она скачет и беснуется под ногами бармена, который поспешно ретируется из-за стойки, до тех пор, пока песик не уймется.
Старая дура орет, тряся окровавленным пальцем…. Теперь она в своей белой футболке с каким-то готическим распятием, вся в кровавую крапинку, с дикими послепу накрашенными трехслойной черной тушью глазами похожа на мелкокалиберную сатану, терзающую плоть христианских младенцев.
Охранник, огромный татуированный имбицил, в недоумении подходит к Шэгу.
- И что мне делать? Как дела, чувак? Есть Zenex? Кому помогать? Бармен- придурок ведет себя как девочка, а мне нельзя факаться с гребаными собаками, у меня на них аллергия, понимаешь? - неубедительно сказал он. Глупо было смотреть как этот здоровенный детина с обвисшими тоннелями в ушах и истатуированый как хренов абориген, боится маленькой собачки.
Шэг благородно посмотрел на него и адольфовым жестом вдохновил:
- Вперед, чувак, дерись как женщина!
Потом повернулся на меня и тихо: «хлеба и представлений, хе». «Хлеба и зрелищ, да чувак?» - поправил я. Шэгги, со своим легким акцентом, порой звучал как какой-нибудь трейлерный мусор и догадаться что он из Европы можно было только по отдельным словам и слишком резким славянским звукам «Р» и «Я». В отличии от большинства нелегалов которых в Орлеане было больше чем местных, он старался говорить и учил язык на ходу схватывая и запоминая все подряд. Когда мы ржали с него, что скоро он будет слишком местным и когда вернется домой, его не признают свои (да и не мудрено, тот тип в его паспорте был похож на Шэга только цветом волос) Шэг говорил, что боится что его загребут иммиграционные службы, поэтому он косит под местного как может.
Верзила-охранник посмотрел еще с минуту на вопящую готелку и перевязывающего ее красный палец пластырем бармена, который под шумок успел хлебнуть для храбрости, грязно выругался и пошел курить.
Ясный хрен этот идиотизм визгогавканьем привлек внимание женщин стоматологов. Все, блин, нас запалили. Бухая экскурсия шумно толкалась и взвизгивала к нам.
Дуэйн! Шэг! Мальчики! - орет, сигаретным пеплом осыпая все кругом, Айола, - Как вы парни? Развлекаетесь? А какой седня дееееннь! - противно тянет он. Маленькие ламоедки с явной нелюбовью косятся на нас - Привет…
- А здарова девченки! Что нового? За что бухаете?
(на заметку) Шэг настораживает…
Айола затягивается еще пару раз и с Аристотелевыми жестами, поддерживаемый со всех сторон под руки, ни черта не понимающими телками начинает:
- Вы верующие? Если да, то для вас сегодня великий день! Там в соборе, на площади, священник выслушает все то, что вы натворили и побоялись бы рассказать маме и полицейскому! Священник выслушает, посыплет пеплом и простит! Все грехи! А у него есть право прощать грехи, за которые дают большие сроки? Ну, если ты, например, убил жену и троих детей? А если ты не расскажешь о чем-то, тоже простит? Раз, два пеплом и все твои скопившиеся на душе грехи - забыты тебе! Круто! Чтоб я сдох!
Скопившиеся грехи… - повторил Шэг, - интересный язык, - улыбнулся он.
Дантистки с имбицильными улыбками кивают, не имея представления толком, о чем орет их дружок (они даже не верят что он педик, я им говорил, они смотрели на меня как на врага и говорили: «Аола-он хорошо!», дуры блин).
- Христос спасет вас! - раскидывает руки как тень на соборе озверелый гомик, - Спаситель вас любит!
- Христос любит! - бормочут что услышали и поняли мексиканские зубодерки. Бухая в сопли Беатрис лезет знакомиться к Шэгу:
- Быатгхыс! Гхада пазнакомиться!
- А знаешь, - заливается мелкопакостническим идиотским хохотом Айола, - у меня есть знакомая, Глори. Никогда не видел? Тупая огромная сука, в ней фунтов 250 не меньше и кудрявая дурная голова. Не видел? И пес с ним. Так вот она и в собор то не влезет, жирная тварь, а я ей говорю: слушай, ты ж все равно не влезешь в церковь, так? Смотри, вот пепел от моей сигареты, я сам тебя очищу от грехов, и живи на здоровье! Во славу Христа! Гы-гы…
Одна из подружек-стоматологов облила себя пивом и теперь смущенно улыбалась вникуда. Ее подружки, все до одной католички сорвавшиеся с цепи родительского надзора, орут: «Молодец Айола, молиться, хорошо… душа…»
Шэг с омерзением забивается в угол.
Айола вытягивает руку с окурком и пытается посыпать Шэгги. Тот перепугано жмется дальше в угол: «А геев можно бить в этой чертовой стране? Это не как женщин?» по ходу уже на полном серьезе… Прикольно, он, когда нервничает, начинает ставить слова в неправильном порядке и сразу чувствуется его акцент, только фиг поймешь не то ирландский, не то русский. Вообще-то я валяюсь уже… этот педик Айола, конечно дурной и за такие речи любой даже неверующий реднек порвет, и правильно сделает, но на Шэга жалко смотреть. Умный и спокойный он забивается в панике еще дальше в угол. На лице у него девчачье брезгливо-суетливое выражение…
- Делай что хочешь, умник, тебе тут за такое только спасибо скажут, но помни что ты нелегал, - дожимаю его я.
Гомосек не унимается и это хоть и смешно, но уже напрягает, да и перед людьми неудобно, - что за дружки у меня… Черт.
- А че? Может я даже лучше этих священников могу грехи отпустить?! Думаешь нет!?! Я хотя бы не педофил, вы ведь знаете этих парней…. Какие они… хе.
Шэг смотрит на свои «дорогущие скинхедские говнодавы», густо усыпанные пеплом, с без пяти бешенством…
- Может меня Спаситель скорее услышит! А? - жаждет одобрения Айола.
Тут этот чертов нелегал хватает бутылку Corona’ы и надвигается на любимца мужчин и девушек-стоматологов.
- Во-первых, я толерантный, во-вторых, я верю в Бога! А в-третьих, ты загадил мне своим чертовым окурком, мои чертовы ботинки! А они дороже, чем твоя гребаная задница! Какого черта ты, если не веришь сам, то позволяешь себе унижать убеждения других, или напомнить тебе как называют парней как ты? - и как-то уже совсем напряжно, - ты не веришь в Бога, Айола!
Перуанские стоматологи наполовину протрезвели и засверкали на своего дружка: «Ты не веришь в Создателя? Айола! Ты же хороший парень! Сладкий? Ты не христианин? Не католик? Да как ты можешь? А твоя мама? Почему!?»
Айола отступает и растерянно мычит, не зная, что ответить.
Шэг поворачивается ко мне и показывает пальцем на бабские разборки:
- Вот тебе еще аттракцион: пусть этот гомосек объяснит этим дурам что-нибудь… о религии, девушках, и почему ему нравятся мальчики.… С их то английским. С какой попытки он подберет слова те тридцать слов, которые эти дуры понимают по-английски.
- Делаем ставки! Ты чертов гаденыш! Он же теперь от них не отмоется! - ору я.
- Чувак, почему в вашем чертовом языке так мало ругательств? - недовольно зевает Шэг.
- Я тебя еще научу….