Фотография великое и долгожданное изобретение.
Великое в самых разных отношениях.
Даже в том, что она позволила человечеству трезво посмотреть на себя со стороны.
Врут глаза, врёт воображение, врут зеркала.
А вот фотография не врёт.
Несмотря на ретушь (в старину) и фотошоп (сейчас).
Эти ухищрения очень видны и главного не меняют.
Первые фотографии были для людей шоком: «Так похоже - до ужаса!»
Прежде-то художники могли спокойно приврать, польстить или просто неумело и неточно изобразить.
И вдруг всё стало возможным узреть во всех подробностях, даже не всякому наблюдателю заметных. Какое есть!
Ни один человеческий глаз не видит так безжалостно, с такой дьявольской резкостью, как глаз объектива.
Считаю, и на моду фотография повлияла.
Сфотографированные наряды выглядели на первых снимках слишком уж натуралистично.
В них оказалось чересчур много мятых тканей, нелепых деталей и комичных аксессуаров.
То, что выглядело и эффектно на модных гравюрах, на фотографиях скорее коробило и смешило.
С 1850-х (тогда фотография стала делом общедоступным) мода вынуждена считаться с тем, как она выглядит на снимках.
И стало ясно, что не смешна и не смотрится дурацкой через 5 лет лишь та мода, которая уместно и не безобразно «сидит» на большинстве человеческих фигур.
Самых обыкновенных, а не модных, не из мечты, не таких, каких и на свете не бывает.
В иные эпохи случались просто категорические расхождения воображаемого идеала и реальности.
Когда приходилось всем носить то, что модно - но то, что идёт лишь двоим из тысячи.
Ведь мода - тиран!
И фотография это безжалостно фиксировала.
Самый разительный пример такого тиранства - мода «ревущих» 1920-х, эпохи джаза.
Тогда внезапно стал самым востребованным чрезвычайно редкий тип женской фигуры.
Дама должна была иметь сложение мальчика-подростка. Причём не абы какого - не спортивного забияки или коренастого крепыша - а невероятно высокого и худенького. Таких тогда называли «фитиль».
Девушек, кажется, фитилями и не называли - за неимением таковых девушек.
То есть не надо заметных ни бёдер, ни груди, ни талии.
Всё узенькое и бесконечно удлинённое.
И крошечная головка, подстриженная тоже под мальчика, но очень хорошенькая и женственная.
Редчайшая редкость такая девушка (прообраз будущих модельных форм, только ещё радикальнее).
Всё это очень красиво смотрелось в журнальной графике стиля ар деко.
Искусство модного рисунка тогда было на большой высоте - как и изящнейшие, тончайшего вкуса работы кутюрье.
Загляденье ведь такие наряды в журнале (и загляденье невозможные пропорции дам, немыслимо крошечные головки и невероятно миниатюрные ножки):
Но когда всё это шилось для обычных стройных девушек - не "гарсонок", не со змеиными головками и бесконечными ногами - получалось нечто другое:
А ведь это не просто девушки.
Это модели показывают последние фасоны.
Просто девушки-модницы выглядели так:
Планируемая удлинённость всего и вся в реале сплющивалась, как на издевательском зеркале в популярном тогда аттракционе «комната смеха».
Обычное же платье обычной женщины напоминало скорее некий мешок:
Впрочем, женщины и тут не вполне обычные - жена и дочка «престолоблюстителя Российской империи» великого князя Кирилла Владимировича (он и его наследник тут же).
Таков он, коварный взгляд фотообъектива.
То ли дело в старину, когда высоких персон запечатлевали живописцы!
Они знали, как подать натуру похоже.
Но при этом красиво.
Одним из самых знающих был уроженец Штирии, переписавший всех современных ему светских красавиц и важных дам Европы - Франц Ксавер Винтергальтер (1805-1873; сейчас пишут Винтерхальтер, но раз речь о моде, где нет такой вещи, как бюстхальтер, то пусть зовётся по-старинному).
Сходство он подмечал прекрасно - все заказчицы узнавали себя с удовольствием.
Вот светская львица европейского размаха Елизавета Александровна Барятинская (1826-1902) - знаменитая «княгиня Бетси».
У неё был лучший повар в Петербурге, лучшие вина - и она давала самые лучшие и пышные балы.
Винтергальтер, 1857:
Хороша!
Теперь её фотография той же поры:
Сходство с портретом несомненно.
Шикарный наряд налицо, хотя не так воздушен и элегантен, как у Винтергальтера.
Не такая свободная и непринуждённая поза.
Волосы раза в два реже.
Фигура более коренастая и широкоплечая.
Носик подлиннее, губки не так милы, взгляд не так глубок.
Общий вид тривиальнее.
Надо ли удивляться, что даже искусно ретушированной фотографии красавицы предпочитали портрет кисти Винтергальтера и ему подобных.
«Да, мы именно такие. Не совпадает с фоткой? Но художник так видит!»