Среда
Когда долго мучаешься хронической болью
в каком-нибудь зубе, печени или лодыжке,
то считаешь т. н. муки любви добровольными,
обходимыми и отвратительно предумышленными.
А потом он смотрит из-под бровей тяжелых,
держишься, чтобы не упасть, за ножку бокала,
и это непереносимее, чем колики в желчном.
Привыкаешь гораздо быстрее, чем отвыкала
жить на расстоянии метра от досадного тела
собственного и ни в чем от него не зависеть,
потому что какое же может быть дело
до температуры и больничных выписок,
когда тело, которое по-настоящему важно,
во-первых, существует, во-вторых, отдельно.
История болезни, как и любви, - сплошная лажа,
глагол несовершенного вида в отельном
номере с открытыми ранами вместо окон.
Отправляясь в душ, снимаешь горящую кожу.
Звук воды предсказывает, как Лаокоон,
что это не тот случай, при котором поможет
что бы то ни было. Но сам он - средство
от удушающего страха смерти, который чем дольше,
тем огромнее и непреодолимее, как в детстве,
когда за шторой шевелится черное - и настолько же
не объяснимый никому, хотя за соседним столом,
в очереди к бару, в вагоне, полирующем насыпь,
каждый чувствует то же позвоночным столбом
и влюбляется в первого встречного насмерть.