Казаки разбойники! Было дело.
КАЗАКИ-РАЗБОЙНИКИ
Перебегавшие за Терек кровью подтверждали преданность Шамилю. Одним из них был казак Наурской станицы Моздокского полка Алпатов
Сам Шамиль ценил Яшку Алпатова за удаль и бесстрашие. Сколько за Яшкой ни охотились, он всегда был неуловим. А иногда, переодевшись в форму казачьего офицера, он ездил в родную станицу к жене
В последний день сентября 1851 года недалеко от станицы Ищерской ночью через Терек с чеченской стороны перебралась шайка вооруженных головорезов. Под утро они наскочили на караульный пикет казаков, который открыл по ним стрельбу, но в рассветной мути осеннего утра они ускользнули от преследования. Пройдя двести верст, 3 октября 1851 года у песчаного брода на реке Куме они устроили засаду, в которую попал обоз губернского секретаря Буцевича и его переводчика поручика Заустинского. Чиновников и сопровождавший конвой они перебили огнем из засады и, захватив имущество, скрылись. Через день, 5 октября, напав на рыбацкую артель, ловившую рыбу в озерах, они убили пятнадцать человек и пограбили все имущество артели. В тот же день устроили засаду на дороге между укреплениями Колпичевским и Горькореченским, и около одиннадцати часов дня банда напала на обоз казенной почты: почтальоны были убиты выстрелами из пистолетов, двое казаков пали под ударами клинков, еще несколько были ранены и обращены в бегство. Добычей нападавших стали 37 тысяч рублей, которые перевозились в фургоне. При отходе шайка наскочила на моздокских осетин, которые погнались за ней. Преследуемые по пятам разбойники выскочили прямо на Горькореченский пост, где не ждали этого «визита». Зарубив караульного казака, шайка пошла степью к Моздокской линии. Достигнув Терека, они переправились на ту сторону выше станицы Щедринской, завершив свой рейд и пройдя за неделю 700 верст. Когда разбойники были уже в чеченских аулах, до станичного начальства и командования войсками дошли известия, что по приграничью гуляла шайка атамана Яшки Алпатова, у которого под началом состояли только беглые казаки и дезертиры. Эти бандиты отличались особой жестокостью, и одно имя атамана Яшки наводило такой страх, что им пугали непослушных детишек.
Карьера этого грозного разбойника началась с преступления мелкого: казак Наурской станицы Моздокского полка Яков Алпатов в 1842 году увел у своего соседа, такого же казака, молодую телушку, и по приговору станичников его публично высекли. Обидевшись, Яшка сбежал за Терек к чеченцам, как поступали многие, недовольные порядками в войске и станицах.
Дезертиры стремились добраться до тех аулов, жители которых были известны по всей пограничной линии как посредники между казаками и горскими властями. Эти посредники вели перебежчика к одному из наибов, подчинявшихся непосредственно имаму Шамилю и фактически решавших их судьбу. Критерий доверия у чеченцев был очень простым: чем больше преступлений совершал беглец, тем желаннее он был, преступное прошлое служило для горцев мерилом благонадежности. Большинство беглых сначала отдавали на поруки знавшим их чеченцам, а чаще тем русским, что, сбежав прежде, доказали свое право жить на равных среди чеченцев. Некоторых «до выяснения» заковывали в цепи, пока собирали сведения о человеке. Делалось это просто: между станицами и аулами связь никогда не прерывалась, и узнать о человеке всю подноготную можно было очень скоро. Преступление Яшки было не бог весть какое страшное, но за него поручились трое русских: Филат Алешечкин, Зот Черин и Михей Гуляев, которые уже бывали в деле, совершая вместе с чеченцами набеги на русскую сторону. Пролив много крови, они давно отрезали себе все пути назад.
Дезертиры распределялись на жительство по чеченским аулам, а наиболее надежные из них были отобраны самим Шамилем и помещены неподалеку от аула Дарго. Это было отдельное поселение с более чем сотней жителей. Русские из-под Дарго в основном занимались сельским хозяйством, возделывая поля, принадлежавшие имаму. Но были и такие, которые работали на железном руднике, открытом одним беглым фельдфебелем. Часть русских даргинцев работала на пороховом заводе, устроенном Шамилем возле аула у реки. Главными мастерами были какой-то араб и татарин из Казани, также дезертировавший из русской армии. Особенно же ценились беглые артиллеристы, их почти сразу же принимали в батареи горцев.
Впрочем, некоторые из перебежчиков, не сумев «глянуться» наибу, не умея делать что-либо путное и не имея возможности дать за себя выкуп, содержались вместе с пленными, и участь их была ужасна: те, кто попал в плен и рабство по несчастному стечению обстоятельств, их ненавидели.
Русские, принявшие к себе Алпатова, были у имама в особой чести. Филат Алешечкин бежал в горы в 1842 году, а Михей Гуляев с Зотом Чериным и того раньше. Все они приняли ислам и жили совершенно свободно в ауле Шали. Вскоре чеченцы собрались в поход. Тогда Шамиль собрал всех надежных русских дезертиров и повел отряды чеченцев на землю Чаберли. Трое казаков из Шали попали в отряд к тавлинскому наибу Нур Магомеду. Во время битвы Нур Магомед был убит чаберлинцем, а его убийцу сразил Зот Черин. Узнав об этом, Шамиль по окончании похода призвал к себе казаков, обещал их наградить, разрешил им жить, где те пожелают. Прощаясь, казаки поцеловали правую руку Шамиля и обещали служить верой и правдой. Через три месяца их вызвал из Шали чеченский наиб, от имени Шамиля вручил медали. Казаки отправились к имаму в Дарго благодарить за награду, и Шамиль снова был ласков с ними, одарив каждого куском кумача.
Работать все трое не хотели, поэтому, собрав шайку, стали совершать набеги за линию для грабежей и воровства. В эту компанию и приняли Яшку Алпатова, который по настоянию новых приятелей принял ислам.
**
В первый свой набег с чеченской стороны Яшка пошел под началом Зота Черина, с двумя чеченцами и беглым солдатом-поляком. Переправившись через Терек у поста Нижнепрогонного, шайка возле станицы Червленной захватила четырех пасшихся лошадей, но на обратном пути напоролась на казачий секрет и под огнем караульных, бросив захваченных лошадей, бежала, с большим трудом оторвавшись от преследования. Потом несколько раз им удавалось отгонять скот в Чечню, но в апреле 1845-го, когда вся шайка и пятеро чеченцев, захватив недалеко от станицы Наурской нескольких лошадей и быков, возвращалась с добычей, при переправе через Терек их настиг казачий разъезд, который открыл по разбойникам огонь и заставил бросить добычу на одном из островов посреди реки. Разбойники ушли целы, но по дороге Зот обнаружил, что обронил кинжал и пистолет, а это было недостойно такого удальца. Не слушая никого, Зот повернул коня и вместе с тремя чеченцами вернулся на границу, чтобы поискать потери. Прямо на границе они попали в оставленную казаками засаду, чеченцы были убиты. Черину уйти не удалось, и его взяли живым. Зота привели в Наурскую и там судили военным судом, который приговорил любимца Шамиля к расстрелу. Приговор привели в исполнение в станице Червленной в присутствии представителей гребенских казаков, к которым относился Зот до своего побега.
Эти неудачи разбойников подействовали на Яшку отрезвляюще, и он сумел передать родне, что не прочь вернуться. Родственники исхлопотали ему прощение, сказав, что сбежал он по глупости, от обиды за порку, и, в сущности, никаких злодейств не совершал. Алпатову позволили вернуться, и он снова зажил у себя в Наурской вместе с женой и детьми.
***
Тот, 1845-й, год выдался очень урожайным, в домах казаков осенью царило изобилие, и настала череда свадеб, которые игрались одна за другой с непременным гулянием на несколько дней. Яков, гуляя с другими на свадьбах, был весел, много плясал и пел. И вот в самый разгар веселья на одной из свадеб в станицу прибыл станичный начальник. Узнав, что здесь играют очередную свадьбу, начальник со свитой из выборных должностных лиц вошел в дом поздравить молодых. Гости и среди них Яков сидели за столом по местному обычаю в папахах. Когда начальник вошел, все встали и сняли шапки, один Алпатов остался сидеть и головы не обнажил. В комнате повисла напряженная тишина, все ждали: что-то теперь будет? Начальник подошел к Якову: «Ты что же это, бродяга, не хочешь снять шапки?» - и залепил ему звонкую пощечину. Яшка снес оскорбление не моргнув глазом, а потом выхватил из-за пояса пистолет и навел его на начальника. Тот отпрянул к двери, а Яшка, усмехнувшись, сказал: «Не тебя, детей твоих жалко! Живи покуда!» - и, пользуясь тем, что все присутствующие словно оцепенели, выскочил из хаты. Оставшиеся внутри хозяева, гости и станичное начальство услыхали на улице пистолетный выстрел. Это был словно прощальный салют Яшки. В ту же ночь он увел двух лошадей командира полка барона Аминова и исчез из станицы. Вскоре лазутчики донесли, что видели его в чеченских аулах.
***
Он ушел к своей прежней компании, которая за то время понесла значительные потери. В мае 1845 года Наум Вавилов с Тимофеем Свиткиным, двумя беглыми солдатами Ларионом Александровым и Мустафой да с чеченцем Садулой отправились на тот берег Терека, между станицей Щедринской и Амираджиюртом. Скрывшись в огородах, они ждали, когда погонят скот, чтобы напасть и отбить его. Но прошел день, а скотину все не гнали. Прождав до вечера следующего дня, послали в Амираджиюрт Лариона Александрова, чтобы тот купил хлеба. В селении дезертира опознали и схватили. Александров, спасая свою жизнь, выдал товарищей. Шайку окружили пехотинцы и казаки, чтобы захватить разбойников, которые дали по солдатам залп и попытались прорваться к лесу. Свиткину с товарищами удалось уйти, а раненого Вавилова схватили. Его доставили в госпиталь, а после того, как подлечили, предали суду, по приговору которого Вавилов был расстрелян.
Несмотря на опасности, поджидавшие разбойников в станицах, они все же рисковали, наезжая туда в гости. Все они были отчаянные выпивохи, а в горных чеченских селениях невозможно было раздобыть настоящей выпивки. Один из создателей шайки дезертиров Филат Алешечкин, а с ним Тимофей Свиткин в том же 1845 году совершили набег на станицу Щедринскую, зная, что там, готовясь к свадьбам, нагнали много чихиря. Это желание обошлось им дорого: дорвавшись до выпивки, они утратили осторожность и переполошили станицу. Вслед им выслали погоню, и после завязавшейся перестрелки Филата захватили живым. Его также судили и приговорили к казни, как полугодом ранее Черина. Однако возвращение Яшки, про поступок которого уже слыхали в горах, подбодрило оставшихся, которые выбрали его атаманом.
***
С начала 1846 года шайка дезертиров совершила несколько дерзких набегов, угоняя скот, уводя в полон жителей, нещадно казня должностных лиц, убивая сопротивляющихся казаков. Разбойники похищали молодых женщин и девушек: этот «товар» у чеченцев ценился особо. Об атамане Алпатове заговорили в станицах: от Яшкиных «работничков» совсем не стало житья. Но сколько бы за ним ни охотились, этот хитрый и предприимчивый бандит всегда был неуловим. Иногда Яков выезжал на казачьи земли один, переодевшись в форму казачьего офицера. В этом виде тайком в темноте ночи он пробирался в родную станицу к жене. Говорили, что сам Шамиль ценил и особо отличал Яшку за удаль.
Атаман «гулял» около десяти лет, но всякой удаче приходит конец. «Выдохся фарт» и у Яшки. В марте 1856 года, когда алпатовская банда попыталась угнать табун от ногайских аулов, погоня подобралась к ним так близко, что пришлось бросить добычу и пленных. Во время перестрелки с отрядом казаков под Яшкой убили лошадь, но он успел пересесть на ногайского коня. Атаман не решился уходить от границы далее и приказал повернуть назад к Тереку. Добравшись до переправы «Дурной переезд», расположенной между станицей Мекенской и хутором Савельевским, Яшка приказал переходить на ту сторону. Но тут с его новой лошадью случилась беда: впотьмах он забрался в топкое место, и лошадь завязла в прибрежной тине. Вытащить ее не удалось, утопавшая в тине лошадь стала ржать и биться, а это могло привлечь внимание разъездов. Яшка, приколов лошадь, приказал всем уходить и ждать его на той стороне. Сам он остался, рассчитывая украсть где-нибудь коня: через бурный Терек казаки-разбойники переправлялись либо верхом, либо вплавь, держась за гривы лошадей, которым удавалось справиться с сильным течением.
Он отправился к ближайшему казачьему посту «Рыночный», сумел пробраться в конюшню и пытался вывести лошадь, но, как оказалось, его заметил часовой, и у ворот конюшни Яшка оказался под прицелом ружей. Бежать ему было некуда, и сдался он без боя.
Его доставили в станицу Наурскую, где посадили на гарнизонную гауптвахту, приставив к ней усиленный караул. Здесь же его и судили военным судом, который за шпионаж, разбои, убийства, грабежи, работорговлю приговорил его к смертной казни, о чем по всему Кавказскому линейному казачьему войску 17 декабря 1856 года был зачитан приказ.
Расстреляли Яшку там же, в его родной станице Наурской, на глазах съехавшихся со всей округи казаков. Перед смертью Яшка казался даже веселым - окликал знакомых в толпе, говорил: «Простите, станичники, коли что я вам дурное сделал, теперь все, не будет Яшки, теперь успокоитесь!» От исповеди он отказался, сказав, что мусульманин, и по-чеченски обратился к представителям чеченских общин, которых специально пригласили из-за Терека на его казнь, попросив похоронить в ауле. Его привязали к столбу, вкопанному возле вырытой ямы, ровно в восемь часов утра раздалась барабанная дробь, сухо треснул ружейный залп, и изорванный пулями труп грозного атамана обвис на веревках.
Последнего из тех троих беглецов, что некогда поручились перед чеченским наибом за Алпатова, арестовали еще в 1854 году, когда в руки русских властей попался самый свирепый из всей шайки разбойник Михей Гуляев. Но судьба распорядилась так, что, сидя в тюрьме, он пережил своего атамана. По приговору суда Гуляева повесили в начале 1857 года.
Валерий ЯРХО
Вот так вот друзья, бывало и такое, очень интерестная статья.
Перебегавшие за Терек кровью подтверждали преданность Шамилю. Одним из них был казак Наурской станицы Моздокского полка Алпатов
Сам Шамиль ценил Яшку Алпатова за удаль и бесстрашие. Сколько за Яшкой ни охотились, он всегда был неуловим. А иногда, переодевшись в форму казачьего офицера, он ездил в родную станицу к жене
В последний день сентября 1851 года недалеко от станицы Ищерской ночью через Терек с чеченской стороны перебралась шайка вооруженных головорезов. Под утро они наскочили на караульный пикет казаков, который открыл по ним стрельбу, но в рассветной мути осеннего утра они ускользнули от преследования. Пройдя двести верст, 3 октября 1851 года у песчаного брода на реке Куме они устроили засаду, в которую попал обоз губернского секретаря Буцевича и его переводчика поручика Заустинского. Чиновников и сопровождавший конвой они перебили огнем из засады и, захватив имущество, скрылись. Через день, 5 октября, напав на рыбацкую артель, ловившую рыбу в озерах, они убили пятнадцать человек и пограбили все имущество артели. В тот же день устроили засаду на дороге между укреплениями Колпичевским и Горькореченским, и около одиннадцати часов дня банда напала на обоз казенной почты: почтальоны были убиты выстрелами из пистолетов, двое казаков пали под ударами клинков, еще несколько были ранены и обращены в бегство. Добычей нападавших стали 37 тысяч рублей, которые перевозились в фургоне. При отходе шайка наскочила на моздокских осетин, которые погнались за ней. Преследуемые по пятам разбойники выскочили прямо на Горькореченский пост, где не ждали этого «визита». Зарубив караульного казака, шайка пошла степью к Моздокской линии. Достигнув Терека, они переправились на ту сторону выше станицы Щедринской, завершив свой рейд и пройдя за неделю 700 верст. Когда разбойники были уже в чеченских аулах, до станичного начальства и командования войсками дошли известия, что по приграничью гуляла шайка атамана Яшки Алпатова, у которого под началом состояли только беглые казаки и дезертиры. Эти бандиты отличались особой жестокостью, и одно имя атамана Яшки наводило такой страх, что им пугали непослушных детишек.
Карьера этого грозного разбойника началась с преступления мелкого: казак Наурской станицы Моздокского полка Яков Алпатов в 1842 году увел у своего соседа, такого же казака, молодую телушку, и по приговору станичников его публично высекли. Обидевшись, Яшка сбежал за Терек к чеченцам, как поступали многие, недовольные порядками в войске и станицах.
Дезертиры стремились добраться до тех аулов, жители которых были известны по всей пограничной линии как посредники между казаками и горскими властями. Эти посредники вели перебежчика к одному из наибов, подчинявшихся непосредственно имаму Шамилю и фактически решавших их судьбу. Критерий доверия у чеченцев был очень простым: чем больше преступлений совершал беглец, тем желаннее он был, преступное прошлое служило для горцев мерилом благонадежности. Большинство беглых сначала отдавали на поруки знавшим их чеченцам, а чаще тем русским, что, сбежав прежде, доказали свое право жить на равных среди чеченцев. Некоторых «до выяснения» заковывали в цепи, пока собирали сведения о человеке. Делалось это просто: между станицами и аулами связь никогда не прерывалась, и узнать о человеке всю подноготную можно было очень скоро. Преступление Яшки было не бог весть какое страшное, но за него поручились трое русских: Филат Алешечкин, Зот Черин и Михей Гуляев, которые уже бывали в деле, совершая вместе с чеченцами набеги на русскую сторону. Пролив много крови, они давно отрезали себе все пути назад.
Дезертиры распределялись на жительство по чеченским аулам, а наиболее надежные из них были отобраны самим Шамилем и помещены неподалеку от аула Дарго. Это было отдельное поселение с более чем сотней жителей. Русские из-под Дарго в основном занимались сельским хозяйством, возделывая поля, принадлежавшие имаму. Но были и такие, которые работали на железном руднике, открытом одним беглым фельдфебелем. Часть русских даргинцев работала на пороховом заводе, устроенном Шамилем возле аула у реки. Главными мастерами были какой-то араб и татарин из Казани, также дезертировавший из русской армии. Особенно же ценились беглые артиллеристы, их почти сразу же принимали в батареи горцев.
Впрочем, некоторые из перебежчиков, не сумев «глянуться» наибу, не умея делать что-либо путное и не имея возможности дать за себя выкуп, содержались вместе с пленными, и участь их была ужасна: те, кто попал в плен и рабство по несчастному стечению обстоятельств, их ненавидели.
Русские, принявшие к себе Алпатова, были у имама в особой чести. Филат Алешечкин бежал в горы в 1842 году, а Михей Гуляев с Зотом Чериным и того раньше. Все они приняли ислам и жили совершенно свободно в ауле Шали. Вскоре чеченцы собрались в поход. Тогда Шамиль собрал всех надежных русских дезертиров и повел отряды чеченцев на землю Чаберли. Трое казаков из Шали попали в отряд к тавлинскому наибу Нур Магомеду. Во время битвы Нур Магомед был убит чаберлинцем, а его убийцу сразил Зот Черин. Узнав об этом, Шамиль по окончании похода призвал к себе казаков, обещал их наградить, разрешил им жить, где те пожелают. Прощаясь, казаки поцеловали правую руку Шамиля и обещали служить верой и правдой. Через три месяца их вызвал из Шали чеченский наиб, от имени Шамиля вручил медали. Казаки отправились к имаму в Дарго благодарить за награду, и Шамиль снова был ласков с ними, одарив каждого куском кумача.
Работать все трое не хотели, поэтому, собрав шайку, стали совершать набеги за линию для грабежей и воровства. В эту компанию и приняли Яшку Алпатова, который по настоянию новых приятелей принял ислам.
**
В первый свой набег с чеченской стороны Яшка пошел под началом Зота Черина, с двумя чеченцами и беглым солдатом-поляком. Переправившись через Терек у поста Нижнепрогонного, шайка возле станицы Червленной захватила четырех пасшихся лошадей, но на обратном пути напоролась на казачий секрет и под огнем караульных, бросив захваченных лошадей, бежала, с большим трудом оторвавшись от преследования. Потом несколько раз им удавалось отгонять скот в Чечню, но в апреле 1845-го, когда вся шайка и пятеро чеченцев, захватив недалеко от станицы Наурской нескольких лошадей и быков, возвращалась с добычей, при переправе через Терек их настиг казачий разъезд, который открыл по разбойникам огонь и заставил бросить добычу на одном из островов посреди реки. Разбойники ушли целы, но по дороге Зот обнаружил, что обронил кинжал и пистолет, а это было недостойно такого удальца. Не слушая никого, Зот повернул коня и вместе с тремя чеченцами вернулся на границу, чтобы поискать потери. Прямо на границе они попали в оставленную казаками засаду, чеченцы были убиты. Черину уйти не удалось, и его взяли живым. Зота привели в Наурскую и там судили военным судом, который приговорил любимца Шамиля к расстрелу. Приговор привели в исполнение в станице Червленной в присутствии представителей гребенских казаков, к которым относился Зот до своего побега.
Эти неудачи разбойников подействовали на Яшку отрезвляюще, и он сумел передать родне, что не прочь вернуться. Родственники исхлопотали ему прощение, сказав, что сбежал он по глупости, от обиды за порку, и, в сущности, никаких злодейств не совершал. Алпатову позволили вернуться, и он снова зажил у себя в Наурской вместе с женой и детьми.
***
Тот, 1845-й, год выдался очень урожайным, в домах казаков осенью царило изобилие, и настала череда свадеб, которые игрались одна за другой с непременным гулянием на несколько дней. Яков, гуляя с другими на свадьбах, был весел, много плясал и пел. И вот в самый разгар веселья на одной из свадеб в станицу прибыл станичный начальник. Узнав, что здесь играют очередную свадьбу, начальник со свитой из выборных должностных лиц вошел в дом поздравить молодых. Гости и среди них Яков сидели за столом по местному обычаю в папахах. Когда начальник вошел, все встали и сняли шапки, один Алпатов остался сидеть и головы не обнажил. В комнате повисла напряженная тишина, все ждали: что-то теперь будет? Начальник подошел к Якову: «Ты что же это, бродяга, не хочешь снять шапки?» - и залепил ему звонкую пощечину. Яшка снес оскорбление не моргнув глазом, а потом выхватил из-за пояса пистолет и навел его на начальника. Тот отпрянул к двери, а Яшка, усмехнувшись, сказал: «Не тебя, детей твоих жалко! Живи покуда!» - и, пользуясь тем, что все присутствующие словно оцепенели, выскочил из хаты. Оставшиеся внутри хозяева, гости и станичное начальство услыхали на улице пистолетный выстрел. Это был словно прощальный салют Яшки. В ту же ночь он увел двух лошадей командира полка барона Аминова и исчез из станицы. Вскоре лазутчики донесли, что видели его в чеченских аулах.
***
Он ушел к своей прежней компании, которая за то время понесла значительные потери. В мае 1845 года Наум Вавилов с Тимофеем Свиткиным, двумя беглыми солдатами Ларионом Александровым и Мустафой да с чеченцем Садулой отправились на тот берег Терека, между станицей Щедринской и Амираджиюртом. Скрывшись в огородах, они ждали, когда погонят скот, чтобы напасть и отбить его. Но прошел день, а скотину все не гнали. Прождав до вечера следующего дня, послали в Амираджиюрт Лариона Александрова, чтобы тот купил хлеба. В селении дезертира опознали и схватили. Александров, спасая свою жизнь, выдал товарищей. Шайку окружили пехотинцы и казаки, чтобы захватить разбойников, которые дали по солдатам залп и попытались прорваться к лесу. Свиткину с товарищами удалось уйти, а раненого Вавилова схватили. Его доставили в госпиталь, а после того, как подлечили, предали суду, по приговору которого Вавилов был расстрелян.
Несмотря на опасности, поджидавшие разбойников в станицах, они все же рисковали, наезжая туда в гости. Все они были отчаянные выпивохи, а в горных чеченских селениях невозможно было раздобыть настоящей выпивки. Один из создателей шайки дезертиров Филат Алешечкин, а с ним Тимофей Свиткин в том же 1845 году совершили набег на станицу Щедринскую, зная, что там, готовясь к свадьбам, нагнали много чихиря. Это желание обошлось им дорого: дорвавшись до выпивки, они утратили осторожность и переполошили станицу. Вслед им выслали погоню, и после завязавшейся перестрелки Филата захватили живым. Его также судили и приговорили к казни, как полугодом ранее Черина. Однако возвращение Яшки, про поступок которого уже слыхали в горах, подбодрило оставшихся, которые выбрали его атаманом.
***
С начала 1846 года шайка дезертиров совершила несколько дерзких набегов, угоняя скот, уводя в полон жителей, нещадно казня должностных лиц, убивая сопротивляющихся казаков. Разбойники похищали молодых женщин и девушек: этот «товар» у чеченцев ценился особо. Об атамане Алпатове заговорили в станицах: от Яшкиных «работничков» совсем не стало житья. Но сколько бы за ним ни охотились, этот хитрый и предприимчивый бандит всегда был неуловим. Иногда Яков выезжал на казачьи земли один, переодевшись в форму казачьего офицера. В этом виде тайком в темноте ночи он пробирался в родную станицу к жене. Говорили, что сам Шамиль ценил и особо отличал Яшку за удаль.
Атаман «гулял» около десяти лет, но всякой удаче приходит конец. «Выдохся фарт» и у Яшки. В марте 1856 года, когда алпатовская банда попыталась угнать табун от ногайских аулов, погоня подобралась к ним так близко, что пришлось бросить добычу и пленных. Во время перестрелки с отрядом казаков под Яшкой убили лошадь, но он успел пересесть на ногайского коня. Атаман не решился уходить от границы далее и приказал повернуть назад к Тереку. Добравшись до переправы «Дурной переезд», расположенной между станицей Мекенской и хутором Савельевским, Яшка приказал переходить на ту сторону. Но тут с его новой лошадью случилась беда: впотьмах он забрался в топкое место, и лошадь завязла в прибрежной тине. Вытащить ее не удалось, утопавшая в тине лошадь стала ржать и биться, а это могло привлечь внимание разъездов. Яшка, приколов лошадь, приказал всем уходить и ждать его на той стороне. Сам он остался, рассчитывая украсть где-нибудь коня: через бурный Терек казаки-разбойники переправлялись либо верхом, либо вплавь, держась за гривы лошадей, которым удавалось справиться с сильным течением.
Он отправился к ближайшему казачьему посту «Рыночный», сумел пробраться в конюшню и пытался вывести лошадь, но, как оказалось, его заметил часовой, и у ворот конюшни Яшка оказался под прицелом ружей. Бежать ему было некуда, и сдался он без боя.
Его доставили в станицу Наурскую, где посадили на гарнизонную гауптвахту, приставив к ней усиленный караул. Здесь же его и судили военным судом, который за шпионаж, разбои, убийства, грабежи, работорговлю приговорил его к смертной казни, о чем по всему Кавказскому линейному казачьему войску 17 декабря 1856 года был зачитан приказ.
Расстреляли Яшку там же, в его родной станице Наурской, на глазах съехавшихся со всей округи казаков. Перед смертью Яшка казался даже веселым - окликал знакомых в толпе, говорил: «Простите, станичники, коли что я вам дурное сделал, теперь все, не будет Яшки, теперь успокоитесь!» От исповеди он отказался, сказав, что мусульманин, и по-чеченски обратился к представителям чеченских общин, которых специально пригласили из-за Терека на его казнь, попросив похоронить в ауле. Его привязали к столбу, вкопанному возле вырытой ямы, ровно в восемь часов утра раздалась барабанная дробь, сухо треснул ружейный залп, и изорванный пулями труп грозного атамана обвис на веревках.
Последнего из тех троих беглецов, что некогда поручились перед чеченским наибом за Алпатова, арестовали еще в 1854 году, когда в руки русских властей попался самый свирепый из всей шайки разбойник Михей Гуляев. Но судьба распорядилась так, что, сидя в тюрьме, он пережил своего атамана. По приговору суда Гуляева повесили в начале 1857 года.
Валерий ЯРХО
Вот так вот друзья, бывало и такое, очень интерестная статья.