ПОМЫТЬСЯ В ПАРИЖЕ. 1790 г.
Существует расхожее мнение, что вплоть до изобретения современной канализации жители Западной Европы не блистали по части гигиены, в баню не ходили, только умывались да прыскались духами.
Некая доля истины в этом утверждении есть: общественные бани, которых по образцу восточных много появилось в Европе после Крестовых походов, пришлось закрыть в 16 веке, когда бушевали эпидемии чумы и сифилиса.
Потому каждый за собственной чистотой следил, как мог.
В богатых домах делать это было проще.
Художники игривого рококо обожали изображать соблазнительных красавиц, принимающих ванны.
Или моющих (с помощью не менее соблазнительных служанок) свои белые ножки в тазиках, задрав пышные юбки.
Небогатым жителям перенаселённых городских кварталов соблюдать правила гигиены было сложнее. Тут дело вполне могло ограничиваться умыванием.
Когда Николай Михайлович Карамзин, молодой русский путешественник, начал свой тщательно продуманный маршрут по Европе, во Франции ещё царил "старый режим".
Однако до Парижа наш неторопливый путник добрался лишь в мае 1790 года.
Революция бушевала вовсю, но до якобинского террора было ещё далеко, а "столица мира" блистала всеми благами цивилизации и утончёнными светскими развлечениями.
С молодым восторгом описывая парижские достопримечательности, без устали посещая театры, народные гулянья, кофейни и библиотеки, Карамзин как истинно русский человек не забыл и о банях.
Они тоже нашлись в Париже - где, "как в Греции", было всё.
"Идучи по Дофинскому берегу, увидел я на реке два китайские павильона, узнал, что это бани, сошёл вниз, заплатил 24 су и вымылся холодною водою в прекрасном маленьком кабинете. Чистота удивительная. Во всякий кабинет проведена из реки особливая труба, в которой вода течёт сквозь песок.
Тут же учат плавать; урок стоит 30 су. При мне плавали три человека с отменною лёгкостию".
Это была скорее водная станция и сезонное удовольствие для жарких дней, чем баня.
Но это не всё.
"В Париже есть и тёплые бани, в которые посылают медики больных своих. Самые лучшие и дорогие называются русскими, bains Russes, de vapeurs ou de fumigations, simples et composes (русские бани, паровые или с окуриванием, простые и смешанные)".
Карамзин посетил и их - и не нашёл ничего русского:
"Надобно заплатить рубли два, и вас вымоют, вытрут губками, обкурят ароматами, как у нас в грузинских банях".
Путешественник не зря радовался холодной водичке для купания, очищаемой песком - вода в Сене была грязна, и присоединится к пловцам не было никакого желания.
К тому же не отпускали впечатления от визита в Hotel-Dieu, главную парижскую "гошпиталь".
Эта больница была устроена по типу средневековых монастырских приютов для страждущих - громадные помещения с рядами занавешенных кроватей для больных.
Принцип приёма хворых был тоже монастырский, милосердный - "принимают всякой веры, всякой нации, всякого рода больных и где бывает их иногда до 5 000, под надзиранием 8 докторов и 100 лекарей".
Поскольку тогдашняя медицина мало чем могла помочь несчастным, больше забот приходилось на духовное облегчение страданий и приготовления к смерти.
Тут в свои права вступала церковь:
"130 монахинь августинского ордена служат несчастным и пекутся о соблюдении чистоты; 24 священника беспрестанно исповедывают умирающих или отпевают мёртвых".
Этот конвейер смерти, лишённой интимности, потряс русского путешественника:
"Я видел только две залы и не мог идти далее: мне стало дурно, и до самого вечера стон больных отзывался в моих ушах.
Несмотря на хороший присмотр, из 1 000 всегда умирает 250".
Карамзину ничуть не понравилась такое масштабное и эпидемиологически небезопасное заведение:
"Как можно заводить такие больницы в городе?
Как можно пить воду из Сены, в которую стекает вся нечистота из Hotel-Deau?
Ужасно вообразить! Счастлив, кто выедет из Парижа здоровый!"
В общем, найти местечко, где помыться, в Париже было можно - но и где запачкаться и заболеть, тоже.
Некая доля истины в этом утверждении есть: общественные бани, которых по образцу восточных много появилось в Европе после Крестовых походов, пришлось закрыть в 16 веке, когда бушевали эпидемии чумы и сифилиса.
Потому каждый за собственной чистотой следил, как мог.
В богатых домах делать это было проще.
Художники игривого рококо обожали изображать соблазнительных красавиц, принимающих ванны.
Или моющих (с помощью не менее соблазнительных служанок) свои белые ножки в тазиках, задрав пышные юбки.
Небогатым жителям перенаселённых городских кварталов соблюдать правила гигиены было сложнее. Тут дело вполне могло ограничиваться умыванием.
Когда Николай Михайлович Карамзин, молодой русский путешественник, начал свой тщательно продуманный маршрут по Европе, во Франции ещё царил "старый режим".
Однако до Парижа наш неторопливый путник добрался лишь в мае 1790 года.
Революция бушевала вовсю, но до якобинского террора было ещё далеко, а "столица мира" блистала всеми благами цивилизации и утончёнными светскими развлечениями.
С молодым восторгом описывая парижские достопримечательности, без устали посещая театры, народные гулянья, кофейни и библиотеки, Карамзин как истинно русский человек не забыл и о банях.
Они тоже нашлись в Париже - где, "как в Греции", было всё.
"Идучи по Дофинскому берегу, увидел я на реке два китайские павильона, узнал, что это бани, сошёл вниз, заплатил 24 су и вымылся холодною водою в прекрасном маленьком кабинете. Чистота удивительная. Во всякий кабинет проведена из реки особливая труба, в которой вода течёт сквозь песок.
Тут же учат плавать; урок стоит 30 су. При мне плавали три человека с отменною лёгкостию".
Это была скорее водная станция и сезонное удовольствие для жарких дней, чем баня.
Но это не всё.
"В Париже есть и тёплые бани, в которые посылают медики больных своих. Самые лучшие и дорогие называются русскими, bains Russes, de vapeurs ou de fumigations, simples et composes (русские бани, паровые или с окуриванием, простые и смешанные)".
Карамзин посетил и их - и не нашёл ничего русского:
"Надобно заплатить рубли два, и вас вымоют, вытрут губками, обкурят ароматами, как у нас в грузинских банях".
Путешественник не зря радовался холодной водичке для купания, очищаемой песком - вода в Сене была грязна, и присоединится к пловцам не было никакого желания.
К тому же не отпускали впечатления от визита в Hotel-Dieu, главную парижскую "гошпиталь".
Эта больница была устроена по типу средневековых монастырских приютов для страждущих - громадные помещения с рядами занавешенных кроватей для больных.
Принцип приёма хворых был тоже монастырский, милосердный - "принимают всякой веры, всякой нации, всякого рода больных и где бывает их иногда до 5 000, под надзиранием 8 докторов и 100 лекарей".
Поскольку тогдашняя медицина мало чем могла помочь несчастным, больше забот приходилось на духовное облегчение страданий и приготовления к смерти.
Тут в свои права вступала церковь:
"130 монахинь августинского ордена служат несчастным и пекутся о соблюдении чистоты; 24 священника беспрестанно исповедывают умирающих или отпевают мёртвых".
Этот конвейер смерти, лишённой интимности, потряс русского путешественника:
"Я видел только две залы и не мог идти далее: мне стало дурно, и до самого вечера стон больных отзывался в моих ушах.
Несмотря на хороший присмотр, из 1 000 всегда умирает 250".
Карамзину ничуть не понравилась такое масштабное и эпидемиологически небезопасное заведение:
"Как можно заводить такие больницы в городе?
Как можно пить воду из Сены, в которую стекает вся нечистота из Hotel-Deau?
Ужасно вообразить! Счастлив, кто выедет из Парижа здоровый!"
В общем, найти местечко, где помыться, в Париже было можно - но и где запачкаться и заболеть, тоже.