ВЕРБА МОСКОВСКАЯ
Всякий религиозный праздник исполнен глубокого мистического смысла.
Но всякий праздник за века оброс массой занятных обычаев, милых привычек и вполне обыденных забот.
Так и завтрашний - Вход Господень в Иерусалим (Вербное воскресенье), канун Страстной недели - был немыслим в старину без вербных базаров.
Такой базар назывался просто - "верба".
В Москве "вербу" проводили на Красной площади в пятницу и субботу вербной недели.
Дело было поставлено с чисто московским размахом. Сооружались временные торговые палатки - холщовые и деревянные. Они тянулись в пять рядов от Спасской башни до Исторического музея и в ширину занимали половину площади.
Собственно, пучки распушившейся вербы продавали с рук всего в двух местах - у Исторического музея и у собора Василия Блаженного.
А в палатках можно было купить всякую всячину, не всегда впрямую относящуюся к празднику.
Однако пасхальный подарок подобрать было легко - купцы предлагали традиционные лакомства (пряники, конфеты, маковки на меду, лущеные калёные орехи), отрезы тканей, книги, посуду, даже мебель. Можно было обзавестись часами и цепочкой к ним, порыться в букинистических развалах. Публика попроще налетала на бумажные и тряпичные цветы. Тут же продавались рыбки в аквариумах и певчие птицы в клетках.
"Вербу" обожали дети. Для них тут было раздолье. Столько занимательных и чудесных штук!
Во-первых, воздушные шары.
Огромные гроздья разноцветных шаров реяли над головами продавцов, которые расхаживали там же, где и торговцы вербой (есть прекрасная акварель Б.Кустодиева, изображающая такого продавца).
Ребёнку обычно покупали один шарик. Он выбирал любой цвет - синий, белый, красный или зелёный.
Однако настоящий взрыв восторга вызывали попадавшиеся среди публики доброхоты, которые покупали всю пёструю связку. Писатель Н.Д.Телешов сохранил детские воспоминания о том, как щедрый покупатель " к общему удовольствию толпы перерезает нитку у пояса продавца. Вся эта пёстрая куча шаров, получив свободу, мгновенно взвивается ввысь... все смотрят на небо, разиня рот и позабыв, кто куда шёл".
Правда,"многие вслед за этим недосчитываются своих кошельков, часов и бумажников".
Так что бескорыстие отпустившего шарики на волю остаётся под вопросом.
Кроме шаров, на "вербе" дети получали то, что можно купить только раз в году. И только тут!
Знаменитые "морские жители", которые попадаются как чудесный атрибут детства во многих воспоминаниях, представляли собой стеклянную колбочку или пробирку с горлышком, затянутым кусочком резины от того же воздушного шарика. Внутри этого сосуда была вода, в которой при нажатии на резинку кувыркалась стеклянная или восковая фигурка чёртика. Стоило это чудо всего 15-20 копеек.
По утверждению Телешова, "морских жителей " в иное время года нельзя было достать нигде, ни за какие блага. Куда они девались и откуда вновь через год появлялись, публика не знала. Потому они и покупались нарасхват".
Покупали детям и всевозможные свистульки и пищалки, в том числе знаменитые "уйди-уйди". Нравились и разноцветные бумажные "тёщины языки", которые с визгом разворачивались, если в них подуть, и тут же сворачивались .
"Эти тёщины языки были в большом спросе, как и "морские жители", как и маленькие обезьянки, сделанные из раскрашенной ваты. Гуляющая молодёжь - девушки, студенты, гимназисты и всякие юнцы - почти все охотно прикалывали на булавках себе на грудь таких обезьянок с длинными хвостами и весело бродили с ними по базару".
Конечно, черти в пробирках, обезьянки на пальто, прибаутки торговцев и весёлый гам "вербы" ничем не напоминали о серьёзных религиозных смыслах грядущего праздника.
Однако базар, как мы помним, занимал только половину Красной площади.
Что же творилось на другой? Там просто гуляли люди?
Нет, там царила настоящая ярмарка тщеславия:
"Экипажи, в зависимости от погоды и состояния мостовой, - либо сани, запряжённые парой коней, либо коляски и ландо, - следовали медленно, почти шагом, одни за другими, наполненные детьми, но чаще расфранчёнными дамами и даже мужчинами в цилиндрах и котелках.
Образовывалась громаднейшая петля не только во всю обширную площадь, но и за её пределами; одни ехали вперёд, близ рынка, другие назад, по линии торговых рядов, и так кружились часами.
А внутри этой колоссальной петли стояли группами полицейские офицеры в серых пальто. с саблями у бедра и с револьверами на серебристых шнурах... они рисовались перед катающимися нарядными дамами да покручивали усы."
И вот наступал вечер вербной субботы. "Верба" затихала:
"Увозились куда-то остатки товаров, ломались и разбирались ларьки, подметалась замусоренная площадь".
Однако начинались новые хлопоты: близилась Пасха. Снова весёлый торг, снова заботы, нова подарки.
И так без конца.
Но всякий праздник за века оброс массой занятных обычаев, милых привычек и вполне обыденных забот.
Так и завтрашний - Вход Господень в Иерусалим (Вербное воскресенье), канун Страстной недели - был немыслим в старину без вербных базаров.
Такой базар назывался просто - "верба".
В Москве "вербу" проводили на Красной площади в пятницу и субботу вербной недели.
Дело было поставлено с чисто московским размахом. Сооружались временные торговые палатки - холщовые и деревянные. Они тянулись в пять рядов от Спасской башни до Исторического музея и в ширину занимали половину площади.
Собственно, пучки распушившейся вербы продавали с рук всего в двух местах - у Исторического музея и у собора Василия Блаженного.
А в палатках можно было купить всякую всячину, не всегда впрямую относящуюся к празднику.
Однако пасхальный подарок подобрать было легко - купцы предлагали традиционные лакомства (пряники, конфеты, маковки на меду, лущеные калёные орехи), отрезы тканей, книги, посуду, даже мебель. Можно было обзавестись часами и цепочкой к ним, порыться в букинистических развалах. Публика попроще налетала на бумажные и тряпичные цветы. Тут же продавались рыбки в аквариумах и певчие птицы в клетках.
"Вербу" обожали дети. Для них тут было раздолье. Столько занимательных и чудесных штук!
Во-первых, воздушные шары.
Огромные гроздья разноцветных шаров реяли над головами продавцов, которые расхаживали там же, где и торговцы вербой (есть прекрасная акварель Б.Кустодиева, изображающая такого продавца).
Ребёнку обычно покупали один шарик. Он выбирал любой цвет - синий, белый, красный или зелёный.
Однако настоящий взрыв восторга вызывали попадавшиеся среди публики доброхоты, которые покупали всю пёструю связку. Писатель Н.Д.Телешов сохранил детские воспоминания о том, как щедрый покупатель " к общему удовольствию толпы перерезает нитку у пояса продавца. Вся эта пёстрая куча шаров, получив свободу, мгновенно взвивается ввысь... все смотрят на небо, разиня рот и позабыв, кто куда шёл".
Правда,"многие вслед за этим недосчитываются своих кошельков, часов и бумажников".
Так что бескорыстие отпустившего шарики на волю остаётся под вопросом.
Кроме шаров, на "вербе" дети получали то, что можно купить только раз в году. И только тут!
Знаменитые "морские жители", которые попадаются как чудесный атрибут детства во многих воспоминаниях, представляли собой стеклянную колбочку или пробирку с горлышком, затянутым кусочком резины от того же воздушного шарика. Внутри этого сосуда была вода, в которой при нажатии на резинку кувыркалась стеклянная или восковая фигурка чёртика. Стоило это чудо всего 15-20 копеек.
По утверждению Телешова, "морских жителей " в иное время года нельзя было достать нигде, ни за какие блага. Куда они девались и откуда вновь через год появлялись, публика не знала. Потому они и покупались нарасхват".
Покупали детям и всевозможные свистульки и пищалки, в том числе знаменитые "уйди-уйди". Нравились и разноцветные бумажные "тёщины языки", которые с визгом разворачивались, если в них подуть, и тут же сворачивались .
"Эти тёщины языки были в большом спросе, как и "морские жители", как и маленькие обезьянки, сделанные из раскрашенной ваты. Гуляющая молодёжь - девушки, студенты, гимназисты и всякие юнцы - почти все охотно прикалывали на булавках себе на грудь таких обезьянок с длинными хвостами и весело бродили с ними по базару".
Конечно, черти в пробирках, обезьянки на пальто, прибаутки торговцев и весёлый гам "вербы" ничем не напоминали о серьёзных религиозных смыслах грядущего праздника.
Однако базар, как мы помним, занимал только половину Красной площади.
Что же творилось на другой? Там просто гуляли люди?
Нет, там царила настоящая ярмарка тщеславия:
"Экипажи, в зависимости от погоды и состояния мостовой, - либо сани, запряжённые парой коней, либо коляски и ландо, - следовали медленно, почти шагом, одни за другими, наполненные детьми, но чаще расфранчёнными дамами и даже мужчинами в цилиндрах и котелках.
Образовывалась громаднейшая петля не только во всю обширную площадь, но и за её пределами; одни ехали вперёд, близ рынка, другие назад, по линии торговых рядов, и так кружились часами.
А внутри этой колоссальной петли стояли группами полицейские офицеры в серых пальто. с саблями у бедра и с револьверами на серебристых шнурах... они рисовались перед катающимися нарядными дамами да покручивали усы."
И вот наступал вечер вербной субботы. "Верба" затихала:
"Увозились куда-то остатки товаров, ломались и разбирались ларьки, подметалась замусоренная площадь".
Однако начинались новые хлопоты: близилась Пасха. Снова весёлый торг, снова заботы, нова подарки.
И так без конца.