СУДЁНЫШКО
Светская жизнь вообще-то штука утомительная.
Даже сейчас, когда всё очень упростилось - от костюма до отмены необходимости блистать остроумием.
Или "возбуждать улыбки дам огнём нежданных эпиграмм". Забыто!
То ли было в старину.
Это только кажется, что в свете надо лишь порхать и блистать.
И само порхание занимало много времени и сил, не говоря уж о подготовке нарядов, причёске, заготовке экспромтов и поддержании хорошей формы, чтоб легко мазурку танцовать.
Все читали про Онегина, все помнят, как он с полудня начинал усердно трудиться: сначала три часа занимался костюмом и наружностью, потом разъезжал по нескольким намеченным адресам в тихоходном (по нашим понятиям) и неотапливаемом открытом экипаже.
Серебрясь морозной пылью.
Бывали и праздничные, и будние дни (у каждого заметного дома свой), когда следовало принимать и отдавать визиты.
В праздники обычно знакомых ездили поздравлять до обеда, журфиксы чаще устраивали по вечерам - и приезжали туда без приглашения, но знакомые, принятые в семействе люди.
Зачем? Пообщаться - ничего интереснее человек не придумал и не придумает.
И вот ездит-ездит такой светский лев (или львица) из дома в дом часами. Сидит в каждой гостиной не менее пятнадцати минут, как того требуют приличия.
И, конечно, естественные потребности дают о себе знать.
Как быть?
Разумеется, в каждом доме имелись отхожие места.
Хозяева никогда не провожали уходящих гостей до порога, как это делается теперь - они оставались в гостиной.
Гостя сопровождал лакей или горничная, чтобы помочь одеться и выйти вон.
Вот у этих служителей и спрашивали, куда пойти "оправиться".
Тут первым делом, конечно, вспоминается знаменитая сцена в Царскосельском лицее, когда юный Дельвиг в вестибюле с благоговением поджидал приезда великого Державина.
Юноша убежал из общей залы, потому что хотел поцеловать руку, написавшую "Водопад".
Державин вошёл в сени, и Дельвиг услышал, как он спросил у швейцара: "Где, братец, здесь нужник?"
"Этот прозаический вопрос разочаровал Дельвига, который отменил своё намерение и возвратился в залу", - пишет Пушкин, которому Дельвиг всё это рассказал.
Как ни странно, очень похожая ситуация повторилась лет сто спустя.
В перерыве поэтического вечера юный Николай Чуковский, сын Корнея Ивановича, стоял в фойе и вдруг заметил, что прямо к нему сквозь толпу направляется Александр Блок.
Блок был кумиром Николая, только что потряс зал бесстрастно-трагичным чтением своих стихов.
И теперь он уже совсем рядом!
Почему?
"Я затрепетал", - вспоминал Николай.
Блок подошёл к Чуковскому и шёпотом спросил:
- Где здесь уборная?
Очевидно, поэт решил, что обратиться с таким вопросом к 15-летнему мальчику проще и удобнее, чем ко взрослым.
А когда езжали в гости к друзьям, то и вовсе всё решалось без церемоний.
Княгиня В.Ф. Вяземская, как и муж её, была с Пушкиным в самых тесных и дружеских отношениях, о чём она всю жизнь любила вспоминать:
Пушкин "бывало, зайдёт к ней поболтать, посидит и жалобным голосом попросит: "Княгиня, позвольте уйти на судёнышко" и, получив разрешение, уходил к ней в спальню за ширму".