Это ведь он, Чайковский, говорил, что композитор работает, как сапожник: садится утром за дело - и вперёд.
Разумеется, сперва сняв мерку (получив заказ и прикинув, что, из чего и как делать).
Один их самых поразительных примеров, когда простыми средствами и вполне целенаправленно создаётся нечто чудесное - "Времена года".
Известные всем.
Это был просто заказ.
Издатель не особо знаменитого журнала "Новеллист" Н.М Бернард решил приманить читателей ежемесячной музыкальной новинкой - несложной фортепьянной пьесой, расчитанной на пианиста-любителя.
Скорее даже на пианистку (журнал печатал и беллетристику, и ноты).
В конце года эти пьесы подписчики должны были получить в виде отдельной тетрадки, да ещё и с картинками.
Неплохой коммерческий ход.
Бернард обратился к молодому композитору Петру Чайковскому, одному из первых выпускников Московской консерватории (диплом которой и серебряную - всего лишь! - медаль он получил из-за бюрократических и прочихпроволочек лишь в 1870 году).
А у нас 1875-й.
Чайковский (променяв юриспруденцию на дудку, по словам любимого дяди) материально нуждался - громкая слава ещё не пришла, встреча с преданной меценаткой Н.Ф фон Мекк ещё не случилась.
Так что за заказ "Нувеллиста" Чайковский ухватился, что называется, руками и ногами:
"Очень благодарен Вам за любезную готовность платить мне столь высокий гонорарий. Постараюсь не ударить в грязь лицом и угодить Вам".
Издатель Бернард, ценя молодое дарование, между тем без лишних сантиментов поставил композитору жёсткие условия.
Он всё сам заранее придумал!
Пьесы не только уже именовались "Времена года", но и тему каждой (программу, говорят музыканты), и название тоже сочинил Бернард.
Чайковский работал в основном в Москве, в условиях съёмной квартиры, что не помешало ему сочинить прелестные миниатюры, которые дышат вольным воздухом русской природы и уютом семейного очага.
Причём пьесы поставлялись издателю точно в срок.
Автор очень переживал, всё ли нравится, всё ли в порядке:
"Если вторая пьеса (Масленица - С.) покажется негодной, то напишите мне об этом... пожалуйста, не церемоньтесь... вы платите мне такую страшную цену, что имеете полное право требовать всяких изменений, дополнений, сокращений и пересочинений".
Какова была эта "страшная цена", мне выяснить так и не удалось.
Но тогда она композитора просто сразила.
Известно, что бывало у него чуть позже.
За "Лебединое озеро" Большой театр заплатил Чаковскому в 1877 году 800 рублей (а по словам композитора и критика А.Н.Серова - отца, портретиста - та же Дирекция императорских театров заказала итальянской суперзвезде Джузеппе Верди оперу аж за 20 000 рублей; этой оперой оказалась известная роковыми неудачами постановок "Сила судьбы").
Н.Ф. фон Мекк выплачивала Чайковскому годовую субсидию в 6 000 рублей; позже император Александр III назначил ему пенсию в 3 000 годовых (вдвое скупее, чем меценатка).
За участие в открытии нью-йоркского Карнеги-Холла (Чайковский был там главной звездой) наш композитор получил те же 3 000 р., т.е. 2 500 долларов ("вполне достаточно", скромно отметил он).
Уместно ли сейчас вспоминать эти не соотносимые ни с сегодняшним курсом рубля, ни с сегодняшними гонорарами знаменитостей суммы?
Думаю, да.
Помогает судить о судьбе художника, справедливости или недальновидности современников и о том, как творцу живётся в сугубо материальном мире.
Как бы там ни было, "Времена года" были написаны, итоговая книжечка со всеми двенадцатью пьесами вышла.
Бернард к каждой пьесе пристроил стихотворный эпиграф, иногда даже совпадающий по ритмическому рисунку с музыкой (кто, разучивая "Подснежник", не пробовал затянуть "Голу-убенький чистый подснежник- цвето-ок"и т.д.)
Картинки тоже были нарисованы. Не очень-то хорошие. Вроде тех, что позже присовокупили в "Детскому альбому", и Чайковский иронизировал: "Картиночки значительно уступают по художественному достоинству Сикстинской мадонне Рафаэля, - но ничего, сойдёт, - детям будет занятно".
Выход "Времён года" особого впечатления не произвёл.
Эту музыку полюбили потом.
Зато навсегда.
Нет, надо закончить отрадным и забавным.
Как хорошо, что мировая слава пришла к Чайковскому при жизни, и он успел ей порадоваться без всякой заносчивости, но с детским спокойствием. Он всегда в себе сомневался, а внешняя сторона славы (бесконечные приглашения, долгие гастроли, рауты, обеды, пьянки и пр.) его утомляла.
А вот одним из самых явных и Чайковскому не противных проявлений этой славы стало то самое открытие Карнеги-холла в 1891 году.
Чайковский на корабле "Британия" отправился за океан!
Было страшновато. Композитор боялся морской болезни (которой не было) и бескрайнего океана. Чтобы успокоиться, спускался в 3-й класс послушать цыган. Которые тоже ехали в Нью-Йорк музицировать.Только не в Карнеги-холле, конечно.
В Америке он встретил обожание и энтузиазм, какими его на родине не слишком баловали.
Миллионер и меценат Эндрю Карнеги окружил любимого композитора вниманием и роскошью.
В честь Чайковского был дан званый обед.
Сам композитор этот обед подробно и с некоторым удивлением описал.
Вот эта тогдашняя красота по-американски:
"Возле приборов для мужчин лежали бутоньерки ландышей (моих любимых цветов!)"
Прохладная горькая сладость аромата ландышей почему-то очень близка ранимым и чувствительным натурам. Таким, как Чайковский (он считал ландыш царём цветов и питал к нему "бешеное обожание"). Или Кристиан Диор.
Но на обеде присутствовали и дамы:
"Около дамских приборов - букеты и мои маленькие портреты в изящных рамках.
В середине обеда подали сладкое в коробочках, а при них аспидные дощечки с грифельными краандашами и губкой, на которых были написаны темы из моих произведений. На них меня просили оставить автографы.
Обед закончился весьма оригинальным десертом: каждому в тарелке была подана большая живая роза, в середине которой находилось маленькое мороженое".
\\\