МИРСКАЯ СЛАВА
Слава приходит и уходит.
Бывает, меркнет, а потом разгорается.
Может вернуться даже лет через сто.
Или угаснуть сразу - и навсегда.
В прошлом и позапрошлом веке чаще прочих становились властителями дум и звёздами эпохи писатели.
Просто купались в славе.
Нам даже трудно теперь представить, что так было.
Максим Горький ныне сброшен с парохода, самолёта и вертолёта современности.
А ведь был при жизни мировой знаменитостью.
В самом полном значении этого слова.
С молодости, с 1890-х, он беспрестанно печатался.
Переводился на многие языки и издавался по всему свету.
Его все и всюду знали.
Вот он в Америке на обеде с Марком Твеном:
Читали его миллионы - без всякого принуждения, жадно.
"Горький - эпоха", считала Цветаева.
И с нею были согласны тогда все.
Правда, Нобелевской премии, на которую он номинировался пять раз (начиная с 1918 года), Горький так и не получил.
Не то время и не то место.
Зато слава Горького была самой настоящей - и шумной.
Художница Валентина Ходасевич, племянница известного поэта, ещё в 1916 году подружилась с семьёй Горького.
С семьёй в таком составе:
Ходасевич ещё в России написала этот портрет, который Горькому очень нравился:
Хотя дружила Валентина больше с младшим поколением, которое ей по возрасту подходило - с сыном писателя Максимом и его женой Надеждой по прозвищу Тимоша:
Сама Ходасевич в этой весёлой компании тоже получила прозвище - Купчиха (она любила модные тогда шали, как цветастые, так и ложноклассические).
В 1925 году она навестила своих друзей Пешковых в Сорренто, на вилле "Il Sorito" ("Улыбка").
Вилла прекрасна до сих пор - вот этот домик с цитрусово-жёлтыми стенами:
Горький как знаменитость и состоятельный человек всегда жил в отличных местах и красивых домах.
Дом этот постоянно был полон гостей.
Некоторые задерживались тут надолго. Иногда на годы.
Скажем, как поэт Владислав Ходасевич.
Здесь он с Тимошей Пешковой.
А весёлая дама с папироской и собачкой - как раз Валентина Ходасевич:
Несмотря на то, что люди вокруг Горького собирались очень разные и сложные, на вилле Улыбка было всегда весело.
Горький и сам был не прочь подурачиться:
Но больше всего во время того итальянского визита Валентину Ходасевич поразило отношение местных жителей к Горькому.
Горького в России тоже любили и чтили, но всё же были куда как сдержаннее.
Так уж у нас принято: огромные толпы читателей и почитателей собирали лишь похороны знаменитых литераторов.
От Некрасова до Есенина.
Или Маяковского:
А так любимых авторов если и узнавали на улице, то не особенно им докучали.
Фанатство ещё не приняло крайних форм.
Не то в Италии.
Ходасевич вспоминала:
"Популярность Горького у неаполитанцев была столь велика, а любовь их столь экспансивна, что ходить с ним по улицам было почти невозможно.
Многие проходящие мимо или увидевшие его из окон магазинов бросались на улицу, хватали его руки, пожимали, целовали, на ходу становились перед ним на колени..."
Ещё бы не любить им Горького: ведь это всё были практически его герои.
Труженики и босяки.
Да и "Сказки об Италии" уже написаны:
Игорь Северянин тогда призывал:
Прислушайтесь: в Сорренто и на Капри
Ещё хрустальные сочатся капли
Ключистого таланта босяка.
Прекрасные неаполитанки-прачки:
Изготовители макарон:
А тут макароны уже едят без лишних церемоний - прямо на улице и руками:
Неаполь тех лет был невероятно живописен, хотя без всякого лоска (впрочем, в фильмах неореалистов он точно такой же):
Или такая типичная неаполитанская улица:
Публики было повсюду много.
В те времена шумные толпы на городских улицах были обычным делом:
И народ всё непосредственный, голосистый, темпераментный:
Так что гости, ошарашенные реакцией неаполитанцев на Горького, пешком с ним решили по больше никуда не ходить.
Зато задумали съездить на обзорную экскурсию.
Посмотреть на достопримечательности - "да, город пышный и прекрасный Неаполь":
Но с экскурсией тоже не задалось.
"Во время одной из поездок в Неаполь, чтобы спастись от этого (повышенного внимания толпы - С.), увидев извозчика, мы сели в пролётку".
Неаполитанские коляски:
Но и экипаж был тут же окружён людьми!
"Кто-то уже выпряг лошадь, и несколько человек, схватив оглобли, лёгкой рысцой потащили экипаж».
Кругом бежали "охранявшие покой синьора Горького" поклонники и во весь голос кричали:
- Viva Gorky! Caro! Carino! Che Cello! ( Т. е. Да здравствует Горький! Дорогой! Дорогуша! Какой красавец!)"
А что, красавец хоть куда:
Или вот ещё красавец.
Кстати, тут очень заметно, насколько в периоды обострений болезнь - туберкулёз - буквально съедала Горького:
Поездка в экипаже между тем продолжалась:
"Многие вскакивали на подножку пролётки, чтобы хоть на секунду приблизиться к любимому "Illustratissimo scriptore" (знаменитейшему писателю).
Мы уже не слышали друг друга, а Максим ( сын писателя - С.), хорошо говоривший на неаполитанском диалекте, умолял сжалиться над отцом и поскорее отвезти его в гостиницу "Континенталь", где всегда бросали якорь Пешковы":
Смущённый Горький, который собирался показать гостям из России местные красоты, стал просить сына:
"Раздобывай автомобиль, задёрни занавески окон, и таким образом мы всех обманем, в том числе самих себя, ибо ничего не будем видеть.
Поедем в музей, там потише, а я на всякий случай надвину шляпу до самого носа".
Когда и это не помогло, Горький оставил мысль быть экскурсоводом.
Гостей потом возил по Неаполю на мотоцикле Максим.
А Горький вернулся на виллу.
Там во втором этаже, с выходом из кабинета писателя, был большой балкон, откуда виден, как на ладони, Неаполитанский залив.
Вот этот вид сегодня:
Горький, работая весь день (и куря непрестанно), иногда выходил на этот балкон подышать свежим воздухом и полюбоваться морем и Везувием.
Или сидел на этой террасе:
Но и тут он скоро стал достопримечательностью!
Поскольку его "можно видеть из сада и с некоторых точек зигзагообразных поворотов дороги, ведущей в Сорренто...
Все его знают и, проезжая или проходя, всматриваются: а вдруг повезёт и увидят Горького?"
Не зевали и предприниматели:
"Конечно, владельцы многочисленных роскошных гостиниц Сорренто делают на этом дела - повышают плату за "вид на Горького".
Даже так.
Но мирская слава проходит.
Кажется, ни один писатель сейчас не удостоился бы такого бурного почитания, как Горький тогда в Италии.
У каждого времени свои кумиры.