Часть 1Часть 2 Часть 3Часть 4Часть 5 ГЛАВА XII
Отплытие из Петропавловска - Ворон Хват - Мыс Елизаветы. - Корвет «Amphitrite» - Китобойцы - Бухта Обмана - Погода. - Берега Сибири - Аян - Тунгусы - Хижины и каноэ - Копья - Ботаника - Город - Уничтожение железного корабля - Сдержанность капитана Фредерика - Отплытие из Аяна - Мы встречаем эскадру Эллиота - Гиляки
14 июня 1855 г. [в книге ошибочно 4 июня] мы взяли курс из Петропавловска к мысу Елизаветы на севере Сахалина, с нами отправился фрегат «Pique». С попутным ветром мы шли вдоль побережья на юг и вечером 15 июня увидели мыс Лопатка. На другой день в виду показался первый остров из Курильской группы, затем второй, Парамушир,
очень гористый, покрытый снегом; от третьего острова, Онекотана, его отделял пролив шириной от 15 до 18 миль. Нам следовало пройти этим проливом, чтобы следовать дальше на Сахалин, но крепкий встречный ветер и густой туман этому препятствовали. Тогда штурман, уверенный в своих расчётах. предложил капитану Стирлингу пройти пролив под парами; так мы и сделали и 19 июня вышли в открытое Охотское море.
С Парамушира на корабль залетел здоровенный ворон и оказался в моей собственности. Я выдрал у него часть перьев и окрестил именем Хват («Grip»). Его полюбила вся команда за исключением первого лейтенанта и мачтового старшины, который называл его «Собачья Сыть» («Poor Dog Tray»); Хват был гроза крыс, готовый растерзать и сожрать столько , сколько смогут доставить наши ловушки. Первый лейтенант часто пророчил, что долго Хват не проживёт, так оно и вышло: несчастная птичка стащила беличью шкурку, пропитанную мышьяковым консервантом, и отравилась, к великому торжеству мачтового старшины, от чьей метлы она натерпелась страху.
Погода то и дело менялась - холодные туманы, затем ветры, штили и снова туманы. В погожие дни показывались киты и тюлени в большом числе; некоторые из тюленей плыли рядом с кораблём и вокруг него, высовывали смышлёные морды, фыркали и снова ныряли.
Мы увидели Сахалин вечером 24 июня. За предшествущие сутки мы прошли под восточным ветерком 200 миль. Вода вокруг была бурого цвета. Утром 25 числа мы были у мыса Елизаветы, увенчанного грядой холмов. Остатки снега всё ещё виднелись на склонах и в тенистых впадинах. Встретили фрегат «Pique»; до нас он встречал только ледяные поля да американского китобойца, чей капитан сообщил офицерам «Pique», что к нему на борт поднимался [с проверкой] офицер с русского фрегата «Аврора», это было 1 июня, в 76 милях к северо-востоку от мыса Елизаветы. [1 июня фрегат «Аврора» находился в Татарском проливе у мыса Лазарева, занятый проводкой в Амурский лиман, нет сведений, чтобы кого-то из офицеров отослали так далеко в Охотское море. - Прим. перев.]
(Художник Henry Hand. Her Majesty's Ships Amphitrite & Trincomalee Beating out of San Francisco on Sepr 23rd 1854. NMM По-видимости, левым бортом к нам именно "Амфитрита", поскольку художник служил на ней.)
Корвет «Amphitrite», капитан Фредерик, присоединился к нам 27 июня, и под его началом мы 29-го направились к берегам Сибири, к мысу Хабарова (Cape Jaberoff, in new charts named Khabaroff). Нам сопутствовали лёгкие бризы; берег во многих местах ещё был скован льдом; встречались большие поля льдов, плывущих от залива Амура (gulf of Amoor - ныне Сахалинский залив) и Шантарских островов (Shantur isles). В один день «Pique» проверил два американских китобойца. Один из них незадолго перед тем проверял офицер с «Авроры», который, по утверждению капитана, «был в ярости, узнав, что судно не английское, и разорвал судовой манифест». Когда русский покинул судно, капитан направился к французскому китобойцу и предупредил его о присутствии русского военного корабля. Конечно, мы не обязаны были доверять всем доходившим до нас слухам о движениях русской эскадры. [Тронсон прав: американские китобойцы вполне могли содействовать русской дезинформации.] Мы вошли в «залив Амура» и стали на якорь на глубине 20 саженей; 30 июня мы пошли в направлении устья реки Амур и стали на семи саженях, до реки оставалось 30 миль. Глубины этого залива были малоизвестны, поэтому безрассудно было двигаться дальше без подробного исследования; потому штурманы всех трёх кораблей начали промеры во всех направлениях, и, несмотря на весьма неприятную погоду, им удалось нанести на карту мели и фарватеры на значительном протяжении. Они выяснили, что море постепенно мелеет в юго-западном направлении, до трех саженей у устья «Обманного» залива [Obman's Bay - ныне залив Байкал, север Сахалина - Прим. перев.]; отсюда до мыса Ромберга [ныне мыс Меньшикова, отделяет бухту Счастья от Амурского лимана] шла отмель с глубиной в отлив от одной до двух саженей, также многие другие песчаные отмели, ныне нанесённые на карту, опубликованную по распоряжению Адмиралтейства. Течение шло на север, два узла в час: «наибольший перепад прилива-отлива десять футов». 2 июля и утром 3-го погода была очень бурной и мокрой. Ветер дул юго-восточный, барометр упал до 29'6 дюймов; а 4-го числа ртуть упала до 29'08 дюймов - я никогда не видел ртуть ниже, хотя привык регистрировать её трижды в день. «Barracouta» ежедневно меняла своё местоположение, делая промеры; она, имея малую осадку, лучше годилась для этой задачи, нежели «Pique» или «Amphitrite», которые обшаривали другие направления. 5 июля мы перешли к мысу Марии, северо-западной точке Сахалина. Между мысами Марии и Елизаветы берег отступает, образуя Северный залив. Местность здесь оказалась более плодородной, чем другие посещённые нами перед тем: холмы и пологие долины, открытые к заливу, зеленью кустов и деревьев добавляли пейзажу свежей красоты.
«Amphitrite» встретила американский китобоец, заходивший в бухту близ Амура за водой. Капитан китобойца сообщил, что по словам туземцев коммодор Эллиот посетил залив Де-Кастри, где уничтожил несколько маленьких посёлков. Говоря же о трудностях навигации в этом заливе [т.е. «Амурском»], он заметил, что мели постоянно смещаются и за последние двенадцать месяцев два китобойца погибли, увязнув на мелях.
(Американский китобоец постройки 1841 г.)