Как "веселый рассказчик" Василий Завойко катался на рыбах
Я давеча упоминал о литературных успехах будущего адмирала В. Завойко. Он издал книгу в столице, в год женитьбы. Ничего удивительного, что потом ему стало не до баловства пером, если не считать парочки полуанонимных рассказов в "Морском сборнике". Рассказы хоть и не были подписаны, но инкогнито было прозрачным; заметим, что и книга хоть подписана только инициалами, но в тогдашней же рецензии полностью названа фамилия.
Вот эту-то рецензию, состоящую почти сплошь из пространных цитат, я и приведу. (Чего в рецензии нет - впечатлений от первой встречи Василия Степановича с Камчаткой.) Напечатана в журнале "Маяк современнаго просвѣщеніа и образованности: труды ученых и литераторов русских и иностранных", Том 12 . В тип. А.А. Плюшара, 1840
Впечатлѣнія, Моряка во время двухъ путешествій кругомъ свѣта, соч. Лейтенанта В. З. - 2 ч. С. Петербургъ, 1840.
«Двѣ миленькія книжки, собраніе писемъ автора къ сослуживцу, безъ дальнихъ претензій, просто, умно написанныхъ. Двѣ маленькія карманныя книжки, которыя прочтетъ съ удовольствіемъ и морякъ и человѣкъ не бывавшій на морѣ. Авторъ перевидѣлъ многое, перебывалъ въ разныхъ предѣлахъ міра, имѣлъ случай составитъ себѣ порядочный запасъ свѣденій, прокатавшись ровно шесть лѣтъ по разнымъ торнымъ и не торнымъ путямъ Океана (съ 1834 по 1839 годъ включительно). Въ письмахъ его есть нѣсколько повтореній давно извѣстнаго, но есть много и новаго, любопытнаго. Разсказъ его живъ, какъ пріятный говоръ любезнаго повѣствователя въ дружеской, не скучной бесѣдѣ. Стало быть не должно искать въ немъ ни глубокой учености, ни пошлаго педантизма, ни излишняго простора въ описаніи мѣстъ; онъ естественъ, дышетъ истиной, и возбуждаетъ участіе; уноситъ ли онъ васъ въ воображеніи къ дикимъ новооткрытымъ островамъ *) [*) подъ 10°3’ с.ш и 166°5’ долготы на в. отъ Гриничскаго меридіана] или на подъэкваторный фарсъ, пирушку въ честь древнему Нептуну, на трогательное погребеніе сослуживца или на камчатскій балъ для почетныхъ гостей (мѣстное выраженіе). Вы невольно улыбнетесь описанію веселой поѣздки на камчатскіе минеральные ключи или ѣздѣ Сандвичанъ на рыбахъ. Не вѣрите, прочтите, вотъ собственныя слова веселаго раскащика.»
«Еще надобно упомянуть что я ѣздилъ здѣсь (на О. Воаго, одномъ изъ Гавайскихъ или Сандвичевыхъ) на рыбахъ!
- Какъ такъ? неужто на рыбахъ?»
«Да, Венера каталась на голубяхъ, Бахусъ плелся на ослахъ, еще кто-то носился на деревянномъ пегасѣ и мы всѣ, въ свое время, скакали верхомъ на палочкѣ; а я еще ѣздилъ и на рыбахъ. Пожалуй, любезный братъ, твои сосѣди, мудрые хохлы, не повѣрятъ этому и скажутъ: «описался, да и только!» . . Такъ побожись имъ, що правда, дали Бигъ правда. Нехай воны повирять, що ни одны воны таки мудры, що запрягаютъ у ярмо вола: есть, кажи, и такіе люди за морями, що И рыбу запрягаютъ соби въ човники, тай и издятъ по волнамь, якъ по пашни. Отъ нехай слухають. Дѣло, вотъ въ чемъ:
Когда какой нибудь удалой дикарь, путешествуя въ тихую погоду по заливамъ, замѣтитъ въ водѣ шарка, т. е. акуллу, которая ходитъ обыкновенно фута на два ниже морской поверхности и въ в совершенно спокойную воду бываетъ видна очень ясно, - онъ, для потѣхи, спускаетъ съ своей лодки веревку, сплетенную изъ кокосовой коры, собравъ ее петлями. Шаркъ, извѣстный своею прожорливостію, увидѣвъ веревку, старается ее схватить, а дикарь распускаеть петли все болѣе и болѣе, пока шаркъ не поворотится вверхъ брюхомь, чтобъ какъ-нибудь схватить веревку, потому что у него пасть внизу. Въ тоже мгновеніе удалецъ успѣваетъ подвести веревку подъ рыбу, затягиваетъ акуллу на верхъ, такъ чтобъ на поверхности воды была видна одна голова. Прикрѣпивъ веревку къ носу лодки, охотникъ уже не заботится больше ни о чемъ, и только правитъ съ кормы весломъ, куда ему нужно. Чѣмъ сильнѣе рыба мечется, тѣмъ быстрѣе идетъ лодка впередъ. Такимъ образомъ мнѣ случилось разъ путешествовать два часа: полагаю, что я проѣхалъ, по крайней мѣрѣ, 14 верст.»
Кто хочетъ видѣть какъ наши моряки шутя обходятъ теперь ужасный мысъ Горнъ (Южную оконечность Огненной земли), тотъ прочти любопытныя страницы 1-й части: 129, 130 и сл.
Угодно ль прочесть еще какъ стоически переносятъ удальцы офицеры наши морскую скуку? прочтите философскую юмористическую выходку на стр. 13 и слѣд. во 2-й части.
Чтобы лучше ознакомить читателей съ манерою автора, нѣчто въ родѣ - Promenade autour du monde par Arago? займемъ изъ той же 2-й части описаніе всхода на г. Кавалькадо (близъ Ріо Янеиро въ Бразиліи).
….»Только 20 числа я былъ на Кавалькадо, и признаюсь, одинъ видъ съ ея вершины вознаградилъ меня за все, этотъ видъ по истинѣ можно назвать волшебнимъ. Однимъ взором обозрѣвыешь все: городъ, рейдъ съ кораблями, острова с деревьями, даль моря, вздымающіяся одна надъ другою горы… и все это въ самой прелестной миньятюрѣ. Я забылся, глядя отсюда; какъ будто очутился посредствомъ ковра-самолета, Богъ знаетъ, въ какомъ царствѣ, тридесятомъ государствѣ; а между тѣмъ стоило только подняться на вершину горы Калькавадо и окинуть глазами вокругъ себя горизонтъ. Сколько есть тамъ людей, подумалъ я потомъ, глядя внизъ, которымъ и не грезится такого чуда въ двухъ шагахъ отъ ихъ стула или прилавка; и все оттого, что имъ некогда подняться самымъ обыкновеннымъ путемъ на нѣкоторую высоту!... Сколько и такихъ людей, прибавилъ бы я, еслибъ былъ Круммахеръ, которые видятъ въ природѣ одни ея углы и шероховатости, - грязь улицъ, тѣсноту въ комнатахъ, давку въ своихъ сонныхъ сношеніяхъ, только оттого, что имъ недосугъ въ цѣлую жизнь подняться на высоту идей мудраго, который часто бываетъ для этихъ самыхъ людей постоянною цѣлью ихъ пошлаго остроумія? . . .»
«Но я знаю твою аккуратность. Ты вѣрно хочешь слышать подробно, какъ я взбирался и какъ взобрался на эту несравненную гору, которую ты, может быть, уже готовъ воображать той самой,
«глѣ роза безъ шиповъ ростетъ;» -
и гдѣ реальное является идеальнымъ. Можетъ быть, ты, какъ прозаикъ и философъ только практическій, хочешь просто знать, чѣмъ разнообразится дорога по горамъ Бразиліи? Вот тебѣ простосердечный обо всемъ отчетъ. «Вспрыгнувъ на лошадь, я поскакалъ сперва во весь духъ, ничего не замѣчая и ничего не видя, пока мой борзый конь не усталъ до нельзя, а между тѣмъ и сама дорога стала узка и камениста; вслѣдствіе чего я и началъ любоваться сперва растеніями, а потомъ и всѣмъ окружающимъ. Только тутъ я увидѣлъ обоими глазами эту исковерканную землю, горы надъ горами, громады на громадахъ, и ужасныя пропасти, покрытыя растеніями . . . . страшное величіе или, если смѣю такъ выразиться, страшное безобразіе природы! Но когда находишься на какомъ нибудь возвышеніи, и взоръ не остановленъ деревьями, то ему представляется будто разостланъ разноцвѣтный бархатъ: такъ отсвѣчиваютъ отъ солнца разноотливныя листья деревьевъ. Во всю дорогу, почти передъ носомъ, порхаютъ колибри, и плавно пролетаютъ тысячецвѣтные мотыльки удивительной красоты, между тѣмъ, какъ взоръ теряется въ однихъ разнаго рода деревьяхъ, совершенно новыхъ для сѣвернаго человѣка. Мы ѣхали, ѣхали такимъ образомъ, наслаждаясь безмолвно и невыразимо. Природа пѣла намъ во все это время свой Бразильскій гимнъ въ краскахъ и очертаніяхъ, своенравныхъ, жаркихъ и восхитительныхъ. Наконецъ, мы доѣхали, разсыпались въ восклицаніяхъ и . . . . больше нечего описывать, потому что обратный путь, ни по какой риторикѣ, не подлежитъ описанію.»
Однимъ изъ любопытнѣйшихъ мѣстъ этого путешествія показалось намъ описаніе поѣздки автора изъ Чилійскаго порта Вальпарайсо на охоту въ долину Кильето за 95 верстъ во внутренность страны, съ плодородіемъ которой,съ ея домашнимъ бытомъ, образомъ путешествія и живописнымъ положеніемъ Кордильеръ, этихъ поднебесныхъ горъ южной Америки, онъ такъ занимательно васъ знакомитъ. Обширность этого отрывка непозволяетъ продолжать нашихъ выписокъ. Кто захочетъ, тотъ можетъ прочесть это любопытное описаніе, на стр. 40 и послѣдующихъ во 2-й части Впечатлѣній моряка. Прибытіе автора въ нашу Калифорнію напоминаетъ ему о подвигахъ Баранова въ пользу нашихъ колоній. Онъ менѣе строгъ къ памяти сего великаго мужа чѣмъ прочіе наши мореходы. Вотъ какъ описываетъ почтенный В. Завойка «Село Костромитиновку» - прежде бывшую Раншу, (Ranchо, Ранчо - хуторъ) на берегахъ Бодeгскаго залива.
«Знаменитое село Костромитиновка состоитъ изъ одного домика, въ которомъ я сидѣлъ, потчуя моего старика, и изъ трехъ соломенныхъ шалашей, въ которыхъ живутъ трое Русскихъ. Представь себѣ, что эти четыре человѣка управляютъ 250 Индѣйцевъ, которые подъ ихъ надзоромъ отправляютъ всѣ работы землѣделія. Про этихъ земледѣльцевъ можно сказать, что они находятся въ младенчествѣ своего развитія. Они живутъ подлѣ домика, подъ горою, подъ открытымъ небомъ, и хотя имъ иногда не очень нравится работа, однакожъ они не смѣютъ ни удалиться, ни отказаться отъ работъ. Одно нравственное вліяніе четырехъ Русскихъ удерживаетъ ихъ въ повиновеніи и порядкѣ. Другіе Европейцы въ этихъ странахъ набираютъ рабочихъ изъ дикарей слѣдующимъ образомъ. Они отправляются весною внутрь страны, за горы, гдѣ есть жилья Индѣйцевъ, и оттуда цѣлыми толпами пригоняютъ ихъ къ селенію. За мужчинами слѣдуютъ ихъ жены. Когда партія прибудетъ къ селенію, имъ объявляютъ чрезъ толмача, что они должны работать, и что по окончаніи работъ имъ будетъ награда. Кормъ состоитъ въ разболнанной на кипяткѣ мукѣ, а по воскресеньямъ в фунтѣ мяса на человѣка. По окончаніи работъ имъ раздаютъ по рубашкѣ, по платку, или что нибудь другое изъ одежды, или же нѣсколько бисеру, и отпускаютъ восвояси. Но дикари послѣ этого не удаляются еще въ свои горы и получивъ вещи, начинаютъ между собою игру, которая состоитъ въ метаніи костечекъ и продолжается иногда цѣлую недѣлю. Когда вещи всѣ перейдутъ наконецъ въ руки нѣсколькихъ, тогда вся толпа поднимается и уходитъ.
«По сосѣдству съ нами, есть одно селеніе, подъ управленіемъ Калифорнскаго Губернатора Вoего. У него Индѣйцы убили 55 головъ скота. Воего на другой же день, ничего не разбирая, кто правъ, кто виноватъ, приказалъ убить 55 Индѣйцевъ. Вотъ какъ любезный другъ, поступаютъ люди, заѣхавшіе сюда на чужія земли; и все это, разумѣется, для блага и просвѣщенія дикихъ. Впрочемъ, надобно сказать и то, что дикари Калифорніи еще очень не скоро будутъ въ состояніи развиться, если даже съ ними станутъ поступать и по человѣчески. Представь себѣ самую "спокойную лѣнь, безчувствіе и отсутствіе всякаго любопытства, къ чему бы то ни было. Дикарь лежитъ безъ одежды, на солнцѣ, и если его кто нибудь не ударитъ, есть надежда, что онъ даже не увидитъ ничего вокругъ себя, пока не захочетъ поѣсть. Но и этотъ подвигъ ему не стоитъ никакого труда или движенія, потому, что плодъ самъ валится къ нему съ тогожъ дерева, подъ которымъ онъ печется, подобно этому плоду, на одномъ солнцѣ. Разъ подвели къ одному такому дикарю обезьяну. Онъ приподнялъ голову, посмотрѣлъ на нее, на человѣка - и опять уткнулся въ землю, не показавъ ни малѣйшаго движенія любопытства. Тупость неимовѣрная, которую если можно съ чѣмъ нибудь сравнить, такъ развѣ сравнить съ тупоголовіемъ Индостанскихъ факировъ, которые успѣваютъ обрости бородой до земли, не перемѣняя избраннаго однажды на многіе годы положенія. Только тѣмъ въ моихъ глазахъ и отличается Калифорнскій Индѣецъ отъ любаго животнаго, что животное не умѣетъ смѣяться, а этотъ скалитъ иногда свои зубы. «Вставъ по утру, я былъ очевидцемъ всѣхъ распоряженій по работамъ и потомъ отправился въ путь. Тутъ изрѣдка встрѣчался порядочный лѣсъ. Между прочимъ я видѣлъ одно дерево, называемое чага, которое бываетъ толщиною въ окружности около семи саженей, и замѣчательно тѣмъ, что колется въ какую угодно толщину, безъ щепъ, такъ, что для него не нужно пилы. Видѣлъ я еще и многіе другіе роды деревьевъ, неизвѣстные на сѣверѣ; но описывать ихъ, по одному моему бѣглому взгляду, память отказывается.
«Въ 9 часовъ пріѣхалъ я въ селеніе Россь. Оно расположено на самомъ взморьи. Это крѣпость, въ которой домъ правителя, контора и домы чиновника сельскаго хозяйства, конторщиковъ и прикащиковъ. Крѣпость внутри и снаружи содержится въ чистотѣ и порядкѣ. Она выстроена изъ досокъ чаги. Числа пушекъ не помню, потому, что ихъ не считалъ. Внѣ крѣпости находится селеніе, котораго жители - женатые промышленники. Избы ихъ построены изъ чаги. Есть у нихъ большой скотный дворъ съ принадлежностію, вѣтряная молотильная мельница. Въ селеніи Россъ и на Раншѣ Мунина состоитъ всего 120 Русскихъ промышленниковъ съ дѣтьми, женами, и 50 Алеутовъ, завезенныхъ сюда еще при Барановѣ. Окрещенныхъ Индѣйцевъ 8 мужчинъ и 51 женщина.
«Я провелъ въ селеніи Россъ и въ разъѣздахъ по его окрестностямъ двое сутокъ. Осмотрѣвъ, что было возможно, я воротился съ нашимъ докторомъ на корабль. На другой день пріѣхалъ къ намъ и Г. Правитель Колоніи, а 12 Августа мы оставили пустынный заливъ Бодeго, которому названіе вовсе дано не по шерсти, потому что Бодeго по-Испански значитъ шинокъ или гостинница, а въ этой гостинницѣ только мы одни и гостили. Матросы умѣли его перекрестить гораздо лучше. Они говорили: заливъ Бодяга, Ранша-то бодяга, и Индѣйцы-то бодяги, да и все-то это селеніе бодяга.»
Въ концѣ сочиненія своего (въ послѣднемъ письмѣ при вторичномъ посѣщеніи острова Воаго) знакомитъ насъ авторъ съ интересною колоніею шкиперовъ, большею частію сѣверо-Американцевъ поселившихся на островѣ Воаго и заведшихъ тамъ свои купеческія суда; о двухъ изъ нихъ сообщаетъ два трагическіе анекдота.
Но довольно. Кто прочелъ нашъ разборъ, тотъ вѣроятно захочетъ прочесть и Впечатлѣнія Моряка. Искренно желаемъ, чтобы они заняли его также пріятно какъ мы то испытали, при разборѣ ихъ, надъ собою..
П. К. [Вероятно, П. Корсаков - так подписана предшествующая рецензия в журнале.]
Поистязав читателя ятями и ерами, в самую пору сказать, что «Впечатления моряка…» ныне переизданы. Камчатский краевед Н.С. Киселёва получила раритетную книжку от правнучки В.С. Завойко - Е.В. Гриневецкой. Текст полностью опубликован в сборнике:
Камчатский летописец. Выпуск 1. Ред.-составитель С. В. Гаврилов. Петропавловск-Камчатский, 2011. Сс. 5-70.
Сборник доступен в формате pdf (но почему-то при попытке просмотра текста показывает кракозябры).