по направлению к Новому году
Джингл белл, или Американский дядюшка
Американский дядюшка - мечта каждого русского человека. Александр Сергеевич Пушкин в хрестоматии для девятого класса воплотил эту мечту. Дядюшка должен умереть и оставить наследство. Правда, мечта солнца русской поэзии была тоже русской. Но когда солнце закатилось, пришел прогресс - и дядюшка стал американским.
Хороший дядюшка - это мертвый дядюшка. Тогда вы сразу получаете в наследство миллионы. Но живой дядюшка - тоже ничего. Он может слать денежные переводы по «Вестерн юнион». Или, на худой конец, подарки.
Русская семья Коваленко-Морганов из небольшого украинского села Маренычи целенаправленно искала своего американского дядюшку через бабок-гадалок, знакомых эмигрантов и через - как без этого? - Интернет. Наконец им повезло. В Соединенных Штатах было обнаружено целых четыре Коваленко-Моргана. В результате дальнейшего расследования один из них оказался голливудской старлеткой, двое (в разных концах великой страны) по странному совпадению многообещающе торговали пылесосами. Четвертый же был чернокожим уличным музыкантом в шумном городе Нью-Йорке и в богатые дядюшки ни с какого боку не подходил. Жалостные письма, однако, отправили всем.
Тем более, туда-сюда - Рождество, не жмитесь, облагодетельствуйте, кто чем может. Семья-то большая: дедушка Марк, бабушка Роза, бабушка Горпына, папа Роман, мама Аля, бесполезный дядюшка Петро. Собаку Анчутку тоже со счетов не сбросишь. Ест. Много.
Опять же, деточки: Марийке шесть, Лесику аккурат в Рождество годик стукнет. Чудо-мальчик, волосики золотые, кудрявые, ангел, ангел! И аппетит хороший, нивроку.
Старлетка откликнулась быстро и радостно. Дескать, подает в суд за сексуальные домогательства, промоушен, паблисити, ура, о йес, вау!
Пылесосники угрюмо промолчали.
Чернокожий музыкант прислал как раз в утро накануне Рождества открытку с наряженной елочкой. И отдельно в конверте письмецо - дескать, пусть эта открытка принесет вам счастье и процветание.
- Жадюга, - закочевряжился бесполезный дядюшка Петро. - Какое там процветание, с открытки-то.
- Чья бы корова мычала, - просто, по-народному, высказалась бабушка Роза. - От тебя толку вообще как от козла молока.
- Ма шер, - поморщилась бабушка Горпына. - Как вы неинтеллигентно выражаетесь.
И, подумав, добавила:
- Дарлинг.
- А давайте открытку - откроем! - влезла в разговор Марийка, попискивая от нетерпения. Ее детская непосредственность всегда помогала разрядить обстановку.
Дедушка Марк значительно откашлялся и распахнул глянцевые створки.
Елочка на открытке вспыхнула подмигивающими огонечками и ангельские голоса под звон колокольчиков запели:
- Джингл белл, джингл белл!
Музыкальная была открытка.
Лесик засмеялся, протянул к огонечкам ручки и сказал свое первое в жизни слово: «Дай!».
Марийка захлопала в ладоши.
Папа Роман и мама Аля, которые вот уже две недели дулись друг на друга (как обычно, из-за отсутствия денег), обнялись и поцеловались.
Обе бабушки прослезились.
Дедушка Марк высморкался.
Бесполезный дядюшка Петро издал презрительный звук «Пхе!»
Открытка играла, открытка сияла.
- Джингл белл, джингл белл, джингл, джингл белл!
Рождество! Праздник.
Праздник не может длиться вечно.
Дедушка Марк торжественно закрыл поющий складень.
- Мы потом еще послушаем музычку… - пообещал он Марийке.
Еще? Потом? Но музычка и не собиралась смолкать. Колокольчики звенели, ангелы голосили, огонечки мигали.
Папа Роман забрал у дедушки открытку, резко распахнул («Джингл белл, джингл белл!» - с новой силой завопили ангелы) и так же резко сложил. Музычка звенела как ни в чем не бывало.
Распахнул - сложил. Колокольчики звенели. Распахнул - сложил. Ангелы голосили. Распахнул - сложил. Огонечки, чтоб их… Очевидно, в нехитром механизме что-то заело.
- А давайте я ее стукну! - мультяшечным голосом предложила бабушка Роза.
Бабушка Горпына, как обычно, поморщилась, но ничего не сказала. Бодрые колокольчики уже навязли в ушах.
Стучали все по очереди. Стучали спереди, стучали сзади, шлепали сухой старческой ладошкой и крепким мужицким кулаком. Колокольчикам все было по барабану. Ангельские голоса приобрели какой-то неприятный вызывающий оттенок. Мама Аля положила открытку на табуретку и плотно уселась сверху. Посидела - нет эффекта (поет), попрыгала - нет эффекта (сияет). Марийка неприлично захихикала. Какая маленькая девочка не засмеется, когда из-под маминой джинсовой попы вырываются непослушные огонечки и осатаневший звон ангельских колокольчиков. Папа Роман метнулся в кладовку и вернулся с молотком. Обе бабушки, не сговариваясь (и даже не поморщившись), повисли у него на руках.
- Кидаться на Рождество? С молотком?
Мама Аля зажала уши руками и закружила по комнатам. За ней с лаем гонялась собака Анчутка, допущенная в дом по причине холодной зимы. Музычка не умолкала.
Бесполезный дядюшка Петро торжествующе пхекал.
В конце концов было решено засунуть открытку куда-нибудь подальше и оставить в покое. Самым далеким «подальше» была признана кровать бабушки Розы, где по старинке пирамидкой возвышалось шесть подушек в кружевных накидках. Музыкальная диверсантка была упрятана под самую нижнюю. А семья отправилась на кухню пить успокоительный чай и некоторые другие напитки. Часа через два, осторожно ступая, словно боясь разбудить спящего, все подтянулись к бабушкиной постели. Из-под подушек жалобно и задушенно попискивали «джинг беллз». Всем стало как-то не по себе. Как-то совестно.
Угрызения совести - такое неприятное ощущение. Хочется утопить немедленно и навсегда. Утопить, утопить!
Набрали полную ванну воды. И… Открытка пошла на дно, как «Титаник» - со всеми его огнями и несгибаемым оркестром. Джингл белл!
Лесик, святое дитя, заплакал, протянул ручки и сказал свое второе в жизни слово: «Неть!»
Марийка нырнула в ванну с головой и спасла утопающего. Рождественский «Титаник» всхлипнул - и не замолк. Не сдавшиеся колокольчики звенели, как сквозь мокрую вату. Открытку распяли на прищепках и повесили на веревочке.
Сияющие и поющие слезы стекали с непобедимой елочки. И то - какой праздник у нас обходится без слез?
Сначала слезы - потом скандал. Иногда наоборот. До скандала было рукой подать. Вот вам и американский дядюшка.
Собака Анчутка не любила скандалов. Когда люди ссорятся, животное обычно забывают покормить.
Анчутка осознала, что в ее маленькой собачьей жизни наконец-то нашлось место подвигу. Она собралась в комок, подпрыгнула, сорвала зубами открытку с веревки и выскочила в заснеженный палисадник. Где и закопала рождественские колокольчики в сугробе под елкой.
В доме стало так тихо, что всем показалось, будто они оглохли. В блаженной тишине повлеклись в кухню пить успокоительный чай и некоторые другие напитки. К чаю и другим напиткам подать было особенно нечего, но трапезой увлеклись. За окнами постепенно темнело. Собственно, смеркалось. Да вот уже и смерклось.
Все настойчивее и настойчивее до слуха трапезничающих долетали какие-то посторонние шумы с улицы. Пришлось выйти на крыльцо. Первой, накинув заячий тулупчик, выскочила любопытная Марийка с Лесиком на руках. Падающий из коридора свет озарял детей нездешним ореолом.
За низким заборчиком палисадника собрались односельчане. Ничем ранее не примечательная елочка во дворе Коваленко-Морганов сияла огнями и звенела колокольчиками. Синий сумрак Рождества дрожал от ангельских голосов.
- Я всегда говорил тебе, дорогая… («Дарлинг», - автоматически перевела бабушка Горпына), что в наших краях почва имеет особые электромагнитные свойства, - шепнул жене папа Роман. - Эта музычка будет звучать вечно.
Золотоволосый Лесик с крыльца в который раз протянул к огонечкам ручки и сказал свое третье в жизни слово: «Воть!»
- Чудо! Чудо! - зашептались односельчане.
И тут бесполезный дядюшка Петро первый раз в своей долгой и бестолковой жизни произнес нужные слова:
- За чудо платить надо!
Испокон веку прижимистые селяне растеклись по домам. Но вскоре стеклись обратно: с добрыми вишневыми наливками и спотыкачами, с домашнею колбасою, кендюхами, гречаниками, пышными грибными пирогами и прочею снедью. Вот вам и пир. Вот вам и радость.
Собака Анчутка, обожравшись домашней колбасой, нагло дрыхла в обнимку с Лесиком и Марийкой среди шести подушек бабушки Розы. Остальные гуляли до утра.
Утром снизу, из долины, по шоссе стали подниматься первые автобусы с немецкими туристами. Слухами земля полнится. Особенно слухами о чудесах. Елочка в палисаднике все так же пела и подмигивала. Чудо! Чудо!
На пути к чуду селяне выставили кордон. Впереди стоял дядюшка Петро с исторической фразой:
- За чудо платить надо!
Туристы переглянулись и полезли в карманы за дойчмарками…
Эпилог
Земля в селе Маренычи и в самом деле, наверное, обладает особыми электромагнитными свойствами. Иначе почему это каждый год на святочной неделе все елки во всех палисадниках горят и сверкают, подмигивают и поют? Чудо размножилось. Самопроизвольно. Джингл белл, джингл белл!
Прикоснуться к чуду желающих много. Муравьиная туристская тропа практически не зарастает. Коваленко-Морганы выстроили отель. По соседству как бы сами по себе возникли уютные бары и непревзойденная закусочная «Домашняя колбаса». Расцвели народные ремесла. Сувениры, сувениры! Память о чуде.
«За чудо платить надо».
Произнесший эти эпохальные слова дядюшка Петро стал в селе большим человеком.
Настолько большим, что собирается выписать в богатые Маренычи американского дядюшку, чернокожего музыканта. Чтоб ему хорошо было.
А в Нью-Йорке в этом - чего хорошего? Даже снег не каждую зиму бывает…
Американский дядюшка - мечта каждого русского человека. Александр Сергеевич Пушкин в хрестоматии для девятого класса воплотил эту мечту. Дядюшка должен умереть и оставить наследство. Правда, мечта солнца русской поэзии была тоже русской. Но когда солнце закатилось, пришел прогресс - и дядюшка стал американским.
Хороший дядюшка - это мертвый дядюшка. Тогда вы сразу получаете в наследство миллионы. Но живой дядюшка - тоже ничего. Он может слать денежные переводы по «Вестерн юнион». Или, на худой конец, подарки.
Русская семья Коваленко-Морганов из небольшого украинского села Маренычи целенаправленно искала своего американского дядюшку через бабок-гадалок, знакомых эмигрантов и через - как без этого? - Интернет. Наконец им повезло. В Соединенных Штатах было обнаружено целых четыре Коваленко-Моргана. В результате дальнейшего расследования один из них оказался голливудской старлеткой, двое (в разных концах великой страны) по странному совпадению многообещающе торговали пылесосами. Четвертый же был чернокожим уличным музыкантом в шумном городе Нью-Йорке и в богатые дядюшки ни с какого боку не подходил. Жалостные письма, однако, отправили всем.
Тем более, туда-сюда - Рождество, не жмитесь, облагодетельствуйте, кто чем может. Семья-то большая: дедушка Марк, бабушка Роза, бабушка Горпына, папа Роман, мама Аля, бесполезный дядюшка Петро. Собаку Анчутку тоже со счетов не сбросишь. Ест. Много.
Опять же, деточки: Марийке шесть, Лесику аккурат в Рождество годик стукнет. Чудо-мальчик, волосики золотые, кудрявые, ангел, ангел! И аппетит хороший, нивроку.
Старлетка откликнулась быстро и радостно. Дескать, подает в суд за сексуальные домогательства, промоушен, паблисити, ура, о йес, вау!
Пылесосники угрюмо промолчали.
Чернокожий музыкант прислал как раз в утро накануне Рождества открытку с наряженной елочкой. И отдельно в конверте письмецо - дескать, пусть эта открытка принесет вам счастье и процветание.
- Жадюга, - закочевряжился бесполезный дядюшка Петро. - Какое там процветание, с открытки-то.
- Чья бы корова мычала, - просто, по-народному, высказалась бабушка Роза. - От тебя толку вообще как от козла молока.
- Ма шер, - поморщилась бабушка Горпына. - Как вы неинтеллигентно выражаетесь.
И, подумав, добавила:
- Дарлинг.
- А давайте открытку - откроем! - влезла в разговор Марийка, попискивая от нетерпения. Ее детская непосредственность всегда помогала разрядить обстановку.
Дедушка Марк значительно откашлялся и распахнул глянцевые створки.
Елочка на открытке вспыхнула подмигивающими огонечками и ангельские голоса под звон колокольчиков запели:
- Джингл белл, джингл белл!
Музыкальная была открытка.
Лесик засмеялся, протянул к огонечкам ручки и сказал свое первое в жизни слово: «Дай!».
Марийка захлопала в ладоши.
Папа Роман и мама Аля, которые вот уже две недели дулись друг на друга (как обычно, из-за отсутствия денег), обнялись и поцеловались.
Обе бабушки прослезились.
Дедушка Марк высморкался.
Бесполезный дядюшка Петро издал презрительный звук «Пхе!»
Открытка играла, открытка сияла.
- Джингл белл, джингл белл, джингл, джингл белл!
Рождество! Праздник.
Праздник не может длиться вечно.
Дедушка Марк торжественно закрыл поющий складень.
- Мы потом еще послушаем музычку… - пообещал он Марийке.
Еще? Потом? Но музычка и не собиралась смолкать. Колокольчики звенели, ангелы голосили, огонечки мигали.
Папа Роман забрал у дедушки открытку, резко распахнул («Джингл белл, джингл белл!» - с новой силой завопили ангелы) и так же резко сложил. Музычка звенела как ни в чем не бывало.
Распахнул - сложил. Колокольчики звенели. Распахнул - сложил. Ангелы голосили. Распахнул - сложил. Огонечки, чтоб их… Очевидно, в нехитром механизме что-то заело.
- А давайте я ее стукну! - мультяшечным голосом предложила бабушка Роза.
Бабушка Горпына, как обычно, поморщилась, но ничего не сказала. Бодрые колокольчики уже навязли в ушах.
Стучали все по очереди. Стучали спереди, стучали сзади, шлепали сухой старческой ладошкой и крепким мужицким кулаком. Колокольчикам все было по барабану. Ангельские голоса приобрели какой-то неприятный вызывающий оттенок. Мама Аля положила открытку на табуретку и плотно уселась сверху. Посидела - нет эффекта (поет), попрыгала - нет эффекта (сияет). Марийка неприлично захихикала. Какая маленькая девочка не засмеется, когда из-под маминой джинсовой попы вырываются непослушные огонечки и осатаневший звон ангельских колокольчиков. Папа Роман метнулся в кладовку и вернулся с молотком. Обе бабушки, не сговариваясь (и даже не поморщившись), повисли у него на руках.
- Кидаться на Рождество? С молотком?
Мама Аля зажала уши руками и закружила по комнатам. За ней с лаем гонялась собака Анчутка, допущенная в дом по причине холодной зимы. Музычка не умолкала.
Бесполезный дядюшка Петро торжествующе пхекал.
В конце концов было решено засунуть открытку куда-нибудь подальше и оставить в покое. Самым далеким «подальше» была признана кровать бабушки Розы, где по старинке пирамидкой возвышалось шесть подушек в кружевных накидках. Музыкальная диверсантка была упрятана под самую нижнюю. А семья отправилась на кухню пить успокоительный чай и некоторые другие напитки. Часа через два, осторожно ступая, словно боясь разбудить спящего, все подтянулись к бабушкиной постели. Из-под подушек жалобно и задушенно попискивали «джинг беллз». Всем стало как-то не по себе. Как-то совестно.
Угрызения совести - такое неприятное ощущение. Хочется утопить немедленно и навсегда. Утопить, утопить!
Набрали полную ванну воды. И… Открытка пошла на дно, как «Титаник» - со всеми его огнями и несгибаемым оркестром. Джингл белл!
Лесик, святое дитя, заплакал, протянул ручки и сказал свое второе в жизни слово: «Неть!»
Марийка нырнула в ванну с головой и спасла утопающего. Рождественский «Титаник» всхлипнул - и не замолк. Не сдавшиеся колокольчики звенели, как сквозь мокрую вату. Открытку распяли на прищепках и повесили на веревочке.
Сияющие и поющие слезы стекали с непобедимой елочки. И то - какой праздник у нас обходится без слез?
Сначала слезы - потом скандал. Иногда наоборот. До скандала было рукой подать. Вот вам и американский дядюшка.
Собака Анчутка не любила скандалов. Когда люди ссорятся, животное обычно забывают покормить.
Анчутка осознала, что в ее маленькой собачьей жизни наконец-то нашлось место подвигу. Она собралась в комок, подпрыгнула, сорвала зубами открытку с веревки и выскочила в заснеженный палисадник. Где и закопала рождественские колокольчики в сугробе под елкой.
В доме стало так тихо, что всем показалось, будто они оглохли. В блаженной тишине повлеклись в кухню пить успокоительный чай и некоторые другие напитки. К чаю и другим напиткам подать было особенно нечего, но трапезой увлеклись. За окнами постепенно темнело. Собственно, смеркалось. Да вот уже и смерклось.
Все настойчивее и настойчивее до слуха трапезничающих долетали какие-то посторонние шумы с улицы. Пришлось выйти на крыльцо. Первой, накинув заячий тулупчик, выскочила любопытная Марийка с Лесиком на руках. Падающий из коридора свет озарял детей нездешним ореолом.
За низким заборчиком палисадника собрались односельчане. Ничем ранее не примечательная елочка во дворе Коваленко-Морганов сияла огнями и звенела колокольчиками. Синий сумрак Рождества дрожал от ангельских голосов.
- Я всегда говорил тебе, дорогая… («Дарлинг», - автоматически перевела бабушка Горпына), что в наших краях почва имеет особые электромагнитные свойства, - шепнул жене папа Роман. - Эта музычка будет звучать вечно.
Золотоволосый Лесик с крыльца в который раз протянул к огонечкам ручки и сказал свое третье в жизни слово: «Воть!»
- Чудо! Чудо! - зашептались односельчане.
И тут бесполезный дядюшка Петро первый раз в своей долгой и бестолковой жизни произнес нужные слова:
- За чудо платить надо!
Испокон веку прижимистые селяне растеклись по домам. Но вскоре стеклись обратно: с добрыми вишневыми наливками и спотыкачами, с домашнею колбасою, кендюхами, гречаниками, пышными грибными пирогами и прочею снедью. Вот вам и пир. Вот вам и радость.
Собака Анчутка, обожравшись домашней колбасой, нагло дрыхла в обнимку с Лесиком и Марийкой среди шести подушек бабушки Розы. Остальные гуляли до утра.
Утром снизу, из долины, по шоссе стали подниматься первые автобусы с немецкими туристами. Слухами земля полнится. Особенно слухами о чудесах. Елочка в палисаднике все так же пела и подмигивала. Чудо! Чудо!
На пути к чуду селяне выставили кордон. Впереди стоял дядюшка Петро с исторической фразой:
- За чудо платить надо!
Туристы переглянулись и полезли в карманы за дойчмарками…
Эпилог
Земля в селе Маренычи и в самом деле, наверное, обладает особыми электромагнитными свойствами. Иначе почему это каждый год на святочной неделе все елки во всех палисадниках горят и сверкают, подмигивают и поют? Чудо размножилось. Самопроизвольно. Джингл белл, джингл белл!
Прикоснуться к чуду желающих много. Муравьиная туристская тропа практически не зарастает. Коваленко-Морганы выстроили отель. По соседству как бы сами по себе возникли уютные бары и непревзойденная закусочная «Домашняя колбаса». Расцвели народные ремесла. Сувениры, сувениры! Память о чуде.
«За чудо платить надо».
Произнесший эти эпохальные слова дядюшка Петро стал в селе большим человеком.
Настолько большим, что собирается выписать в богатые Маренычи американского дядюшку, чернокожего музыканта. Чтоб ему хорошо было.
А в Нью-Йорке в этом - чего хорошего? Даже снег не каждую зиму бывает…