ЕЩЁ И СИНИЙ ГЕОРГИН
Из всех осенних цветов георгин всегда был для меня самым непонятным.
Напоминал лишь о букетах, какие приносят в школу 1 сентября.
Неинтересный.
Не нравился.
Казался скучно симметричным, похожим на аккуратный помпон.
Особенно рядом с мило растрёпанными астрами и фантастическими вертикалями гладиолусов.
Рядом с розами.
Только на этом портрете работы Карла Брюллова он впервые - опять же для меня - оказался главным героем.
Наконец-то красавцем.
Разве не хорош?
Портрет типично салонный.
Из тех, что ругательски ругал в начале прошлого века Александр Бенуа как безвкусные, крикливые и жеманные.
Бенуа был, конечно, натурой увлекающейся. В духе своего времени.
Брюллова просто топтал с прискоком.
Извинял только брюлловские портреты графини Юлии Самойловой - за её, графини, «сатанинскую прелесть».
Но в этой девушке с георгином тоже есть нечто сатанинское - и тоже жгуче-южное, что Брюллов так любил.
Может, и побольше в ней чёрта, чем в вальяжной толстушке Самойловой.
Тонкая и прямая она, как стрела, как стебель георгина.
В ослепительном луче утреннего солнца, который уже предельно резок, но ещё не жжёт.
Девушка и чудо-цветок пристально смотрят друг другу в лицо.
И глупый пёс тоже на цветок уставился, не мигая. Ему-то к чему?
Есть что-то сказочное и зачарованное в этой сцене. И сад тут волшебно-мрачный (сады Черномора?), и красавица, и цветок аленький, «которого не было краше на белом свете».
Цветок, который сам любуется чудо-девой.
Потом было и у Фета:
Вчера - уж солнце рдело низко -
Средь георгин я шёл твоих,
И как живая одалиска,
Стояла каждая из них.
Как много пылких или томных
С наклоном бархатных ресниц,
Весёлых, грустных и нескромных
Отвсюду улыбалось лиц!
Девушка у Брюллова, впрочем, самая обыкновенная.
Ничего в ней не было замечательного, кроме того, что она была молода, богата и красива.
Софья Андреевна Шувалова, в замужестве Бобринская (1829-1912).
Брюллов и самый обыкновенный её портрет написал, без всяких чудес:
И её цветок ведь тоже самый обыкновенный георгин.
Когда писался портрет Шуваловой (1849), георгины ещё были в большой моде.
Певцом их был, например, мастер роскошных букетов датчанин Йохан Лоренц Йенсен:
Звали эти цветы вообще-то во всём мире совсем иначе.
Не георгин, а далия.
Мексиканский цветок с причудливым ацтекским именем кокошочитль переименовали в далию в 1791 году - в честь шведского ботаника Андерса Даля.
Так что родом георгин экзотический американец (тут он рядом с экзотическим ананасом):
«Далия» звучит вполне благозвучно.
Хотя сразу вспоминается крикливая и энергичная тётя Далия шалопая Вустера из книжек Вудхауза.
А зачем второе имя - георгин?
Георгины по Европе разошлись в начале XIX веке и очень понравились (были они и в цветнике императрицы Жозефины, большой любительницы ботаники).
Они непременно украшали букеты; и просто георгиновые букеты ценились:
Когда же они попали в Германию в 1803 году, дотошный директор Берлинского ботанического сада Карл Вильде обнаружил, что далия уже существует, и это другое и не такое эффектное растение.
Тогда он назвал цветок георгином в честь своего недавно умершего друга, российского ботаника и географа Иоганна Готлиба Георги.
Это название и привилось у нас в России.
На некоторое время, как тогда было принято, увлечение приняло бурные формы - началась георгиновая лихорадка.
Создатели новых сортов озолотились.
Георгины у неистового романтика Эжена Делакруа:
Георгины пестрели в середине XIX века буквально во всех садах.
Потому европейский высший свет объявил этот цветок простоватым и плебейским.
Мода жестока.
Георгин перестал изумлять и казаться романтичным.
Зато его очень полюбили импрессионисты - даже не столько в букетах, сколько в высоких пышных кустах, усыпанных яркими цветами.
"Георгины в саду Пти-Женвилье" Гюстава Кайботта:
Ценил георгины и страстный поклонник садов и всего цветущего Клод Моне.
Не только писал, но и разводил.
У него в его знаменитом саду в Аржантёе была их целая куртина :
Когда художник писал эту картину, у него гостил друг, Огюст Ренуар.
Он взял и написал Моне, который как раз эту картину пишет (видна вдали та же позирующая Моне пара).
Редкий случай - два выдающихся художника одновременно пишут одно и то же, только с разных точек:
Деревенский букет с георгинами и подсолнухами тоже от Ренуара:
Поклонником георгинов был и реалист Анри Фантен-Латур.
Тут очень хорошо видно, какие типы и сорта были в ходу в те времена:
Его же георгины, теперь в вазе:
Позже георгины перестали казаться такими уж идиллическими и простодушными.
Поль Гоген увидел в них мрачноватую и диковатую красоту:
А эго-футурист Игорь Северянин вообще усадил георгинами обочину дороги туда, откуда «назад дороги не найти».
И тень таинственной девы снова возникает, какой-то Регины:
Когда поблекнут георгины
Под ало-желчный лесосон (сон леса это! - С.),
Идите к домику Регины
Во все концы, со всех сторон.
Советские художники тоже георгины изображали, но без успеха.
Ах да, ещё же есть синий георгин!
Вернее, нет. Не бывает таких никогда.
Разве что тёмно-фиолетовый.
Или безбожно подкрашенный.
А «Синий георгин» (в подлиннике, разумеется, «Синяя далия») - это классический американский нуар 1946 года.
Показать в чёрно-белом кино синий георгин ничего не стоит:
Но вообще-то дело там не в цветах и букетах.
«Синий георгин» - название сомнительного ночного клуба.
Это романтическое название заведению придумал Рэймонд Чандлер - автор «крутых» («круто сваренных», как говорят американцы) детективов, написанных так стильно, как детективы писать не принято - и известный сценарист.
Один из блистательных американских алкоголиков золотой эры Голливуда:
Правда, когда он взялся писать «Синий георгин», то как раз с пьянкой завязал.
Решил начать новую жизнь и взялся за работу бесплатно, просто для друга-продюсера.
Но, как часто бывает у завязавших, совершенно не писалось. Вот никак.
Тогда Чандлер потребовал плату - ящик виски.
Употребил.
Ушёл в запой.
Когда оттуда вышел, работа наконец пошла - привычно и как по маслу.
Так что всё есть в «Синем георгине» - и запутанная интрига, и предательство, и криминал, и порочные красотки, и роль для прелестной и вздорной Вероники Лейк.
Которую Чандлер терпеть не мог, но которая подарила миру знаменитую причёску, закрывающую один глаз:
Несмотря на большой голливудский опыт Чандлера, это был его первый оригинальный сценарий.
Парадокс - он адаптировал для кино романы других писателей. «Незнакомцев в поезде» Патриции Хайсмит для Хичкока, например.
Писал для кино в соавторстве.
А вот сценарии по его собственным романам делали совсем другие люди.
Его «Большой сон» для кино переписал Фолкнер.
Зато «Синий георгин» был весь его - от начала до конца.
Сценарий номинировали на «Оскар».
Успех фильма был полный.
Пить и впадать в депрессию Чандлер продолжил.
Как всегда.
Не зря на куртуазном языке цветов георгин означает - при крепости жизненных сил - каприз и непрочность уз.
А на вид цветок такой солидный!
Вполне подходит для букета директору школы.