Жозеф Эжен Сувиль. Ч.1.
Негаданно нашёлся ещё один свидетель по камчатскому делу 1854-55 г.
Переводил это я дневники доктора Дика, и вот в марте 1855 г. встречаю незнакомые мне имена французов, офицеров фрегата "La Forte". Перерыв свой архив, таких людей не нашёл; полез рыться в сетях и обнаружил: в 1855 году офицерский состав фрегата частью обновился. А рассказал об этом как раз этот мосьё Сувиль. Он пришёл на "La Forte" в свите нового адмирала, Фуришона (потому как Феврие-Депуант умер, даже не зная о своей отставке). Рассказав о перестановках в штабе, Сувиль первым делом собрал показания новых сослуживцев (они же старые друзья) о недавней атаке на Петропавловск. Пересказывая свидетельства, Сувиль может не бояться подставить начальство - ведь это не его адмирал и не его капитан потерпели поражение. К тому же, мемуары его опубликованы только спустя полвека - а судя по точности записей, в основе лежат реальные дневники, Рассказывая с чужих слов, он путает порядок событий, зато останавливается на военном совете французов и англичан. Этот совет скользом упоминает дю Айи и подробнее - капитан де Миньяк; других свидетелей пока нет. Ну а посещение Петропавловска в 1955 г. - это уже прямое свидетельство самого Сувиля. Я бы предпочёл более подробностей об обмене пленными, но уж что имеем, на том спасибо.
Mes souvenirs maritimes, 1837-1863 par Joseph Eugène Souville. P., 1914.
Изображения страниц взяты на сайте: gallica.bnf.fr, за более полным текстом - туда.
Перевод П. Калмыков (т.е. мой). 2014.
Поехали. Отправная точка - март 1855, перуанский порт Кальяо.
...
Капитан пакетбота поднял на грот-мачте французский флаг - это послужило приглашением для г-на Эгре, нашего консула, бывшего канцлера в Кальяо; он прибыл на борт и был удивлен, встретив здесь всех нас. Он поведал нам о смерти адмирала Феврие-Депуанта, случившейся в море за несколько часов до прихода в Кальяо. Из чего мы поняли, что найдём здесь и «La Forte».
25 - В 7 часов, с наступлением темноты мы стали на рейде Кальяо. Фрегат «La Forte» был здесь. Его командир г-н Миньяк (Miniac), капитан II ранга, и г-н де Кандо (Candeau), бывший адъютант, недавно произведенный в тот же ранг, пожаловали к нам на пакетбот, как только узнали от курьера о нашем прибытии.
Мы тут же перебрались со всем багажом на «La Forte», где я встретил двух своих хороших однокашников, Лойе и Райе (Loyer et Rahier).
Понедельник, 20 марта 1855 - В 10 часов утра все было подготовлено для официального объявления в должности адмирала Фуришона (Fourichon). Экипаж стоял частью на пушках батареи, частью на реях; офицеры при полном параде построились на палубе.
Появился адмирал в сопровождении штаба; его брейд-вымпел поднялся на бизань-мачту, тринадцать пушек дали салют, под крики «Да здравствует император!», а оркестр играл национальные марши. Затем весь экипаж встал строем. Адмирал провел смотр, после чего произнес короткую и энергичную речь и и представил г-на де Керсосона (Kersauson) как нового командира фрегата. Эта военная церемония на борту корабля, недавно принявшего русские пули и ядра и готового вскоре встретить их снова, была торжественной и трогательной.
Каждый из нас занял свою должность. Адмирал назвал офицеров, которые должны вернуться во Францию вследствие переполнения штата. Это гг. капитаны Миньяк и Кандо, гг. лейтенанты Буйон и Арле (Bouillon et Harlé), также г-н д’Адемар (d'Adhémar), недавно произведенный в мичмана.
На «La Forte» остается следующий офицерский состав:
- Фуришон, контр-адмирал, командующий станцией.
Главный штаб:
- Аллигон (Halligon), лейтенант, начальник штаба;
- Сувиль (Souville), лейтенант, адъютант;
- Пено де Лагарльер (Penaud de Lagarlière), суб-интендант, интендант эскадры;
Отец Метери (Metairie), капеллан.
Офицеры фрегата:
- де Керсосон, капитан второго ранга, командир;
- Лойе, лейтенант, старший помощник;
- Райе, лейтенант, начальник артиллерии;
- Тома (Thomas), лейтенант, начальник десантной партии;
- Гавейн (Gauvain), лейтенант, начальник шканцев;
- де Керсен и Мозимо, (de Kersaint et Mozimau), мичмана;
- де Болье (de Beaulieu), помощник интенданта;
- де Лапорт (De Laporte), старший врач;
- Деперьер и Герен (Despériers et Guerin), врачи 2-го класса;
Бенар, Арве, Дюфрене де ла Шовиньер, Даникан и Амлен (Bénard, Moisson, Dufresne de la Chauvinière, Danycan et Hamelin, aspirants), аспираны (гардемарины).
Экипаж претерпел некоторую убыль, как за счёт обычных для всякого похода потерь, так и вследствие атаки на Петропавловск. Тем не менее, общая численность команды по-прежнему 500 человек.
Но прежде чем браться за описание нынешнего состояния французской эскадры, следует вернуться к предшествующим событиям.
В мае прошлого года адмирал Феврие-Депуант получил в Кальяо манифест о начале войны. Его эскадра состояла из: «La Forte», 60 пушек, «Eurydice» 32, «Artémise» 32, «Obligado» 14, и парохода «Prony», 300 лошадиных сил. Все корабли были разбросаны; в частности, «Prony», который был бы очень полезен как пароход и могучий буксир, находился где-то на Таити или в Новой Каледонии, никто не знал, где. На целый год, при самых безотлагательных обстоятельствах, этот корабль оказался затерян, как Улисс в океанских просторах.
Английская эскадра, которой командовал адмирал Прайс, имела два 50-пушечных фрегата, «President» и «Pique», корвет «Dido», 18 пушек, и прекрасный пароход «Virago».
Два адмирала, которым требовалось время, чтобы сплотить силы (увы «Prony» остался роковым исключением!) договорились идти вместе на Сандвичевы острова. Первое рандеву союзных сил состоялось в июне на Маркизах; откуда обе эскадры пошли в Гонолулу. Здесь была последняя остановка, чтобы составить окончательный план кампании.
Задачи стояло две: первая - уничтожить русские поселения в С.-В. Азии и С.-З. Америке, а вторая - захватить три военных корабля, крейсирующих в этих морях, прежде всего фрегат «Аврору», который несколько дней провел в окружении наших кораблей на рейде Кальяо и которого англичане очень опасались, как угрозы их торговле.
По первой задаче следует учесть, что англичанам не было никакого интереса уничтожать С.-З. поселения русских, взаимоповязанные с факториями английской Хадсон-Бэй-Компани, необходимые для мехового промысла, и существовало даже соглашение о нейтралитете этих поселений в случае войны. Поэтому поначалу было решено, что мы (французы), не ограниченные подобными сомнениями, своими силами атакуем Ситку, в то время как англичане нападут на Петропавловск, а за русскими кораблями каждая эскадра будет охотиться самостоятельно. Но по размышлении стало ясно, что равное деление было бы неразумно: если Петропавловск представлялся крепким орешком, то силы обороны Ситки незначительны или равны нулю. Поэтому было решено, что мы будет действовать поначалу вместе, отрядив только «Artémise» и «Dido» к берегам Калифорнии в поисках русских кораблей.
Это решение, однако, не покончило с долгими проволочками по любому поводу; адмиралы колебались среди множества мнений, громоздившихся вокруг них.
Адмирал Прайс, старый моряк эпохи имперских войн и старший в чине чем его коллега, в бесконечной осторожности вовсе не желал навязывать свою волю, не вносил своих идей; адмирал же Депуант, мало известный заслугами, был человек в полном истощении тела и духа, без идей вообще, согласный принять все, что вам угодно.
28 августа союзные силы из из шести кораблей вошли в широкую Авачинскую бухту и стали на рейд перед Петропавловским портом, расположенным в одной из внутренних бухточек. Атака была назначена на следующее утро; но вечером к борту «La Forte» подошел катер с «President’а» - сообщить, что адмирал Прайс только что нанес себе смертельную рану из пистолета. Адмирал Депуант в сопровождении своего адъютанта тут же поспешил на «President», где умирающий только и смог сказать ему: «Я только что совершил великое преступление», - откровенные слова, которые опровергают слухи о несчастном случае, которые мы пытались распространить.
Каков был мотив этого самоубийства ? мы не знаем. Адмирал, как говорят, покидая Сандвичевы острова, «сверкал мечом» (т.е. клятвенно обещал победу) и заранее объявил правительству, что Петропавловск будет взят. Возможно, теперь, рассмотрев город, он пришел к убеждению, что не сможет сдержать обещание, и поддался порыву своего сангвинического темперамента? Это предположение наиболее популярно.
После этого трагического события адмирал Депуант имел полную возможность взять главнокомандование твердой рукой, и англичане, движимые чувством иерархии, были готовы подчиниться. Но бедный старик продолжал отпираться, в результате чего предоставил англичан самим себе, оставив себе командование собственными кораблями. Таким образом, атаку на следующий день пришлось отменить, капитанов двух наций созвали на военный совет на борту «La Forte». Адмирал открыл заседание и сказал, что компания столкнулась с неодолимыми трудностями, что город слишком силён, что и сам Нельсон в Генуе был остановлен двухпушечной батареей, и прочую убогую банальщину. В заключение он предложил высказаться каждому капитану.
Г-н де Розенкоа, капитан брига «Obligado», не считая себя вправе перечить начальнику и высказываться за сражение, воздержался от мнения. Г-н де Ла Грандьер, с «Eurydice», ответил сухо, что ответственность принадлежит командующему и он должен сам принимать свои решения. Это дало перевес английской стороне. Таким образом, заседание, столь же бессмысленное, сколь унизительное, закончилось решением возобновить атаку.
30 августа, на рассвете, «La Forte» в одиночку приблизился на десять кабельтовых к батарее на мысу Шахова и привёл её к молчанию. Затем он двинулся на закрытую 12-пушечную батарею, что стояла на берегу, противоположном полуострову, образующему порт; он направил на неё огонь столь методичный и столь точный, что русские вскоре были вынуждены оставить её.
Теперь, когда внешние батареи были уничтожены, только шаг оставался до взятия города и двух кораблей - малого фрегата «Аврора», 44-пушек, и транспорта «Двина», стоявших на шпринге перед ним (фрегатом «La Forte»). Мы были в полной уверенности, что этой второй атаке русские не смогут противостоять и будут вынуждены спустить флаг. Вероятно, адмирал пошёл бы в наступление, если бы не фатальное отсутствие «Prony», ведь имея два парохода, «President» и «La Forte» могли бы встать против неприятеля одновременно; но тут он взял в голову, что перед ним не захудалая крепостица, а Кронштадт, и вместо того, чтобы захватить горстку одноэтажных построек, он поспешно снялся с якоря и вернулся на стоянку в бухте.
На следующий день на кораблях только и было, что жалоб и упреков - половина препирались, другие оставались безучастны. Г-н де Ла Грандьер, офицер заслуженный и авторитетный, требовал реванша любой ценой; своей настойчивостью он вырвал у безвольного адмирала решение о высадке, что всех и сгубило, по его мнению и почти всех офицеров «La Forte» с ним.
Эта новая попытка была предпринята только через четыре дня. Сначала мы легко подавили огонь двух небольших батарей, защищавших внешнюю сторону полуострова Шахова; затем «Virago» отбуксировал все шлюпки, нагруженные десантом, к назначенному месту, неудачно выбранному в середине полуострова - обрывистой горы, поросшей кустарником.
Английские солдаты (морская пехота) высадились первые и, не успев толком построиться, ринулись карабкаться в гору. Следом и матросы, английские и французские бросились атаковать в разных направлениях; что примечательно, наши матросы шагали в лучшем порядке, нежели хвалёная регулярная морская пехота.
Гора была покрыта густыми зарослями и изборождена глубокими оврагами. Едва войдя в это невообразимое переплетение растительности, не только отряды теряли взаимодействие, но, можно сказать, и каждый боец терял из виду своих товарищей. Так семьсот человек карабкались до потери дыхания через этот лабиринт, то и дело пронизываемый пулями, видя иногда людей в красном, которых они иной раз принимали за стрелков-камчадалов и палили в них, а то были англичане.
Английские солдаты, дойдя до определённой высоты, были вдруг изрешечены пулями, не видя откуда, но видя, как три офицера из четырёх упали, они машинально бросились вправо, к своим лодкам, и закувыркались по обрыву в чудовищных кульбитах. Французы, не ведая об этой трагедии, продолжали двигаться вслепую. Лефевр, офицер из моего выпуска, увидел группу людей в красном и, принимая их за англичан, велел своим не стрелять, пошёл им навстречу и был убит наповал. (Лейтенант) Тома, с «La Forte», хладнокровный офицер, достиг вершины горы, и каково было его удивление увидеть английские шлюпки, гружённые солдатами и поспешно удаляющиеся от берега! Он поспешил уведомить об этом г-на де Ла Грандьера, и тот был изумлён не менее. Они велели сигналить сбор; но многие матросы, растерянные в зарослях, приняли это за сигнал к отступлению и принялись скатываться по склону, у которого все вскоре оказались.
Русские, имевшие лучшую позицию, чтобы наблюдать движения своих неприятелей, видя их явное отступление, спустились с горы следом и принялись расстреливать их, в замешательстве грузившихся в шлюпки. (Лейтенант) Бурассе, еще один из моих однокашников, командовавший гребными судами, был убит в своей шлюпке. Напуганные гребцы не смели больше приставать к берегу; высадка обернулась катастрофой. Тогда Тома взял несколько человек и, воспользовавшись укрытием покинутого русскими форта, организовал пункт сбора отставших беглецов, под прикрытием ядер «Obligado», отпугивавших неприятеля.
Последним, под конец посадки, явился капитан Барридж, единственный вооружённый подзорной трубой, но заплутавший в зарослях в первые же минуты дела.
Из 700 человек десанта 207 были убиты либо ранены; потери русских, вероятно, сопоставимы. Таково было это ужасное дело, обернувшееся самыми горькими упрёками в адрес обеих эскадр.
Исправив повреждения в мачтах и снастях, союзные корабли покинули Авачинскую бухту и расстались. «La Forte» отправился в Сан-Франциско, где провел на рейде полтора месяца без единого дезертира - невероятная дисциплина для этого места и такого срока.
Затем фрегат покинул Сан-Франциско и вышел в море, адмирал намеревался направиться на Таити: бедный старик, мучимый раскаянием, боялся депеш из Франции. Всё же ему хватило мудрости отказаться от этой затеи и взять курс на Кальяо - но и туда он не дошёл, поскольку умер от водянки накануне прибытия. Адмирала похоронили с большой пышностью в Лиме, где похоронен и один из его предшественников, г-н Мулак. [Vincent Marie Moulac, 1780 - 1836.]
Эти печальные новости не имели большого резонанса в Европе, поскольку мы его и не желали и поскольку всё внимание было приковано к Севастопольской драме; однако правительства Франции и Англии были уязвлены и объединили усилия, чтобы в следующей кампании отстоять честь оружия и взять Петропавловск любой ценой. Контр-адмирал Брюс, с которым мы встречались три года назад у острова Вознесения, в бытность его коммодором, был назначен преемником адмирала Прайса; с нашей стороны, по досадной оплошности, адмирал Фуришон получил своё назначение гораздо позже. Тем не менее приказ обоих правительств их тихоокеанским эскадрам были дан: собраться 23 апреля у оконечности Камчатки, чтобы тут же атаковать её. Этот приказ был настолько строг, что английский адмирал, отчаявшись дождаться своего французского коллегу, вышел в путь один, со своей эскадрой. Поспешность была нужна, чтобы захватить русские корабли прежде чем вскроются льды и позволят им уйти; но наши силы пребывали в такой плачевной разбросанности, что сыскать их казалось невозможным.
Фрегат «Alceste», недавно прибывший из Франции в подкрепление, резонно не желая, чтобы англичане провели кампанию в одиночку, а также отчасти из тайного опасения, что адмирал вообще не появится, ушёл вслед за англичанами через три дня. «Eurydice», некоторое время назад посланная на Сандвичевы острова, в настоящее время должна была быть в пути в Вальпараисо, а стало быть, вне доступа. «Obligado» как раз находился в Вальпараисо, но с приказом вернуться в Кальяо. «Artémise» вернулась во Францию. «Prony», драгоценный пароход, как пропадал в течение года, так и не подавал вестей. К счастью, «La Forte», главный корабль эскадры, не ушёл на Таити, как того изначально хотел немощный бедолага (le pauvre impotent); но что мог сделать фрегат, если комиссия, слишком озабоченная желанием возвратиться во Францию, объявила его непригодным к дальнейшей службе из-за нескольких повреждений восьмимесячной давности?
В таком немыслимом положении застал свою эскадру адмирал Фуришон, прибыв к самому началу военных действий. Он едва успел, приложив исключительную энергию, принять участие в кампании, чтобы спасти честь нашего флага в этих морях.
С первого же взгляда на «La Forte» он с негодованием отверг нелепые суждения комиссии. Серьёзны были только повреждения грот-мачты и бизань-рея, перебитых ядром посередине и уже прекрасно отремонтированных с помощью шкал (дублирующих брусьев). Более сложно было решить вопрос с провизией. Нам не хватало сухарей и не было времени ждать поставки из Вальпараисо. Нам не хватало пороха, ядер и бомб, но перуанское правительство уступило нам 2.000 килограммов пороха, а что до снарядов, то до прибытия боеприпасов из Франции с нами поделится «Alceste», имеющий полный запас.
27 марта. - Адмирал повёз свою жену в Лиму, к семье Галлахеров, которые оказывали ему сердечное гостеприимство во время нашей экспедиции.
В столице Перу не многое переменилось. Рабство было отменено, и, как следствие, тут же упала культура, а продукты вздорожали.
3 апреля. - В 4 часов пополудни фрегат стал готовиться к отплытию. «Obligado» пришёл утром, но он остаётся ждать следующей корреспонденции и догонит нас как только сможет. В полночь, с лёгким южным ветерком, мы снялись с якоря.
(Продолжение следует)