Многими исследователям творчества Орвела почему-то не пришел в голову очевидный вывод. Изменение его взглядов в Испании произшло вовсе не в результатае наблюдения "ужасов коммунизма", а в результате тревиальной вербовки франкистской разведкой, в которой трудилос некоторое количество белоэмиграннтов из России. Отсюда и все эти странности с удивильным знанием белоэмигрантской русскоязычной прессы и публикацией прогерманских агитов в 40-е годы находят простое объяснение.
Шанс Снежка
«Я попытался проанализировать теорию Маркса с точки зрения животных. - пишет Оруэлл в предисловии к «Ферме животных». - Для них было очевидно, что концепция классовой борьбы в человеческом обществе - чистая иллюзия, поскольку, когда надо было эксплуатировать животных, все люди объединялись против них. Настоящая борьба велась между людьми и животными». В «Ферме животных» звери восстают против человека, пытаясь построить свой звериный социализм. Из этой затеи ничего не получается, так как свиньи занимают место хозяев-людей. В современной экранизации к сказке Оруэлла приделан еще и «хэппи-энд»: тоталитарная власть свиней свергнута, на ферму возвращается семья людей, животные очень рады…
Подчиняйтесь хозяевам жизни, служите им верой и правдой, иначе на их место сядет еще кто похуже, какая-нибудь революционная свинья, - такова нехитрая мораль притчи Оруэлла. Мораль холопская, верноподданническая. Сравнение людей труда с животными, которым самой природой предписано подчиняться хозяину, почему-то считается у нас признаком какого-то особенного демократизма. Но это не демократия. Считать народ «быдлом», которое во избежание неприятностей нужно крепко держать в узде, - худшая форма хамства и жлобства, не имеющая ничего общего с подлинным демократизмом. Считать, что равенство несовместимо со свободой - значит быть адвокатом худшего деспотизма и худшей аристократии - аристократии богатства.
Эту особенность оруэлловского произведения вскрыл американский писатель Джон Рид (John Reed, род. 1969). В 2002 году он написал пародию-продолжение к «Ферме животных» - «Шанс Снежка». В книге Рида свинья-изгнанник Снежок возвращается на Ферму и «восстанавливает капитализм». Он меняет лозунг «Все животные равны» на лозунг: «Все животные родились равными, кем они стали - их личное дело». Как и в случае с нашей постсоветской историей, «кем-то» стали немногие, в том числе сам Снежок, а большинство животных снова оказались в узде. Чтобы избежать «социального взрыва» Снежок умело настраивает обитателей Фермы против бобров, живущих на плотине по соседству. Бобров обвиняют в том, что они подгрызли «мельницы-близнецы» на Ферме. Заканчивается книга тем, что животные требуют мести: «Убей бобра! Убей! Убей!».
Интересно, что «Ферма животных» была написана в военном 1943 году, и тогда она не была пропущена в печать британской военной цензурой - слишком уж откровенно она работала против союзнического СССР, а значит - в интересах нацизма. Тегеранская конференция союзников, где были определены совместные действия против гитлеровской Германии, описана Оруэллом как крайне аморальный и развратный совместный пир людей и свиней. Можно сказать, что Оруэллу просто не повезло - живи он в Германии, сказку, безусловно, опубликовали бы большим тиражом, а автор получил бы от Рейха какую-нибудь премию.
Увидела свет «Ферма» только в 1945 году, когда не Гитлер, а уже СССР стал главным врагом - «империей зла». Тогда и подобная «правда о коммунизме» перестала считаться пронемецкой пропагандой, а стала здравым предостережением против «социалистических иллюзий» английских рабочих и интеллигентов. Кстати, именно после выхода сказки британские спецслужбы перестали считать Оруэлла, имевшего до этого репутацию «левого», угрозой национальной безопасности. Но отношения Оруэлла с британским Большим Братом на этом не закончились.
Океания - рядом?
Критика неоднократно писала, что сюжет «1984» вплоть до ряда мелких деталей списан из романа «Мы» Замятина. Впрочем, это не сильно скрывал и сам Оруэлл, прочитавший «Мы» за два года до выхода в свет своей антиутопии.
Замятина многое роднит с Оруэллом. В частности, он относится к тому же типу «раскаявшихся» революционеров - социал-демократ в 1905 году, он разочаровывается во всем после ее поражения революции, а роман «Мы» проникнут столь же глубоким пессимизмом по поводу будущего человечества, как и «1984». Единственное, что Оруэлл привнес в сюжет «своего» - это весьма оригинальный язык повествования, до сих пор использующийся в журналистике. Такие термины, как «новояз», «двоемыслие», «пятиминутка ненависти» прочно вошли в наш язык, как бы доказывая, что все эти явления присущи не только гипотетическому «тоталитаризму», но и нашей с вами политической реальности.
Внимательный критик замечает, что Океания Оруэлла имеет больше общих черт с современной ему Британией, чем с Советским Союзом:
«В самом деле, - пишет Исаак Дойчер, - общество, описанное в «1984», воплощает все, что он ненавидел и терпеть не мог в собственном окружении: однообразие и скуку английского промышленного пригорода, «грязное, закопченное и вонючее» уродство которого Оруэлл передал в своем натуралистическом, однообразном, гнетущем стиле; нормирование продуктов и правительственный контроль, которые Оруэлл наблюдал в Англии военного времени; «дрянные газеты, в которых нет почти ничего, кроме спорта, криминала и астрологии, пятицентовые бульварные рассказы, фильмы, пропитанные сексом» и так далее. Оруэлл хорошо знал, что таких газет в сталинской России нет и недостатки сталинской прессы совершенно иного рода… Легко увидеть, какие именно черты партии в «1984» скорее высмеивают английскую партию лейбористов, чем советскую коммунистическую партию. Министерство правды является очевидной карикатурой на лондонское министерство информации военных лет».
Нетрудно заметить, что в романе Оруэлла отсутствуют как раз те черты, которые отличали СССР от государств Запада того времени - бесплатное образование и медицина, поддержка культурного развития масс, ликвидация вопиющего неравенства. Наоборот, против воли автора, общество Океании получилось похожим скорее на общество позднего капитализма. Известный психолог и философ Эрих Фромм пишет, что читатель найдет в «1984» множество «черт современной западной цивилизации, если, конечно, сам сможет переступить через своё «двоемыслие»». Кошмары Океании потому и пугают так интеллигентов современного общества, из которого, казалось бы, призрак коммунизма изгнан окончательно и бесповоротно, что именно в современности человек оказывается бессильным перед монстрами гигантских корпораций или бюрократического государства, предстающими машиной Матрицы, контролирующей все и вся. Идея же революционного освобождения от этой Матрицы, напротив дают надежду среди оруэлловского мрачного кошмара.
Сам Оруэлл не признает родства Океании с Британией, страной «с относительно справедливыми законами, страна, в которой можно доверять официальным сообщениям и статистическим данным». Признавая, что «Англия не является стопроцентной демократической страной. Это капиталистическое государство, сохранившее классовые привилегии (даже теперь после войны, способствовавшей тенденциям к равенству), а также немалые различия в имущественном отношении», он, тем не менее, готов защищать свою родину в качестве общества гораздо лучшего, чем любой «тоталитарный» социализм.
«1984-й» писался, в то время как британская армия утопила в крови народные восстания в Малайе и Греции, после того как бомбы союзников сравняли с землей Дрезден - город без военных целей, где погибло 400 тысяч женщин, детей и стариков. В то время как Индия, Пакистан и Бирма, где Оруэлл служил в колониальной жандармерии, были раздавлены железной пятой британского империализма, не говоря уже об африканских владениях короны, которые останутся под военным и политическим контролем Империи до 1960-х годов. Еще один штрих к портрету «гуманиста» и «борца с тоталитаризмом».
Плагиат
Но вернемся к вопросу о плагиате. Многие знают о родстве «Мы» и «1984», но «Ферма животных» считается оригинальной задумкой Оруэлла. Однако, это не так. В этом случае Оруэлл также черпал вдохновение у другого автора, а именно - неизвестного публициста XIX века, написавшего рассказ
«Скотской бунт». Рассказ приписывается известному историку Николаю Костомарову, поскольку он был найден после смерти среди его бумаг. На деле он, видимо, написан одним из публицистов «охранительного» направления, а не либеральным историком Костомаровым. В рассказе животные также восстают против хозяев, однако, на этот раз пародируется история не СССР, а освободительного движения середины XIX века.
«
Добьемся равенства, вольности и независимости, возвратим себе ниспроверженное и попранное достоинство живых скотов, - обращается к своим соплеменникам бык-революционер, - вернем те счастливые времена, когда скоты были еще свободны и не подпадали под жестокую власть человека. Пусть станет все так, как было в иное блаженное, давнее время: снова все поля, луга, пастбища, рощи и нивы - все будет наше, везде будем иметь право пастись, брыкать, бодаться, играть... Заживем в полной свободе и в совершенном довольстве. Да здравствует скотство! Да погибнет человечество!»
Рассказ был впервые опубликован в 1917 году в правом журнале «Нива» в качестве антибольшевистской агитки. Быки, коровы, волы и лошади в рассказе символизируют крестьянство, свиньи - рабочих, а домашняя птица - интеллигенцию. В отличие от «Фермы животных» хозяевам удается подавить скотский бунт. Крупный скот получает свободу (реформа 1861 года), свиней подавляют силой, а курам и уткам объясняют, что они все равно летать не умеют и на воле не выживут. С наступлением зимы коровы и лошади также вынуждены были вернуться в хлев. Зачинщиков пустили под нож, остальные животные зажили по-прежнему.
Если «Скотской бунт» представляет собой развязную защиту крепостничества и царского деспотизма, то «Ферма животных» - это защита «демократических» деспотизма и эксплуатации «свободного» рынка. Но общая элитаристская, антидемократическая направленность обоих произведений очевидна. Стоит ли повторять, что подобное отношение к народу и есть действительное скотство?
Однако, если анонимный реакционный публицист Империи Романовых был оригинален в своем скотстве, то писатель Империи Виндзоров даже в этом был всего лишь плагиатчиком.
Стукачество
Но плагиат и следование социальному заказу богатых и сильных не исчерпывают картину морального падения Оруэлла. В условиях развернувшейся в послевоенные годы маккартистской охоты за действительным и мнимыми коммунистами, в особенности в сфере культуры и искусства, «борец с тоталитаризмом» принял в ней активнейшее участие. В недавно рассекреченном досье МИ-5 на Оруэлла есть текст его доноса на ведущих британских интеллектуалов того времени - всего великий гуманист вел досье на 130 человек. Вот фрагмент из его доноса на «коммунистов»:
«ЧАПЛИН, Чарльз. (Англо-американец). (Еврей?). РАБОТА: фильмы.
ПРИСТЛИ Дж.Б. РАБОТА: писатель, радиоведущий... Очень симпатизирует коммунизму, возможно, у него есть какие-то связи с коммунистами. Настроен против США.
ШОУ, Дж.Б. РАБОТА: драматург. С коммунистами не связан, но настроен прорусски по всем основным вопросам».
Характеристики, даваемые своим коллегам по работе, не отличаются политкорректностью: «английский еврей», «имеет склонность к гомосексуализму».
Так, поступив на службу в «Министерство Правды» в качестве рядового информационной войны против СССР, Оруэлл через некоторое время оказался и в агентах «Министерства Любви». Коготок увяз - всей птичке пропасть.
Доносы Оруэлла опубликованы газетой «Guardian» в 1996 году, однако это не мешает отечественным журналистам писать об Оруэлле ни полсловом не обмолвившись о его стукачестве. Возможно, они, как и их кумир, считают, что в борьбе с «тоталитарным коммунизмом» все средства хороши?