КОЛЫШКИ умереть в Тележихе
Они жили привольно и сытно.
Растили хлеб, доили коров и сбивали отличное масло, которое шло на экспорт в Великобританию.
Кругом была красота дивная - Алтай.
Патриархальная сельская жизнь кажется почти идиллией в уникальных воспоминаниях Василия Швецова, законченных им в старости, в 1967 году.
Крестьянские мемуары большая редкость.
Зато память крестьянская крепка и конкретна. Ни одна деталь не забыта: что когда случалось, как справлялись с трудностями, что почём покупали.
Там, где кипит жизнь, всегда рядом и смерть. Неизбежное. Об этом Василий Швецов тоже помнит и пишет.
Старики сибирской деревни грядущую свою кончину воспринимали философски, основательно; по древним заветам готовились:
"На моей памяти некоторые старики изготовляли для своих похорон долблёнки - выдолбленные деревянные колоды из лиственницы, дерева очень крепкого. Такие колоды хранили на чердаках, некоторые даже спали в них".
Странным образом вспоминается знаменитая Сара Бернар, которая в те же времена тоже спала в гробу - правда, как раз вопреки традициям, из одной ей понятного каприза, из желания эпатировать публику.
Но со временем и в сибирской деревне отказались от долблёнок, хоронили покойников в обычных гробах, сколоченных из досок.
Сельские кладбища не зря воспевали поэты: это было место тихое и заповедное.
В Тележихе всё было устроено, как в старину и было положено у православных - ограда не позволяла проникнуть к могилам пасущейся скотине, пышных надгробий и оградок не было, ничего не садили. Лишь простые кресты, густая трава, множество полевых цветов да ягод.
"Кладбищенской земляники крупнее и слаще нет", - писала Марина Цветаева. Она, профессорская дочь, быть может, и пробовала эти ягоды, а вот деревенским ребятишкам такое строго запрещалось. Никто не брал этой земляники - ничего у мёртвых отнимать нельзя.
И на склоне лет Василий Швецов помнил все родные могилы: где были "похоронены мой дедушка, отец, семь братьев, восемь сестёр, сын и дочь. Там же покоятся дедушка и бабушка, сестрёнки и братишки моей второй жены".
Вот где подстерегает нас, теперешних людей, непостижимое и страшное.
"Сын и дочь", "сестрёнки и братишки" - это рано умершие дети.
Обычное дело в старину.
Насколько обычное, нам даже представить трудно.
Василий Швецов пишет:
"Раньше похороны пожилых людей или стариков были явлением редким, но не было дня, чтобы не хоронили в какой-либо семье ребёнка".
Выживали не все - но потом жили долго.
Такое вот было утешение.
А на тележихинском кладбище появлялись всё новые и новые детские кресты с иконками. И ещё...
"Кое-где среди крестов виднелись заострённые вверху разного размера колышки - они ставились вместо крестов на могилках умерших ещё не окрещённых ребятишек".
Вот так.
Помнить бы и об этом, ругая современную медицину и тешась "старинными народными средствами" от любых хворей.
Растили хлеб, доили коров и сбивали отличное масло, которое шло на экспорт в Великобританию.
Кругом была красота дивная - Алтай.
Патриархальная сельская жизнь кажется почти идиллией в уникальных воспоминаниях Василия Швецова, законченных им в старости, в 1967 году.
Крестьянские мемуары большая редкость.
Зато память крестьянская крепка и конкретна. Ни одна деталь не забыта: что когда случалось, как справлялись с трудностями, что почём покупали.
Там, где кипит жизнь, всегда рядом и смерть. Неизбежное. Об этом Василий Швецов тоже помнит и пишет.
Старики сибирской деревни грядущую свою кончину воспринимали философски, основательно; по древним заветам готовились:
"На моей памяти некоторые старики изготовляли для своих похорон долблёнки - выдолбленные деревянные колоды из лиственницы, дерева очень крепкого. Такие колоды хранили на чердаках, некоторые даже спали в них".
Странным образом вспоминается знаменитая Сара Бернар, которая в те же времена тоже спала в гробу - правда, как раз вопреки традициям, из одной ей понятного каприза, из желания эпатировать публику.
Но со временем и в сибирской деревне отказались от долблёнок, хоронили покойников в обычных гробах, сколоченных из досок.
Сельские кладбища не зря воспевали поэты: это было место тихое и заповедное.
В Тележихе всё было устроено, как в старину и было положено у православных - ограда не позволяла проникнуть к могилам пасущейся скотине, пышных надгробий и оградок не было, ничего не садили. Лишь простые кресты, густая трава, множество полевых цветов да ягод.
"Кладбищенской земляники крупнее и слаще нет", - писала Марина Цветаева. Она, профессорская дочь, быть может, и пробовала эти ягоды, а вот деревенским ребятишкам такое строго запрещалось. Никто не брал этой земляники - ничего у мёртвых отнимать нельзя.
И на склоне лет Василий Швецов помнил все родные могилы: где были "похоронены мой дедушка, отец, семь братьев, восемь сестёр, сын и дочь. Там же покоятся дедушка и бабушка, сестрёнки и братишки моей второй жены".
Вот где подстерегает нас, теперешних людей, непостижимое и страшное.
"Сын и дочь", "сестрёнки и братишки" - это рано умершие дети.
Обычное дело в старину.
Насколько обычное, нам даже представить трудно.
Василий Швецов пишет:
"Раньше похороны пожилых людей или стариков были явлением редким, но не было дня, чтобы не хоронили в какой-либо семье ребёнка".
Выживали не все - но потом жили долго.
Такое вот было утешение.
А на тележихинском кладбище появлялись всё новые и новые детские кресты с иконками. И ещё...
"Кое-где среди крестов виднелись заострённые вверху разного размера колышки - они ставились вместо крестов на могилках умерших ещё не окрещённых ребятишек".
Вот так.
Помнить бы и об этом, ругая современную медицину и тешась "старинными народными средствами" от любых хворей.