GLORIA MUNDI Горький на вилле "Улыбка"
Позапрошлый и прошлый века были литературоцентричны.
Писатели становились властителями дум и звёздами эпохи.
Нам даже трудно теперь представить, насколько.
Максим Горький - ныне сброшенный с парохода, самолёта и вертолёта современности - был при жизни мировой знаменитостью в полном значении этого слова.
С молодости, с 1890-х, он переводился на многие языки и издавался непрестанно. Его читали миллионы - без всякого принуждения, жадно. "Горький - эпоха", считала Цветаева. И с нею были согласны тогда все.
Правда, Нобелевской премии, на которую он номинировался пять раз (начиная с 1918 года), Горький так и не получил.
Уже не то было время и не то место.
Зато слава Горького была самой настоящей - и шумной.
Валентина Ходасевич, племянница поэта и замечательный художник театра, с 1916 года дружила с семьёй Горького.
В 1925 году она навестила писателя в Сорренто, на его вилле "Il Sorito" ("Улыбка").
Больше всего Ходасевич поразило отношение итальянцев к Горькому.
Его и в России тоже любили и чтили, но всё же были куда как сдержанны.
Так уж у нас принято: огромные толпы читателей и почитателей собирали лишь похороны знаменитых литераторов (от Некрасова до Есенина и Маяковского).
В частной жизни любимых авторов если и узнавали, то не особенно докучали.
Не то в Италии.
"Популярность Горького у неаполитанцев была столь велика, а любовь их столь экспансивна, что ходить с ним по улицам было почти невозможно. Многие проходящие мимо или увидевшие его из окон магазинов бросались на улицу, хватали его руки, пожимали, целовали, на ходу становились перед ним на колени..."
По улицам решили больше не ходить, а съездить на экскурсию.
"Во время одной из поездок в Неаполь, чтобы спастись от этого (повышенного внимания - С.), увидев извозчика, мы сели в пролётку.
Но экипаж был окружён людьми. Кто-то уже выпряг лошадь, и несколько человек, схватив оглобли, лёгкой рысцой потащили экипаж. Кругом бежали "охранявшие покой синьора Горького" поклонники и во весь голос кричали:"Viva Gorky! Caro! Carino!Che Cello!" (Да здравствует Горький! Дорогой! Дорогуша! Какой красавец!)
Многие вскакивали на подножку пролётки, чтобы хоть на секунду приблизиться к любимому "Illustratissimo scriptore" (знаменитейшему писателю).
Мы уже не слышали друг друга, а Максим ( сын писателя - С.), хорошо говоривший на неаполитанском диалекте, умолял сжалиться над отцом и поскорее отвезти его в гостиницу "Континенталь", где всегда бросали якорь Пешковы".
Смущённый Горький, который собирался показать московским гостям местные красоты, стал просить сына: "Раздобывай автомобиль, задёрни занавески окон, и таким образом мы всех обманем, в том числе самих себя, ибо ничего не будем видеть. Поедем в музей, там потише, а я на всякий случай надвину шляпу до самого носа".
Когда и это не помогло, Горький оставил мысль быть экскурсоводом. Гостей возил по Неаполю на мотоцикле Максим.
Горький вернулся на виллу.
Там во втором этаже, с выходом из кабинета писателя, был большой балкон, откуда виден, как на ладони, Неаполитанский залив и дымящийся Везувий.
Горький, работая весь день (и куря непрестанно), иногда выходил на этот балкон подышать свежим воздухом и полюбоваться морем и Везувием.
Но и сам он скоро стал достопримечательностью - его "можно видеть из сада и с некоторых точек зигзагообразных поворотов дороги, ведущей в Сорренто... Все его знают и, проезжая или проходя, всматриваются: а вдруг повезёт и увидят Горького?
Конечно, владельцы многочисленных роскошных гостиниц Сорренто делают на этом дела - повышают плату за "вид на Горького".
Мирская слава проходит.
Кажется, ни один писатель сейчас не удостоился бы такого бурного почитания, как Горький в Италии.
Только актёры, шоумены, певцы и пр.
У каждого времени свои кумиры.
Писатели становились властителями дум и звёздами эпохи.
Нам даже трудно теперь представить, насколько.
Максим Горький - ныне сброшенный с парохода, самолёта и вертолёта современности - был при жизни мировой знаменитостью в полном значении этого слова.
С молодости, с 1890-х, он переводился на многие языки и издавался непрестанно. Его читали миллионы - без всякого принуждения, жадно. "Горький - эпоха", считала Цветаева. И с нею были согласны тогда все.
Правда, Нобелевской премии, на которую он номинировался пять раз (начиная с 1918 года), Горький так и не получил.
Уже не то было время и не то место.
Зато слава Горького была самой настоящей - и шумной.
Валентина Ходасевич, племянница поэта и замечательный художник театра, с 1916 года дружила с семьёй Горького.
В 1925 году она навестила писателя в Сорренто, на его вилле "Il Sorito" ("Улыбка").
Больше всего Ходасевич поразило отношение итальянцев к Горькому.
Его и в России тоже любили и чтили, но всё же были куда как сдержанны.
Так уж у нас принято: огромные толпы читателей и почитателей собирали лишь похороны знаменитых литераторов (от Некрасова до Есенина и Маяковского).
В частной жизни любимых авторов если и узнавали, то не особенно докучали.
Не то в Италии.
"Популярность Горького у неаполитанцев была столь велика, а любовь их столь экспансивна, что ходить с ним по улицам было почти невозможно. Многие проходящие мимо или увидевшие его из окон магазинов бросались на улицу, хватали его руки, пожимали, целовали, на ходу становились перед ним на колени..."
По улицам решили больше не ходить, а съездить на экскурсию.
"Во время одной из поездок в Неаполь, чтобы спастись от этого (повышенного внимания - С.), увидев извозчика, мы сели в пролётку.
Но экипаж был окружён людьми. Кто-то уже выпряг лошадь, и несколько человек, схватив оглобли, лёгкой рысцой потащили экипаж. Кругом бежали "охранявшие покой синьора Горького" поклонники и во весь голос кричали:"Viva Gorky! Caro! Carino!Che Cello!" (Да здравствует Горький! Дорогой! Дорогуша! Какой красавец!)
Многие вскакивали на подножку пролётки, чтобы хоть на секунду приблизиться к любимому "Illustratissimo scriptore" (знаменитейшему писателю).
Мы уже не слышали друг друга, а Максим ( сын писателя - С.), хорошо говоривший на неаполитанском диалекте, умолял сжалиться над отцом и поскорее отвезти его в гостиницу "Континенталь", где всегда бросали якорь Пешковы".
Смущённый Горький, который собирался показать московским гостям местные красоты, стал просить сына: "Раздобывай автомобиль, задёрни занавески окон, и таким образом мы всех обманем, в том числе самих себя, ибо ничего не будем видеть. Поедем в музей, там потише, а я на всякий случай надвину шляпу до самого носа".
Когда и это не помогло, Горький оставил мысль быть экскурсоводом. Гостей возил по Неаполю на мотоцикле Максим.
Горький вернулся на виллу.
Там во втором этаже, с выходом из кабинета писателя, был большой балкон, откуда виден, как на ладони, Неаполитанский залив и дымящийся Везувий.
Горький, работая весь день (и куря непрестанно), иногда выходил на этот балкон подышать свежим воздухом и полюбоваться морем и Везувием.
Но и сам он скоро стал достопримечательностью - его "можно видеть из сада и с некоторых точек зигзагообразных поворотов дороги, ведущей в Сорренто... Все его знают и, проезжая или проходя, всматриваются: а вдруг повезёт и увидят Горького?
Конечно, владельцы многочисленных роскошных гостиниц Сорренто делают на этом дела - повышают плату за "вид на Горького".
Мирская слава проходит.
Кажется, ни один писатель сейчас не удостоился бы такого бурного почитания, как Горький в Италии.
Только актёры, шоумены, певцы и пр.
У каждого времени свои кумиры.