(Ориганал - на венгерском. Перевод с немецкого.
Отсюда:
http://www.sueddeutsche.de/kultur/fussball-und-politik-wie-wir-den-kalten-krieg-mit-dem-ball-gewannen-1.878117)
Футбол и политика. Как мы мячом победили в холодной войне
Питер Зилахи
Будапешт ‘56, после советского вторжения. Венгры оказались вынуждены
что-то делать против превосходящего противника. И выставили своих лучших
игроков. Рассказ Петера Зилахи о футбалистах-героях.
В октябре этого года
будет отмечаться пятидесятая годовщина венгерского восстания и его подавления советскими
танками. Наблюдатели отмечают, недовольство и даже раздражение политической
ситуацией, которые в конечном итоге привели к восстанию, были спровоцированы на первых порах поражением
венгерской сборной на чемпионате мира 1954 против Германии. Так футбол в каждой
стране имеет свою историю влияния на политику. Когда между 1956 г. и 1989 г. венгерская
национальная сборная выступала против Советского Союза, это было очевидно.
Зилахи Петер, 1970 г.р., писатель и
капитан венгерской футбольной команды писателей и один из основателей
Международной (футбольной) лиги писателей, чей девиз звучит так: "Мы -
писатели, которые играют в футбол, а не футболисты, которые пишут".
Недавно он опубликовал роман "Последний Окножираф" (Eichborn Берлине
Verlag). (© фото: Eichborn Verlag)
Костистые они были, молчаливые и несокрушимые. Само собой
разумеется, что мир принадлежал им, и если бы они даже захотели им щедро поделиться
с другими - они бы не смогли, - это
бремя только им нести. Они забивали гол и возвращались к центру поля, как будто
у них не было времени радоваться. Триумфализм был им так же чужд, как Владивосток - вечернему поздненоябрьскому Майами-Бич.
Нужно было что-то
делать.
С идеологической точки зрения это казалось очевидным, - если
эта страна отправила космонавтов в
космос, то, наверное, так и выглядят соответствующие люди. Их отбирают уже в
детстве, и когда человек идет в шестой (класс), он уже знает, открыта ему
дорога во вселенную, или же уготовано
стать пушечным мясом в войнах с соседними племенами. Движения сдержаны, даже взгляды
их нормированы, как если бы они постоянно находились в положении «смирно» -
даже тогда, когда если они сидят или лежат.
Дальше был еще удар. Только потому не решающий, что все уже было решено давно:
русские пионеры без улыбки и проклятия забили в четвертый раз в наши ворота.
Нужно было что-то делать.
Нет сомнения, если бы этих тонких, веснушчатых ребят сбросили
в любой точке Земли с одним ножом выживания - они бы выжили только за счет
местной природы. Нет сомнения, они могли не только дриблинговать, им было бы не
труднее это поле заминировать, взять семьи лайнсменов в заложники, взорвать
ворота или прикончить наших защитников струнами
виолончели, а при необходимости - и голыми руками. Они, однако, ничего
подобного и не пытались сделать, и мы ценили проявление этой их человечности.
Мы не могли победить. Я забивал гол, они отвечали двумя. Обводил
я одного защитника, навстречу выскакивали еще трое. Я сражался, как лев, пропахивая
газон, но они меня догоняли, окружали и отбирали у меня мяч. Они проходили неумолимо,
эти русские, с обоих флангов. Они следовали своему предначертанию без радости и
удовлетворения, как небесные тела. Нужно было что-то делать.
Всё время улыбаться и
говорить «Izvinyí»
Мы говорили на русском языке, главными предложениями. Не то,
чтобы составные предложения представляли для нас проблему, - мы с легкостью освоили
их в молодежном (пионер-) лагере, - но, в конце концов, это язык оккупантов, и
мы не собирались облегчать им жизнь. Когда Иван дошел до середины поля, я
осторожно поставил ему ногу. Я еще никогда никому специально подкат не делал.
«Izvinyí» сказал я, помог ему подняться и с невинным
выражением лица посмотрел ему в глаза. Иван кивнул, и мы продолжили игру. Через
две минуты молча растянулся Ваня, я помог ему с искренним покаянием: «Izvinyí!»
Вдруг все оказалось таким простым. За Ваней последовал Саша, покатившись рядом с
мячом, прихватив Сергея. Они немало удивились, когда я, подскочив, дружески
протянул им правую руку. Каждый может увидеть это на повторе. Вот, я воодушевленно
бегу с раскрасневшимся лицом, как будто с
важным сообщением.
Дружелюбно, но не по-приятельски. Решительно, но в
готовности к любым неожиданностям. Ни в коем случае не напористо. Отлично
оценив ситуацию. Гибкой поступью - почти на месте. Я помогал встать им, как,
впрочем, и другим. «Izvinyíte» говорил я с чувством. Язык - это сила. «Izvinyí»,
«izvinyí», «izvinyí» откликалось поле со всех сторон - моя команда применяла новую
тактику. Партизанская война началась за каждый клочок газона, но при соблюдении этикета.
Мы отфутболивали их атаки. Во мне ожил дух 56-го, я стал коктейлем Молотова,
летящим на танк, мечом Аттилы, Бичом Божим, восточноевропейским моджахедом.
Мы приготовились к
смерти
Русские стояли молча на линии ворот и ждали свистка. Они
были недоступно одиноки, каждый за себя и каждый по себе, при этом определенным
образом все же создавая впечатление команды. Между тем мои защитники из
солидарности ставили друг другу подножки и помогали подняться, крича «izvinyí».
Игра не прекращалась, она только приняла форму, вполне
приемлемую - центрально-европейского анклава в международном пионерском лагере
- так мы пинали, безнадежно и бесславно, но, по крайней мере, мы не делали вид,
что не знаем, что здесь происходит. О том, что за каждым советским пионером стоит
целая империя, танки, ГУЛАГ, Афганистан - и много невысказанных составных предложений.
Ваня вышел вперед со сжатым кулаком, и двое встали за ним, угрожающе прикрывая.
Мы приготовились к смерти. Они вели десять мячей, хуже быть уже не могло. Даже
если они выигрывали с огромным преимуществом, мы сделали то, что требовало
отечество.
Неожиданно, как заблудившееся облако на солнце, по лицу Ивана скользнуло подобие улыбки, а
через мгновение и на Сашином. «Sutka» сказал он Ване и положил руку ему на
плечо, так это была шутка. «Sutka» эхом прошлось по площадке волшебное слово, обуздав,
казалось, эмоции. Кулаки разжались, слабый шепот пролетел над их бритыми
макушками. Ваня повернулся ко мне, помог мне подняться с газона и кивнул. И
едва слышно сказал «Izvinyí».