Великие и сокрушительно грандиозные события не бывают случайны.
"Все французские министры одинаковы. Они расточали деньги, добытые из чужих карманов, чтобы обогатиться самим, и власть их была безграничной: люди из низших классов считались за ничто, и неизбежными результатами этого явились долги государства и расстройство финансов.
Революция была необходима".
Так трезво о Великой французской революции высказался человек, живавший (и весело) в Париже при "старом режиме", королевском, и даже раскрутивший этот режим на один из своих проектов, лотерею типа Спортлото (больше ни один режим на эту удочку не попался).
Это был Джакомо Джироламо Казанова (1725-1798 г.г.), чьи мемуары стали известны в викторианские времена. Они шокировали тогдашнюю чопорную публику и сделали имя автора синонимом непобедимого соблазнителя.
Такая слава, возможно, польстила бы Казанове, но не слишком соответствует истине.
А сам автор всегда претендовал на бОльшее.
БОльшее не получилось.
Проведя всю жизнь в погоне за успехом и в поисках знатного покровителя, венецианец бесконечно терпел неудачи, терял приобретённое, попадал в скандалы из-за своего вспыльчивого нрава, сидел в тюрьмах. Высылался полицией практически из всех европейских столиц за долги, нечестную игру, драки, дуэли и дурную репутацию.
Типичный буйный неудачник, закончивший жизнь в чешской глуши, где над ним, раздражительным старым щёголем, смеялась даже прислуга.
Женщин в его жизни было не больше, чем у других влюбчивых холостяков его легкомысленной эпохи.
Никаким неотразимым соблазнителем он не был и совсем не походил на Дон Жуана (хотя легенда гласит, что при написании либретто для "Дон Жуана" Моцарта именно Казанова выступил консультантом): среди его жертв не было знаменитых красавиц эпохи, коронованных и очень высокородных особ или дам неприступной добродетели, не устоявших перед его обаянием.
Он просто часто влюблялся, и часто безответно - например, лишь тайно вздыхал по недоступно знатной для него герцогине Шартрской, осыпанной прыщами (которые он вызвался лечить).
Женщины не раз разоряли его дотла.
Но он снова влюблялся. Правда, ненадолго.
Женщины правили галантным веком - потому увлекаться женщинами и значило тогда быть сыном века.
При всём амурном усердии, привычном для эпохи, Казанова не собирался быть альфонсом или банальным бабником.
Доктор права (которое он, правда, терпеть не мог и законы нарушал часто), масон, человек с хорошими математическими способностями (он даже издал сочинения по геометрии), он хотел продвинуть некий важный экономический проект.
Либо стать... французским писателем.
В те годы последнее было престижно - всё равно как сейчас стать звездой Голливуда.
Приехав в Париж, итальянец усердно налёг на французский язык, стал писать по-французски стихи и пьесы.
Писатель Кребийон давал ему уроки (избавиться от итальянизмов и итальянского акцента Казанова так никогда и не смог). Но француз тогда особого таланта в ученике не обнаружил.
Даже заметил, что его гладкие и старательные сочинения напоминают красивого кастрата.
Чего-то таки не хватало.
Потому что романы и пьесы Казановы успеха не имели.
Однако свои знаменитые мемуары Казанова таки написал по-французски.
А ещё в 1793 году он отправил горячее письмо Робеспьеру, возмущаясь ужасами террора. Издевался над неологизмами, которые плодила революционная эпоха.
При том, что революцию считал неизбежной.
Старый авантюрист понимал, что старый мир рухнул закономерно, однако новый мир оказался чересчур страшным.
В весёлой Франции без устали работала гильотина, а за год до смерти Казановы пала и навсегда перестала существовать Венецианская республика. Родина.
"Моя соседка Вечность" - писал он, такой одинокий в новом незнакомом мире.
Не предполагая, что его именем двести лет спустя станут называть ночные клубы, бары и бани с девочками.