Прошлый «ночной» рассказ писал месяцок - чуть больше…
С середины мая до середины июня… Капля времени и море событий.
Начинал и заканчивал в Воронеже.
Вначале ездили к маме на юбилей (80!)…
В конце - пять лет как не стало папы …
Между этими контрастными годовщинами - Турция: восторг моря и беззаботности!
С друзьями ездили: оказывается, мы можем говорить не только о работе и как отдыхать от нее: мы можем приятно жить!
А параллельно писался рассказ о приснопамятной поездке…
А сейчас начал писать еще один. Что будет в начале и в конце?
НАЧАЛ. 25.06.18.
Галя тоже не ленится - ежедневно пишет в дневник, как она говорит, чтобы не забыть, как всё было...
А я пишу рассказики на отдельные события в жизни, наверное, чтобы придумать, как всё было на самом деле...
Второе утро в Хампи случилось поздней ночью. От нее (ночи) было впечатление черной болотной липкой всепоглощающей жижи вывернутой в небо, во все небо:
Такое ощущение еще было в первобытно-примитивной Камбодже. Нет никакого искусственного освещения, так как нет никакого искусства - есть только дикая первозданная природа. И единственный фонарь тонет в этой тьме вечного здесь начала мироздания - и только утро спасет его (фонарь) от тьмы, но утром его потушат, чтобы отдать на муки следующей ночью.
И как-то я сам утонул в этом мраке, и до сих пор не помню и не могу вспомнить сейчас ни поездки видимо в автобусе, ни последующей легкой прогулки к «экспонатам». Я очнулся от «рок-н-ролла»:
Click to view
Одним словом, как говаривал Освальд Чемберс в своих настойчивых проповедях: «Когда разум сдает позиции, молитва - не проявление малодушия, а единственный способ вернуться в действительность».
А уж истинный свет учения нашего Рамаяны, да еще с такой оркестровкой, разбудил! Разбудил к жизни...
Пока писал - мельком «ощупывал» фотографию:
и опять ощутил эту всё окружающую и всё поглощающую темноту, опять поразился её ощутимой тучной плотности, мелькнула даже мысль, что не было ни поездки в автобусе, ни последующей легкой прогулки к «экспонатам» (нельзя физически проехать в этой чугунной темноте), а я сразу из света фонаря вынырнул на свет Рамаяны.
А это бесконечное чтение эпоса, с восторженными комментариями и прогнозами гида о чтении в вечном будущем вечной из прошлого Рамаяны - оно еще больше сгущало окружающую тьму, так как противостояние ей состояло опять же и всегда в корпускулярно-волновом дуализме нашего существования, в двуединой диффузии материального и духовного в сплав нашего мира, в примирении материализма и идеализма в одном сознании, ищущего одной пристани понятности и незыблемости мира, реально же бытующем в расплывающемся состоянии океана мироздания двумя лодками, растягивающими двуногие опоры на шпагат, разрывающий разум...
Только две границы тьмы в декартовых координатах материального и духовного - свет от лампы и свет от слова и мысли.
И опять, как это водится у погруженных в себя выдумщиков и мечтателей, мою мизантропическую неврастению порушило в песок и прах мелкая и суетная чепуха в виде и образе шуршащих денежных знаков, за которые мои спутники приобщались и приникали к божественной вечности быстро и сразу с игрой «в паровозики» по храму и нанесением соответствующей национально характерной атрибутики красной кляксы третьего глаза на в одночасье просветленном лбу.
И видимо быт, и наши насущные проблемы реально закручивают наш мир, питая его энергией вращения и сообщая ему сущий смысл существования - начало светлеть, потому что так было по сценарию нашей экскурсии и по распорядку дня, принятому человечеством... И тьма отступила, не потому что уже никого не пугала, а потому что обыденная рациональность не включает её в рассмотрение условий существования и противостояния... Когда один человек после сна открывает глаза - он уже отодвигает тьму и её страхи и сомнения, а когда всё человечество открывает глаза - всходит солнце!
На холме Малаяванта светало:
С порога Кальяна мандапа, где мы внимаем Рамаяна-ремикс , в утренних сумерках первыми проступают контуры гопуры (светлеющее небо все еще тянет на передний план возвышенно-храмовое), но уже проступают очертания библейски простого хозяйства (по данному определению скорее без привязки к святости, а скорее к временам древности), которому нужен свет для бытовых посредственных нужд. И уже на смену чувствам неуютности от сокровенной сакральной пугающей темноты, приходит ощущение какой-то пошлости, что приходящее светило во всей своей потенциальной благовейности, спасающей от мрака ночи, на самом деле необходимо для простых и банальных дел.
Бегом! Бегом отсюда... Мы еще застанем в этих экзистенциально волшебных сумерках, крадущих время и пространство, Раму и Лакшмана; вот и Хануман со своим воинством суетится в построении военных порядков, чтобы отправиться на Ланку. Если прибавим шагу, то еще застанем их, пока они не ушли за Ситой. Да вот же они:
с походными сумками, только что вышли из беседки, спасшей от муссона…
«Ох уж эти сказки! Ох уж эти сказочники!» Все - дальше только беспощадная документалистика!
Ну, конечно же, с учетом излишней сентиментальной чувствительности и склонности к романтическим фантазиям у автора.
А дальше наш путь лежал к мечте...
Мечта эта явилась утомленному архитектурными изваяниями взору ещё по приезде в Хампи, ибо ангельское её явление белокаменным чудом на грани наваждения в зенитной вышине воздушно-голубой хампийской выси на поднебесно высокой скале, данной природой для построения на ней именно такой диковины.
Причем наваждение это подкреплялось непременным присутствием во всех локациях экскурсии на небесном своде наравне с солнцем и луной.
И сюда к этому диву дивному (впоследствии переведенному мной с аглицких брошюр, как храм Ханумана, а рядом же - пещерный храм Шивы) мы и прибыли:
Вызвало удивление и восторг то, что само культовое строение оказалось игрушечных размеров. При этом его наблюдение снизу (от подножия холма Малаяванта и вглубь индийской территории до горизонта) обманывает разум тем, что храм ожидаем в предчувствиях в общепринятых размерах и габаритах. Поэтому его видимые размеры в перспективе на небесном своде с учетом означенных иллюзий разума опять играют с воображением, которому кажется, что храм парит в стратосфере.
Воистину воздушный замок - в прямом и переносном смысле.
И тут же рядом - нерукотворное чудо:
И если в случае с храмом явно был применен разум и мастерство вкупе с фантазией и вкусом, то в случае с камнем отсутствие проектной документации и соответствующих специалистов в области практической архитектуры, имеющих потребную технику и искусные руки, объяснений увиденному не дает.
При этом при всей чудесности каменного объекта, сотворенного в отсутствии субъекта-творца - как реально воплощенные в тверди фантазия и вкус появились без этого субъекта!? Значит и искусство в целом - не субъективно, как нас убеждают...
Ну не может же абстрактно существующая вселенная, лишенная оголтелым материализмом разума и божественного замысла, в рамках каких-то диссипаций энергий и прироста энтропии вдруг родить этот шедевральный памятник многотонной легкости. Именно этот полет фантазии на грани нонсенса и парадокса: чтобы понять легкость и воздушность надо сделать монумент максимально массивным и предельно габаритным...
Именно в такие моменты становится интуитивно понятно, что действительно красота и гармония не от «пытливого» разума и таланта гения (не только), глобальная эстетика и всемирный унисон разлиты во вселенной в виде того, что мы называем законами природы...
И гений не знанием (не только знанием), а в большей мере проницательной интуицией постигает новый член в канонической формуле, о которой мы думаем, что исчерпывающе описали природу и материю, и делает новый шедевр, не возвышаясь над природой и вселенной, а приближаясь на самом деле к ним.
И уже с этой мыслью мы выходим к долине и солнцу:
И найдя в процессе ночных размышлений в себе согласие божественного и предметно-эмпирического начАл, воспринимаю рукотворные феномены аграрных проявлений в божественной «раме» из хаоса камней и дикой растительности. Такое ощущение, что пока мы спали ночью, кто-то садистски закидал рощицу глыбами камней:
Всё, хватит - мне не нужно новых доказательств моей неправоты в материальном устройстве мира! Просто материальный мир действительно прост, и, чтобы внести в свою жизнь мысли о боге и в целом получить духовную составляющую жизни, нужен какой-то труд, какое-то усилие над собой.
Мы возвращались:
Стало совсем светло в Кальяна мандапа. Рамаяна звучала неким речитативом без музыкального сопровождения, местные были заняты простыми бытовыми нуждами…
И как из окружающего мира уходила экзистенциальность, порожденная темнотой и сумерками, так и из мыслей уходила иррациональность - Рамаяна, Чемберс, диссипация, энтропия … Когда я ещё вспомню про них?