ЛЕТОМ В МАРИЕНБАДЕ
Когда человек заболевает, он идёт к врачу.
А тот посылает пациента на анализы и всякие обследования, прописывает медикаменты; если совсем плохо - пожалуйте в стационар.
Лет двести назад люди хворали точно так же, а вот медицина была иной.
Конечно, порошки и соли доктора принимать советовали, но главный совет был для всех один: вОды!
Ехать за границу на курорт!
В могучую силу минеральных вод верили свято, потому курорты при источниках процветали.
Вот Евгений Онегин.
Он страдал затяжной депрессией на почве хандры и неудавшейся личной жизни.
Это было всем заметно. И что же? -
"Все шлют Онегина к врачам,
Те хором шлют его к водам".
На одних и тех же водах лечили лихорадку, несварение желудка, сердечную недостаточность, почечуй и вообще практически все болезни из медицинской энциклопедии.
"Кроме воды в колене", как сказал бы герой Джером Джерома.
Но, быть может, и её тоже.
Потому немудрено, что русский писатель Иван Гончаров по требованию врачей отправился на модный немецкий курорт Мариенбад (теперь это чешские Марианские лазни).
Отправился лечить свою больную печень.
И ещё был у него чисто онегинский диагноз - "давнишняя и постепенная потеря надежд на что-нибудь в будущем".
Депрессия.
Меланхолия по-старинному.
Лечение началось.
Если питьё определённой минеральной воды и в наше время уместно для лечения печени, то вот ванны...
Впрочем, большинство писателей и чиновников 19 века почти поголовно страдали от геморроя.
А Гончаров был и тем и другим (и литератором, и чиновником-цензором) - и весьма усидчивым.
Так что писателю прописали ванны и водные, и грязевые. Через день то то, то другое.
Торфяные грязи особенно поразили русского пациента:
"Грязь так черна, как дёготь, и так густа, что надо с некоторым усилием продавить в ней себе место, чтоб сесть; опускаешься точно в болото.
Зато тепло, 27 градусов, и притом она немного щиплет кожу".
Гончаров жалуется, что, выйдя из ванны, озабочен "вытаскиваньем комков, прутиков и мелких камешков, которые набьются ВЕЗДЕ; да и сидя в ванне, занимаюсь вытаскиваньем из-под себя всякой дряни, т.е. камней и щепочек".
Отмываться приходилось долго: "Задиг (герой Вольтера, житель воображаемого Вавилона - С.) и Элькан (не знаю, кто это, но тоже явно экзотический человек - С.) во всю жизнь не переносили на себе столько грязи, сколько бывает у меня в один раз за одним ногтем".
Затем прогулка, а там и завтрак.
И сейчас людям с больной печенью необходимы диеты.
Вот и в Мариенбаде Гончарова тотчас же посадили на диету.
После сытных петербургских обедов писатель заскучал:
"Обедаю я в четыре блюда (мало!? - С.): пять ложек супу, баранью или телячью крошечную немецкую котлету и полцыплёнка, и самого тощего, как будто и он пил мариебадскую воду".
С напитками ещё хуже.
Мариенбандская вода до смерти надоела, а "вина я здесь не видал и ни разу не вспоминал о нём, о водке никто в Мариенбаде не слыхивал, фрукты и салат строжайше запрещены, как и всякая сырая зелень (старинная диетология как огня боялась именно фруктов и овощей - С.), но кофе и чай позволены".
И вот в этой диетически-скучной и однообразной обстановке с Гончаровым случилось так называемое мариенбадское чудо.
Дело в том, что в чемодане писателя приехала на курорт старая, порядком надоевшая рукопись.
Её и бросить было жалко, и бросить хотелось - как-то не шло дело.
Слишком долго не шло.
Гончаров, известный долгописанием и обилием своеобразных творческих проблем, которые не решались годами, ещё в 1838 году начал роман.
Потихоньку писал.
В 1849 году опубликовал одну из глав.
И снова потихоньку писал дальше.
Теперь же, летом 1857 года, в Мариенбаде его буквально прорвало.
Выбравшись из густых грязей и выпив лечебной воды (это всё по утрам, вставать надо было в полшестого), он писал, как одержимый.
В день от 14 до 16 страниц.
Наших вполне стандартных страниц.
Это скорость не слишком опытной, но стенографистки.
Или очень опытного и неутомимого студента, бойко конспектирующего вслед за лектором.
Роман был переписан и переработан (закончена первая часть, написаны вторая и третья).
За полтора месяца.
То есть дописан и готов!
И это "Обломов".
Лихорадка вдохновения, возможно, не так уж явно дышит в этом знаменитом - медлительном, неровном, картинном - повествовании.
То вспыхивает, то замирает.
Скорее текут в нём мариенбадские воды.
Неторопкие, но прозрачные.
А тот посылает пациента на анализы и всякие обследования, прописывает медикаменты; если совсем плохо - пожалуйте в стационар.
Лет двести назад люди хворали точно так же, а вот медицина была иной.
Конечно, порошки и соли доктора принимать советовали, но главный совет был для всех один: вОды!
Ехать за границу на курорт!
В могучую силу минеральных вод верили свято, потому курорты при источниках процветали.
Вот Евгений Онегин.
Он страдал затяжной депрессией на почве хандры и неудавшейся личной жизни.
Это было всем заметно. И что же? -
"Все шлют Онегина к врачам,
Те хором шлют его к водам".
На одних и тех же водах лечили лихорадку, несварение желудка, сердечную недостаточность, почечуй и вообще практически все болезни из медицинской энциклопедии.
"Кроме воды в колене", как сказал бы герой Джером Джерома.
Но, быть может, и её тоже.
Потому немудрено, что русский писатель Иван Гончаров по требованию врачей отправился на модный немецкий курорт Мариенбад (теперь это чешские Марианские лазни).
Отправился лечить свою больную печень.
И ещё был у него чисто онегинский диагноз - "давнишняя и постепенная потеря надежд на что-нибудь в будущем".
Депрессия.
Меланхолия по-старинному.
Лечение началось.
Если питьё определённой минеральной воды и в наше время уместно для лечения печени, то вот ванны...
Впрочем, большинство писателей и чиновников 19 века почти поголовно страдали от геморроя.
А Гончаров был и тем и другим (и литератором, и чиновником-цензором) - и весьма усидчивым.
Так что писателю прописали ванны и водные, и грязевые. Через день то то, то другое.
Торфяные грязи особенно поразили русского пациента:
"Грязь так черна, как дёготь, и так густа, что надо с некоторым усилием продавить в ней себе место, чтоб сесть; опускаешься точно в болото.
Зато тепло, 27 градусов, и притом она немного щиплет кожу".
Гончаров жалуется, что, выйдя из ванны, озабочен "вытаскиваньем комков, прутиков и мелких камешков, которые набьются ВЕЗДЕ; да и сидя в ванне, занимаюсь вытаскиваньем из-под себя всякой дряни, т.е. камней и щепочек".
Отмываться приходилось долго: "Задиг (герой Вольтера, житель воображаемого Вавилона - С.) и Элькан (не знаю, кто это, но тоже явно экзотический человек - С.) во всю жизнь не переносили на себе столько грязи, сколько бывает у меня в один раз за одним ногтем".
Затем прогулка, а там и завтрак.
И сейчас людям с больной печенью необходимы диеты.
Вот и в Мариенбаде Гончарова тотчас же посадили на диету.
После сытных петербургских обедов писатель заскучал:
"Обедаю я в четыре блюда (мало!? - С.): пять ложек супу, баранью или телячью крошечную немецкую котлету и полцыплёнка, и самого тощего, как будто и он пил мариебадскую воду".
С напитками ещё хуже.
Мариенбандская вода до смерти надоела, а "вина я здесь не видал и ни разу не вспоминал о нём, о водке никто в Мариенбаде не слыхивал, фрукты и салат строжайше запрещены, как и всякая сырая зелень (старинная диетология как огня боялась именно фруктов и овощей - С.), но кофе и чай позволены".
И вот в этой диетически-скучной и однообразной обстановке с Гончаровым случилось так называемое мариенбадское чудо.
Дело в том, что в чемодане писателя приехала на курорт старая, порядком надоевшая рукопись.
Её и бросить было жалко, и бросить хотелось - как-то не шло дело.
Слишком долго не шло.
Гончаров, известный долгописанием и обилием своеобразных творческих проблем, которые не решались годами, ещё в 1838 году начал роман.
Потихоньку писал.
В 1849 году опубликовал одну из глав.
И снова потихоньку писал дальше.
Теперь же, летом 1857 года, в Мариенбаде его буквально прорвало.
Выбравшись из густых грязей и выпив лечебной воды (это всё по утрам, вставать надо было в полшестого), он писал, как одержимый.
В день от 14 до 16 страниц.
Наших вполне стандартных страниц.
Это скорость не слишком опытной, но стенографистки.
Или очень опытного и неутомимого студента, бойко конспектирующего вслед за лектором.
Роман был переписан и переработан (закончена первая часть, написаны вторая и третья).
За полтора месяца.
То есть дописан и готов!
И это "Обломов".
Лихорадка вдохновения, возможно, не так уж явно дышит в этом знаменитом - медлительном, неровном, картинном - повествовании.
То вспыхивает, то замирает.
Скорее текут в нём мариенбадские воды.
Неторопкие, но прозрачные.