ДУША АГЕНТА ДЖОНА. (Из самодольских сказок)
Джон Догсон подавал большие надежды. Пятнадцать языков народов СССР он изучил в совершенстве, на других говорил c одесским акцентом. Он владел десятками профессий от акробата-вольтижера до инженера-технолога рыбоконсервного предприятия. Он не уступал своим учителям в искусстве “масикураками” (каратэ, стилизованное под безграмотную пьяную драку). Джон Догсон изучил даже политэкономию социализма - нелегко далась ему эта странная наука красных!
Уже был готов диплом с отличием на имя Джона, подписанный гендиректором ЦРУ, как неожиданно выяснилось, что обучение не закончено, что в программу введен еще один цикл.
Причиной тому послужил провал нескольких классных агентов, которым сотрудники КГБ предложили спеть “Солнечный круг, небо вокруг”, а они и растерялись. Такое не должно было повториться.
И вот новый цикл. Сидят шпионы за накрытым столом, по русскому обычаю уложив на скатерть локти. Выпили, закусили, посудачили о том, о сем, да что теперь уже все не так, не та погода, не та колбаса, да и водка жиже... А потом запели.
- Степь, да степь круго-о-ом, - выводил красивым баритоном Догсон, подстраиваясь в терцию к инструктору-эмигранту и обняв его за плечи.
- Душевней, душевней, - настаивал эмигрант. - Не голосом брать надо, чувствуй, что поешь: за-а-мерзал ямщик...
По лицу эмигранта текли слезы.
- Где вам понять? Чурки вы нерусские.
С песен ямщицких перешли на казацкие, с казацких - на бурлацкие. От “Дубинушки” на Догсона повеяло чем-то неуловимо родным и далеким, как мамина колыбельная. И вспомнилось: у дедушки была заигранная пластинка с автографом Шаляпина. Дедушка очень переживал, когда трехлетний Джонни запустил всю фонотеку с 38-го этажа; черные диски так красиво уносились вдаль, а мягкое место у Джонни так потом болело... От сладкого воспоминания у Догсона защемило тренированное сердце. “Ах, большевики, какую культуру сгубили!
Теперь каждого урока Джон ожидал с нетерпением, а на утренних тренировках, избивая спарринг-партнера, вдохновенно напевал “Что стоишь, качаясь...”
Постепенно врастали в Джонову душу “Катюша”, “Землянка”, “Лучше нету того цвету”. Послушав, с каким чувством Джон поет “Подмосковные вечера”, инструктор взвыл;
- Ванька! Сукин ты сын! Всю душу разодрал! Все! Не могу больше, хочу в Россию! - И прямо на месте старик умер от инфаркта.
Новый же инструктор оказался эмигрантом третьей волны, подлинной сволочью, он ругал все советское, а пел паршиво. Ему Догсон просто набил морду. Без каратэ, по-русски.
Вскоре Догсона забросили в Россию. Там он виртуозно провел несколько диверсий, которые до сих пор преподают молодым шпионам, как хрестоматию. А потом Джон затаился. Да так, что следы его потеряли и кэгэбэшники, и цэрэушники.
...15 августа 1978 года в медвытрезвитель города Самодола был доставлен гр. Кобелев И.Г. Этот гражданин нарушал покой других граждан, распевая на улице во всю глотку в четвертом часу ночи. Не прекратил он петь и в вытрезвителе. Старший лейтенант милиции Гущин, страдавший головной болью, неоднократно призывал гр. Кобелева к порядку, потом убедившись в бесплодности этих призывов, вынужден был надеть перчатку и в порядке самообороны ударить нарушителя в зубы. После чего гражданин Кобелев петь перестал, витиевато выругался и умер.
Как установили потом экспертиза, в результате милицейского удара разбилась капсула с ядом, зашитая в губе. Исследовав труп, эксперты нашли много интересного. Вживленную в левый глаз фотокамеру. Радиостанцию в гайморовой пазухе. Четыре алмазных коронки, способных перекусить железный гвоздь. Платиновые струны под кожей лица, позволявшие менять его черты, передвигая складки и косточки носа. Потайные карманы на теле, а в них... словом, много интересного.
Но вот подлинно русской души Ивана Кобелева в этом странном теле уже не было.
1986 г.
Не принимайте серьезно.
Вот, продолжаю читать "Войну и мир". Споткнулся было о фразу: "Наташе было шестнадцать лет, и был 1809 год, тот самый, до которого она четыре года тому назад по пальцам считала с Борисом, после того как она с ним поцеловалась". Пришлось несколько раз прочесть, чтобы уловить временные и причинные связи этих числительных с "до" и "после". (А я думаю, у кого, на каких фразах учился уважаемый Ш.И. заплетать нам извилины?) Хотя везде рядом Толстой пишет ясно и убедительно. ... Абсолютно правдоподобны сны П. Безухова и ассоциации людей у Н. Ростовой с цветом и формой: Борис - светло-серый и узкий, а Пьер - синий и прямоугольный. Ну, глыба - остается присоединиться к оценке Ильича.
Уже был готов диплом с отличием на имя Джона, подписанный гендиректором ЦРУ, как неожиданно выяснилось, что обучение не закончено, что в программу введен еще один цикл.
Причиной тому послужил провал нескольких классных агентов, которым сотрудники КГБ предложили спеть “Солнечный круг, небо вокруг”, а они и растерялись. Такое не должно было повториться.
И вот новый цикл. Сидят шпионы за накрытым столом, по русскому обычаю уложив на скатерть локти. Выпили, закусили, посудачили о том, о сем, да что теперь уже все не так, не та погода, не та колбаса, да и водка жиже... А потом запели.
- Степь, да степь круго-о-ом, - выводил красивым баритоном Догсон, подстраиваясь в терцию к инструктору-эмигранту и обняв его за плечи.
- Душевней, душевней, - настаивал эмигрант. - Не голосом брать надо, чувствуй, что поешь: за-а-мерзал ямщик...
По лицу эмигранта текли слезы.
- Где вам понять? Чурки вы нерусские.
С песен ямщицких перешли на казацкие, с казацких - на бурлацкие. От “Дубинушки” на Догсона повеяло чем-то неуловимо родным и далеким, как мамина колыбельная. И вспомнилось: у дедушки была заигранная пластинка с автографом Шаляпина. Дедушка очень переживал, когда трехлетний Джонни запустил всю фонотеку с 38-го этажа; черные диски так красиво уносились вдаль, а мягкое место у Джонни так потом болело... От сладкого воспоминания у Догсона защемило тренированное сердце. “Ах, большевики, какую культуру сгубили!
Теперь каждого урока Джон ожидал с нетерпением, а на утренних тренировках, избивая спарринг-партнера, вдохновенно напевал “Что стоишь, качаясь...”
Постепенно врастали в Джонову душу “Катюша”, “Землянка”, “Лучше нету того цвету”. Послушав, с каким чувством Джон поет “Подмосковные вечера”, инструктор взвыл;
- Ванька! Сукин ты сын! Всю душу разодрал! Все! Не могу больше, хочу в Россию! - И прямо на месте старик умер от инфаркта.
Новый же инструктор оказался эмигрантом третьей волны, подлинной сволочью, он ругал все советское, а пел паршиво. Ему Догсон просто набил морду. Без каратэ, по-русски.
Вскоре Догсона забросили в Россию. Там он виртуозно провел несколько диверсий, которые до сих пор преподают молодым шпионам, как хрестоматию. А потом Джон затаился. Да так, что следы его потеряли и кэгэбэшники, и цэрэушники.
...15 августа 1978 года в медвытрезвитель города Самодола был доставлен гр. Кобелев И.Г. Этот гражданин нарушал покой других граждан, распевая на улице во всю глотку в четвертом часу ночи. Не прекратил он петь и в вытрезвителе. Старший лейтенант милиции Гущин, страдавший головной болью, неоднократно призывал гр. Кобелева к порядку, потом убедившись в бесплодности этих призывов, вынужден был надеть перчатку и в порядке самообороны ударить нарушителя в зубы. После чего гражданин Кобелев петь перестал, витиевато выругался и умер.
Как установили потом экспертиза, в результате милицейского удара разбилась капсула с ядом, зашитая в губе. Исследовав труп, эксперты нашли много интересного. Вживленную в левый глаз фотокамеру. Радиостанцию в гайморовой пазухе. Четыре алмазных коронки, способных перекусить железный гвоздь. Платиновые струны под кожей лица, позволявшие менять его черты, передвигая складки и косточки носа. Потайные карманы на теле, а в них... словом, много интересного.
Но вот подлинно русской души Ивана Кобелева в этом странном теле уже не было.
1986 г.
Не принимайте серьезно.
Вот, продолжаю читать "Войну и мир". Споткнулся было о фразу: "Наташе было шестнадцать лет, и был 1809 год, тот самый, до которого она четыре года тому назад по пальцам считала с Борисом, после того как она с ним поцеловалась". Пришлось несколько раз прочесть, чтобы уловить временные и причинные связи этих числительных с "до" и "после". (А я думаю, у кого, на каких фразах учился уважаемый Ш.И. заплетать нам извилины?) Хотя везде рядом Толстой пишет ясно и убедительно. ... Абсолютно правдоподобны сны П. Безухова и ассоциации людей у Н. Ростовой с цветом и формой: Борис - светло-серый и узкий, а Пьер - синий и прямоугольный. Ну, глыба - остается присоединиться к оценке Ильича.