Это, наверное, самый знаменитый русский пасхальный натюрморт.
Всё здесь, как мы любим: домашний уют, праздничный стол и неяркий ещё свет раннего утра.
Радость разговения это награда за дни сосредоточения и воздержания.
Тут и куличи, и творожная пасха, и разноцветные яйца, и окорок, и апельсины.
И несъедобное, но отрадное - кудри гиацинтов весенней выгонки.
Русское пасхальное утро во всей красе.
Между тем автор картины вовсе и не русский человек.
И не православный.
Хотя всё тут у него от всей души и совсем как у очень русского (при всей тяге к модным иностранным словечкам) Игоря-Северянина (он именно так писал свой псевдоним!):
Гиацинтами пахло в столовой,
Ветчиной, куличом и мадерой,
Пахло вешнею Пасхой Христовой,
Православною русскою верой.
Пахло солнцем, оконною краской
И лимоном от женского тела,
Вдохновенно-весёлою Пасхой,
Что вокруг колокольно гудела.
Колокольный сияющий Звенигород от того же художника, что сам не русский, но писал очень русское:
Это Станислав Жуковский.
Польский шляхтич из Гродненской губернии, из очень патриотичной польской семьи.
Учился он в Белостоке, в реальном училище.
Запомним это здание в провинциально-классическом вкусе - такие нашему герою всегда очень нравились:
Сейчас оно ещё больше похоже на то, что Жуковский так любил - колонны появились с балконом.
Лицей, да ещё имени короля Сигизмунда Августа:
Рисование в этом училище преподавал москвич Сергей Южанин (а вот это уже не псевдоним, а фамилия).
Заметив склонность ученика к пейзажу и явный талант, именно Южанин сагитировал Станислава отправиться учиться не в Краков, а в Москву.
И тот буквально бежал из дому.
Отец, пан Юлиан, был в ярости: он не хотел для сына ни сомнительной карьеры «мАляржа», ни тем более Москвы.
Тут по канонам байопиков должны бы последовать описания тернистого пути бедолаги, его мытарств и жизненных передряг.
Но их у Жуковского не было.
Учился он прекрасно, рано начал выставляться.
А какие отличные были учителя!
Особенно важной оказалась встреча с гением русского пейзажа Исааком Левитаном:
Пусть тогдашних московских пейзажистов, включая Жуковского, и называют русскими импрессионистами.
Но уроки Левитана для Жуковского открыли главное: важно не только оставить яркое впечатление, не только уловить мерцание воздуха и мимолётность быстротекущего мига жизни.
Важно найти ещё и тот мотив, что отзовётся в душе, тронет её потаённые, заветные струны.
И Жуковский такие мотивы находит.
Свои!
Он пишет заброшенную усадьбу, занесенную снегом и облитую холодным светом полнолуния:
Неудивительно, что картину сразу приобрела Третьяковская галерея.
Вообще всё складывалось у молодого художника довольно ладно.
Он быстро нашёл собственную манеру - эмоциональную, смелую, броскую:
И - как учил Левитан - свои мотивы.
Скудеющие дворянские усадьбы и драма их запустения - вот что можно было бы назвать общим местом русской культуры на пороге ХХ века.
Можно, если бы за это не брались такие невероятно талантливые люди.
Как Чехов и Бунин. Это в литературе.
И живописцы - Виктор Борисов-Мусатов:
Константин Сомов:
Станислав Жуковский тоже начал писать старинные усадьбы.
Писать с восторгом - он ведь сам в таком поместье вырос.
Может, потому и не стал, как другие мастера, населять свои пейзажи призраками прошлого - дамами в старинных нарядах и романтическими мечтателями.
Его усадьбы такие, какими он видел их здесь и сейчас.
Работал всегда с натуры, быстро и увлеченно:
И нравились эти поместья ему именно такими забытыми и тихо дряхлеющими.
«Заброшки», как теперь говорят:
С неметёными дорожками, с запущенными садами:
С террасами, усыпанными палой листвой:
Ослепительный солнечный свет и пронзительная чистота вольного воздуха завораживали его.
Ненастья он не любил.
Даже серый денёк у него ни капли не уныл.
Просто пахнет весной:
Ведь проталины обещают скорое буйство юной зелени:
А минор у Жуковского - это лунный свет.
И этот странный одинокий дом, в котором светится одно лишь окно:
Раз уж мы начали с пасхального натюрморта, то да - и натюрморты Жуковский тоже писал.
Причём не как специально разложенные и сгруппированные предметы, а как естественную часть всей картины мира.
Часть пейзажа, интерьера, человеческой повседневности.
Вот летнее чаепитие в русской усадьбе:
А ещё интерьеры усадебные он писал - полные света, с распахнутыми окнами:
Окно, открытое в весну - его любимый мотив (уроки Левитана!):
Усадьбы Жуковский предпочитал самые скромные - с дощатыми стенами и старой неуклюжей мебелью:
Ему хотелось (он так и говорил), чтобы было в его картинах нечто пушкинское - непринуждённое и неотразимое.
Эта комната - разве не комната пушкинской Татьяны?
И сквозь волнистые туманы пробирается луна:
Пейзажи Жуковского как понравились публике с самого начала, так и продолжали нравиться:
Картины охотно раскупали.
Коммерческим чутьём художник обделён не был.
Вдобавок открыл частную художественную школу.
И знаете, кто у него в этой школе готовился к поступлению в Училище живописи, ваяния и зодчества?
Некто Владимир Маяковский.
А ещё аристократы и промышленники стали приглашать художника запечатлеть их вполне ухоженные и комфортабельные усадьбы.
Эти интерьеры уже не так хороши, на мой вкус:
Впрочем, и богатые дома у Жуковского чаще всего выглядели такими же непарадными, как и скромные.
Они залиты светом и пёстры от древесной тени:
А чтобы нарядный интерьер не выглядел чересчур конфетным, художнику нужно было лишь открыть окно в синеву ночи:
Или дверь в летнее сияние сада:
Это Брасово, имение младшего брата императора, великого князя Михаила Александровича.
И его красавицы-жены Натальи (урождённой Шереметьевской, затем Мамонтовой, затем Вульферт; заказ Жуковскому был дан, когда скандальный брак великого князя был наконец признан):
Вот такие были у Жуковского заказчики.
Он стал очень модным художником.
Дорогим.
То есть дела шли как нельзя лучше.
Сам же Станислав Юлианович отличался замкнутым, крайне сдержанным нравом. В политику не лез.
Увлекался охотой, в том числе медвежьей. Шляхетская закваска, шляхетские ухватки.
Пользовался успехом в дам, и немудрено:
Так продолжалось до революции.
И вдруг всё пошло кувырком.
Правда, Жуковский не запаниковал.
Он включился в работу по охране памятников старины.
Участвовал в превращении имения Кусково в музей.
А заодно писал там дворцовые интерьеры:
Картины Жуковского продолжали покупать.
И они были так же хороши:
Персональная выставка художника 1921 года очень понравилась публике.
Зато критика разнесла её в пух и прах - какое может быть любование дворянскими гнёздами в разгар революции?
Это был первый звоночек.
А тут бытовые трудности, "уплотнение" в квартире.
Прежний образ жизни было не вернуть.
Жуковский решил уехать.
И ему было куда ехать - на родину!
В Польше в 1920-е годы дела у Жуковского тоже шли недурно.
Он преподавал, выставлялся (даже в Париже) - и много писал.
В том же духе писал, как привык в Москве.
Ведь в Польше тоже лежат снега:
Текут тихие реки, и леса золотит закат:
И дворянские гнёзда полны того же очарования, стоит лишь открыть окно:
В 1930-е экономические трудности заставили заказчиков Жуковского умерить меценатский пыл.
Им стало не до живописи.
Конец художника был страшен: арестованный нацистами в Варшаве в разгар восстания 1944 года, он погиб в концлагере Прушкув.
Но разве пасхальный звон не обещает жизнь вечную?
Ещё один натюрморт в интерьере от Станислава Жуковского:
Снова Пасха.
Снова много солнца.
И пора открыть окно